разговаривал!
который говорил с Аверкиным в первый раз. Отставного майора это не смутило:
Забродов был широко известен как первоклассный имитатор, способный
изобразить кого и что угодно - от чириканья лесной пичуги до трубного рева
разгневанного генерал-лейтенанта. Нынешний голос бывшего инструктора был
хриплый, простуженный, почти нечеловеческий, словно Забродов говорил
животом.
косить, майор. Тут карьеру спасать надо, престиж фирмы, а он ваньку валяет.
Смотри, майор, не одумаешься - тебе этого не простят. И фирмачи твои, и те
чучела в погонах, на которых ты раньше работал. Они тебе все припомнят,
майор. Да и о семье подумать не мешало бы, как ты полагаешь? Жену-то любишь,
небось? А дочку?
трезвея от ярости.
зажатой в нем рюмки отломилась с жалобным щелчком. - Если ты так хочешь...
Хорошо, я тебя слушаю.
Пусть потешится, раз уж не хватает ума вовремя остановиться. Но когда весь
этот бред достигнет своего апогея, и из каких-нибудь кустов, как чертик из
табакерки, выскочит сияющий, довольный собой Забродов, вместо аплодисментов
он получит по зубам - прямо по своей идиотской ухмылке, от души, с
разворота...
Слушаю и все время слышу какой-то пьяный бред. В последний раз тебя
спрашиваю: ты собрал деньги?
башкой: где я возьму такую сумму?! Ну где?!
можешь дать. Людям помогать надо. Сегодня я тебе, завтра ты мне... Так
сколько?
голос. И имей в виду, что ты снимаешь с меня последние штаны.
безумной игрой. - Бери пятнадцать и скажи спасибо. Эта информация, если
хочешь знать, яйца выеденного не стоит. Она давно протухла, только поэтому
ты и смог до нее докопаться.
нем нотки уважения. - Знаешь ведь, что у тебя граната без кольца в заднице,
а все равно торгуешься, характер доказываешь. Бог с тобой, приноси двадцать
косарей, и разойдемся по-хорошему. Не отбирать же у твоей дочки последний
кусок хлеба! Только не вздумай шутки шутить, Аверкин.
мне с тобой тягаться!
скрытых камер и всяких ваших штучек. Замечу - пожалеешь.
Только не жди, что я полезу к тебе обниматься, - добавил он, не удержавшись.
записывающее устройство, с помощью присоски укрепленное на верхней части
телефонной трубки. Устройство ему одолжил Мещеряков. Оно автоматически
включалось, как только Аверкин снимал трубку, так что весь разговор с
шантажистом теперь был записан от первого до последнего слова.
растоптать ее к дьяволу вместе с диктофоном, но потом он подумал, что, когда
все раскроется, Забродов станет отпираться или, в крайнем случае,
утверждать, что он, Аверкин, ни о чем не догадывался до самого конца.
Кассета послужит веским доказательством того, что он лжет, и тогда Забродову
не миновать позора.
кто бы то ни было делать из него дурака? Из него, боевого офицера,
прошедшего огонь и воду! Почему из-за чьих-то дурацких шуток он три дня
ходил сам не свой, отправил жену и ребенка к черту на рога, в Калугу,
которую они обе терпеть не могут? Почему, черт возьми, из-за чьего-то
гипертрофированного чувства юмора он напился с утра пораньше и сломал одну
из двух оставшихся от свадебного набора рюмок?
рюмку в мусорное ведро. Оказалось, что он вдобавок еще и порезал себе
ладонь, запачкав кровью светлые спортивные шаровары, в которых ходил дома.
сидел неподвижно, тупо уставившись в противоположную стену. Потом он встал,
полез в платяной шкаф и выкопал из-под стопки полотенец старенький
?вальтер?. Вхолостую пощелкав курком, Аверкин сунул пистолет на место:
все-таки он был недостаточно пьян для того, чтобы выяснять отношения с
Забродовым при помощи пушки девятимиллиметрового калибра.
плечо потертую кожаную сумку, бросил в нее пустую коробку из-под обуви,
чтобы спектакль был реалистичным до конца, проверил в кармане сигареты и
вышел из дома, так ахнув дверью, что по всем этажам его двенадцатиэтажного
дома прокатилось гулкое эхо, похожее на отголосок пушечного выстрела.
***
вернулся за столик в пельменной.
Руки он держал в глубоких карманах удлиненной матерчатой куртки,
приобретенной утром в магазине спорттоваров. Из-под куртки виднелись
новенькие голубые джинсы и серая майка. В сочетании с белоснежными, по моде
прошлого десятилетия, кроссовками этот наряд придавал Баландину вид
несколько мрачноватого легкоатлета, ушедшего на тренерскую работу. Держался
Баландин легко и свободно, как будто простреленное и кое-как забинтованное
плечо не причиняло ему ни малейшего беспокойства. Глядя на него, Чек с
содроганием припомнил один из эпизодов минувшей ночи, когда полумертвый от
потери крови, усталости и болевого шока Баландин заставил его снять повязку,
помочиться на нее и снова наложить вонючий бинт на рану. ?Дурак ты, сява, -
сказал он Чеку в ответ на его слабый протест. - Это же самое что ни на есть
верное средство. Вот увидишь, заживет, как на собаке. Если бы не это дело, я
бы уже десять раз сгнил.
- Это какой-то оживший моток колючей проволоки. Потерял черт знает сколько
крови, и при этом пьет водку, как воду из-под крана, и держится, как генерал
на параде. Интересно, что он станет делать, когда достанет Рогозина?
Наверное, рассыплется в пыль и развеется по ветру..."
стола бутылку, до половины наполнил стаканы и не чокаясь, без тоста
опрокинул свою порцию в черный тоннель глотки.
поднося его сначала к левой, потом к правой ноздре. - Нормально, сява. На
двадцать косарей этот фрайер раскололся.
пальцах граненый стакан. - Но я, признаться, и на это не рассчитывал.
принимаясь хищно, с аппетитом жевать. На его скулах заплясали желваки. - Я,
признаться, думал, что все эти компьютеры, компакт-диски и пароли - чистое
киношное фуфло. Как можно отдавать деньги - большие деньги! - за то, что
даже нельзя взять в руки? Да чего там в руки - на это и поглядеть-то нельзя!
А оказывается, этим тоже можно торговать. Нет, сява, если так пойдет и
дальше, ты у меня человеком станешь.
зовут меня Чеком.
не решу, что хватит... А пельмешки хороши! У дяди такими не угощали.
напоминали дерьмо с перцем.
еще гульнем! Вот разберемся с нашим Юриком, и на все оставшиеся бабки
загуляем так, что чертям тошно станет. А пока придется потерпеть. До такого
туза добраться больших бабок стоит... Кстати, о бабках. Что мы этому
фрайеру, Аверкину твоему, взамен бабок отдадим?
спутало ему все карты, и он напрочь позабыл, что речь идет не об ограблении,
а о торговой сделке.
отдать ему этот диск?
косарей? Нет, в лагере, конечно, за пачку чая могут на пику посадить, ну так
то в лагере, а на воле дело другое. Мочить, сява, надо, когда другого выхода
нет.
Баландин. - Я же говорю, несчастный случай... И вот, что, сява: ты меня не
подкусывай, не люблю. И слинять не пытайся, все равно не получится. Я тебя и
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Браун Дэн
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк