Чтение 36–й страницы книги ~Опустошители~

в отверстие.

- Просто бросишь девчонку там? - ужаснулась Дженни.

Я глубоко вздохнул. Винить Женевьеву не стоило.
Пожалуй, вопреки всем приказам, надо было довериться миссис
Дрелль.

- По причинам, о коих не могу распространяться, -
объявил я, - Мюйру полагается сбежать. Лучше всего - прямо в
моем фольксвагене. Весьма надеюсь, он умеет водить немецкие
машины. Ежели нет - придется научить.

Самым ужасным оказалось то, что слова мои чуть не
обратились пророчеством. Когда мы возникли на выходе из
тоннеля, бравый моряк продолжал размышлять: куда и какая
злая фея запрятала первую передачу.

Подняв глаза и увидев нас, Гастон удвоил умственные
усилия - а может, передвинул рычаг наобум - и взлетел по
довольно крутому откосу, разбрызгивая гравий направо и
налево. Повернул руль, не без лихого неумения развернул VW и
помчался вспять, набирая скорость с каждой новой секундой.

Он устремлялся к сосновому лесу.

Выхватив парабеллум, я послал вослед Мюйру две пули,
старательно беря неверное упреждение. Продырявить шину
фольксвагену или, того хуже, голову Гастону было бы чистым
преступлением. А отпускать Мюйра без прощального салюта не
годилось: мог подивиться широкой натуре противника, за
здорово живешь уступившего довольно хороший автомобиль...

Я взял пистолет на предохранитель, засунул за пояс,
покосился в сторону Дженни. Та изучала меня с недоуменным
выражением перепачканного лица.

- Ты, - запинаясь, произнесла миссис Дрелль, - ты
нарочно... позволил ему сбежать! Правда ведь? Я ухмыльнулся
и промолчал.

- Да, нарочно! И нарочно дал захватить себя, правда?
Восседал на бревне и дожидался, пока этот человек
приблизится... Кто ты на самом деле, Дэйв? И чего
добиваешься?

- Если снимешь останки чулков, - ответил я, - будешь
выглядеть чуток пристойнее.

- Если бы не убитый федеральный агент, - выпалила
Женевьева, я решила бы: ты - один из них, только лучше
прочих!

Она осеклась. Побледнела. Воссияла всеми веснушками.

- Ты действительно лучше прочих. И действительно один
из них... Я была права! Только в толк не могла взять, куда
клонится дело. Думала, раскидывают хитрые силки для Ганса...
Вот оно что! Вы любой ценой хотели сплавить похищенные
документы! Чтоб никто ничего не заподозрил... О, Боже мой!
Боже, что я наделала!

Тут уж и я слегка оторопел.

- Объяснись!

- В папке ничего нет.

Я стоял столбом и взирал на Женевьеву. И вспоминал
невнятное предупреждение, полученное накануне. И жаждал
придушить очаровательную веснушчатую женщину. Только теперь
в этом не было ни смысла, ни проку.

Я услыхал, как произношу:

- Повтори, ирландочка.

- Ничего нет! Ничего интересного кому бы то ни было!

- Да я же сам видал...

- Титульный лист! Вот и все, что видал. И все, что
увидала Ноэминь! А под ним - дурацкая частная переписка
моего мужа! Ведь я говорила еще в Монреале: миссис Дрелль
полагают хитрой стервой, шпионкой, а она - самая
обыкновенная женщина, даже не слишком-то умная. И уж никак
не решилась бы на государственную измену. А вы настаивали:
хитрая, расчетливая, себялюбивая... Да я один только раз в
жизни изменила - собственному супругу!

- Но ты же слямзила его портфель! - брякнул я.

- Конечно, я слямзила окаянный портфель! Думаешь, не
понимала, что Герберт заодно со всеми? Как он размахивал
секретными бумагами перед моим носом! Как предусмотрительно
забыл их на диване!

Женевьева перевела дух.

- Все отчего-то уверены: переспишь с вражеским шпионом
- и сам шпионом сделаешься. Только предательство - не
сифилис, им в постели не заражаются. Я поняла, чего хочет
Ганс, позвонила в ФБР. Анонимно, разумеется. Ганса выставили
вон. Потом он возвратился, убежденный, что если мы
переспали, я ради него что угодно сотворю...

Я узнавал нечто любопытное.

- Значит, - переспросил я, - значит, в первый раз Ганса
Рюйтера выдала ты? Кое-кто ломал голову, гадая, каким
образом...

- А что еще оставалось делать? Разорвать на себе
одежду, посыпать голову пеплом и мчаться в службу
национальной безопасности? Зачем?.. Как они следили за мною
после Рюйтеровского бегства... Как докучали... А Рюйтер
попросту манией величия страдал. Позвонил по телефону, велел
выкрасть папку, бежать к нему в Канаду.

- Постой, ведь именно это и говорится в деле.

- Правильно. Меня довели до этого. Разозлили до белого
каления. Вызвать, растолковать и попросить до-мощи не сочли,
"($(b% ли, возможным! Подсунули фальшивку через муженька. Но
у Герберта ведь что на уме, то и на лбу написано. "Эй,
дурочка, твоему любовнику ставят ловушку! Хватай документы,
уноси, убегай! Он же уверен был: я немедля уволоку идиотскую
папку.

- И ты...

- Уволокла. Содержимое, кроме титульного листа,
засунула в комод. Муженек все едино туда не заглядывает,
сколько я его знаю. Папку набила всяческой галиматьей и
прилежно отослала в Инвернесс. Думала: пускай и Рюйтер
порадуется, когда прочтет. И вот как получилось в итоге...

- Н-да.

- Это было ребячеством, шалостью, капризным желанием
подразнить чересчур подозрительных - предъявив им содержимое
портфеля в целости, и насолить чересчур самоуверенным -
отослав полнехоньку бандероль никчемной чуши... Получается,
погубила всю вашу затею...

Я вспомнил трех погибших мужчин, одну погибшую девушку
и другую - пока не погибшую вполне. Вспомнил о полезных
вещах, именуемых радиопередатчиками и реактивными
самолетами... Но даже если удастся поспеть и доставить сюда
нужные документы - что само по себе уже немыслимо, - как
передать их в нужные руки?

Н-да. Карты сданы, играй теми, которые получил.

- Пойди, умойся, - посоветовал я угрюмо.

- А ты?

- А я проведаю больную даму. Дженни встрепенулась.

- Господи, я совсем забыла!

И с ужасом оглянулась на темное устье шахты.

- Ноэминь можно... спасти? Хоть как-нибудь? Помочь?
Вызвать медиков?

- Не в том вопрос, ирландочка, чтобы ей помочь. В том
вопрос, чтобы она помогла нам. А тебя, между прочим, просят
не вмешиваться... И не присутствовать.

Сообразительная Дженни схватила значение сказанного на
лету.

- В просьбе отказываю, - ответила она. - Дай вытряхну
из туфель грязь, а то некуда будет новой попадать.

Для начала я обнаружил в тоннеле свой собственный нож,
валявшийся нераскрытым. Ручку покрывали запекшаяся кровь и
темные, проеденные кислотой пятна.

Я не задавался вопросом, что именно собиралась
проделать Ноэминь этим ножиком. Поднял, обернув руку
платком, обтер о полу пиджака, сунул в карман. Жжения, к
счастью, не ощутил.

Затем попались несколько опаленных лоскутьев ткани.

Сама Ноэминь обнаружилась примерно ста пятьюдесятью
ярдами далее. Она лежала ничком на шпалах, меж двумя
параллельными полосами заржавленных рельсов. Маленькая,
изуродованная, грязная, недвижная. Однако дыхание звучало
громко, хрипло и отчетливо.

Что ж, если сотворил, не брезгуй полюбоваться...

Я приблизил фонарь.

Осторожно перевернул девушку.

Дженни вскрикнула и отвернулась. Кажется, выблевала, но
точно ручаться не могу.

Сам я опустошать желудок не стал, ибо уже видал
подобное в Регине и настраивался на соответствующий душевный
лад.