есть руками, но, встретив строгий взгляд брата, тут же взял
нож и вилку. Услышав звучную отрыжку, Кривошеев брезгливо
скривился:
повязал ему галстук, помог надеть пиджак.
брата браслетом портативный компьютер.
послушно следовал за братом.
Кирилл Андреевич. - Что бы тебе ни говорили, отвечай одно -
голова болит, но теперь лучше, лекарство помогло. Повтори.
но он знал: голоса у них очень похожи. Самого же себя
человек слышит искаженно, поэтому и не узнает свой голос,
записанный на магнитофон или спародированный подражателем.
поддается дрессировке и уже усвоил тот необходимый минимум,
который он хотел в него вложить. На сегодня хватит.
столом. Убогость снятой квартиры на умалишенного не
производила ровным счетом никакого впечатления. За время
пребывания в сумасшедшем доме районного городка он привык ко
всему.
огромный таракан. Кривошеева же передернуло, он поморщился и
спросил у брата:
Андреевич, - не очень уверенно произнес сумасшедший.
много лет. Они всплыли в памяти, как умение пользоваться
ножом и вилкой.
Кривошеев.
протянул ему свой паспорт.
фотография.
ты тогда кто?
полковник налоговой полиции. - Ты - пациент, я - психиатр.
Моя задача сделать тебя нормальным. Я тебя вылечу.
Чего доброго, выберется на улицу или выпрыгнет из окна, но
Кругловский предупредил, что если приказать Евгению, то
приказ будет выполняться неукоснительно. Доказательством
тому было то, что брат просидел в клинике на стуле в одной и
той же позе почти час.
спать.
ты можешь делать, - это ходить в туалет.
раздеваться, аккуратно сложил одежду на стул, лег в кровать,
натянул одеяло до груди и закрыл глаза.
пребывания в сумасшедшем доме Евгений привык спать со
светом.
машине, взглянул на окна. С улицы можно было подумать, что в
квартире спит маленький ребенок, который боится темноты, и
родители включили ему ночник. Картинка была уютная:
цветастые занавесочки и теплый домашний свет.
но развивать дальше эту мысль он не стал, слишком она была
болезненна, терзала. - А волноваться мне сейчас ни к чему, -
подумал полковник. - Я должен быть спокойным, соблюдать
хладнокровие и выдержку, ведь именно от этого зависит успех
задуманного мной предприятия".
- говорили сослуживцы полковника Кривошеева у него за
спиной. - Говорят, тяжело мешки с зерном тягать, но считать
и переводить деньги, придумывая всевозможные схемы, еще
тяжелее. Наш шеф всегда был бодрым, спортивным, подтянутым,
а тут по несколько раз в день жалуется на нестерпимую
головную боль. Всех достал - нет ли таблеточки - и очки
начал носить дурацкие с затемненными стеклами. Глаза у него
болят. Наверное, и глазное давление поднялось. Ведь целый
день, с утра до вечера, на столбики цифр смотрит, компьютер
не выключает. Техника и та не выдерживает, не то что
человек".
добивался. О головных болях Кривошеева знали уже и в
администрации президента, и в офисах олигархов. Данилов даже
предлагал ему своего личного врача.
Закончим все, выпьем коньячку, поеду к жене на дачу, там в
тишине отлежусь, отосплюсь, птичек послушаю, по траве
босиком похожу, яблок поем прямо с дерева.
в океане.
меня выпустит, хранителя государственных тайн.
легкой душой и чистым сердцем устроили бы.
спасли ему несколько миллионов.
грустно улыбался и морщился от нестерпимой головной боли. -
Таблеточки у вас не найдется?
пользовался. Голова даже с похмелья не болела, а тут на
тебе.
произносил Данилов. - Да и коньяк коньяку рознь. Я вам могу
пару бутылок из своего бара предложить.
рассеянным, часто говорит невпопад, всецело поглощен
работой, собственными мыслями и головной болью. По вечерам
его никто не мог найти дома. Кривошеев предупредил:
снимать не буду, по вечерам я гуляю, дышу воздухом.
потревожить или вызвать раздражение.
стал чуть ли не главным человеком в государстве. Именно в
его голове хранились все схемы и очередность их применения в
a+.&-%)h%) финансовой операции.