Чтение 36–й страницы книги ~Бой за рингом~

смотрит на меня, как кот на сало. Дал я ему на чай, хотя мысль так и
сверлила: не хватай ты эту бумажку, скажи портье, чтоб выбросил ее на
помойку, у тебя законный отдых... О слабости человечьи, о любопытство, что
родилось раньше нас! - запричитал Серж. - Раскрываю... "Вам надлежит быть
в Париже... билет Сеул... утверждены специальным корреспондентом на Играх
XXIV Олимпиады... Агенство выражает надежду, что вы с вашим опытом..." Фу,
еще сегодня становится жарко, как вспомню, что я в тот миг почувствовал...
Вот и обретаюсь теперь в Сеуле, и торчать мне там до 2 октября 1988 года и
ни часом дольше!

- Поздравляю, Серж! Ведь это так интересно.

- И ты, Брут... - тяжко вздохнул Серж.

- Мне проще, я приеду в Сеул на три недели, вполне достаточно, -
бодреньким тоном произнес я, в душе завидуя счастливчику-толстяку.

- А может, ты еще до Игр заявишься? - с надеждой полюбопытствовал
Казанкини. - Я для тебя там такое организую! Уже начал обрастать связями и
знакомыми, к Играм буду своим человеком в Сеуле...

- Если Игры вообще состоятся...

- Состоятся. Даже если вы снова не приедете. О ля-ля, они были бы
рады, кабы могли б окончательно отлучить вас от Олимпиад!

- Кто это они? - прикинулся я дурачком.

- Много их, разных. И политики, и мафия. Помнишь, мы с тобой в
Лейк-Плэсиде... постой, постой, а что с тем парнем, вашим боксером, ну,
которого судили в Монреале?

- Дисквалифицировали. Грузчиком работает.

Серж насупился, потемнел лицом - это всегда служило у него признаком
гнева.

- Жалко парня, такой спортсмен... И ты ничем не мог ему пособить?

- Ничем.

- Как же так?

- Он совершил преступление и несет заслуженное наказание, - сказал
кто-то чужой моими устами.

- Я тоже не терял времени даром в Штатах, да и здесь в Сеуле. Кое-что
привез тебе любопытное. Захватил так, на всякий случай, надеялся, авось ты
заявишься на Универсиаду... Завтра встретимся в пресс-центре...

- Хорошо, Серж, - отчужденно сказал я, уносясь в мыслях в предстоящую
через несколько часов встречу с Тэдом. Что-то она мне принесет?

- Я, пожалуй, пойду... Поздно уже...

Я не задерживал Сержа.

Последнее, что я услышал, когда дверь захлопнулась за Сержем, был
грохот опрокинутой металлической пепельницы с песком на высокой ножке,
торчавшей на площадке. Но подниматься не стал, Серж сам разберется.

В низкосидящей, с удлиненным, хищным носом, как у гончей, учуявшей
след, темно-вишневой "тойоте", что беззвучно застопорила у моих ног, рядом
с водителем сидел Яшао Сузуки. Он перевесился через сидение и открыл
заднюю дверцу, впуская меня.

В салоне было отменно чисто и прохладно.

Яша тоже был отглажен и важен, как премьер-министр, в черном строгом
костюме и безукоризненно белой рубашке. Черные волосы были тщательно
приглажены и чуть отблескивали сизым оттенком вороньего крыла.

- Привет, Яша! - бодро воскликнул я, стараясь скрыть нервное
возбуждение.

- Хелло, Олег! - Яша пожал мою руку и, не отпуская, потянул ее влево
и буквально вложил в руку водителя. - Знакомься, это Такаси, он знает
хозяина зала.

Водитель повернулся ко мне, и я увидел продолговатое с сухими,
пожалуй, даже впалыми щеками, с небольшим острым носиком лицо, чуть
обозначенные бледные губы и мощный, как таран, подбородок человека,
способного выдержать прямой удар тяжеловеса. Его пожатие, как он ни
старался, буквально склеило мои пальцы, и еще несколько мгновений они
оставались безжизненными. Я непроизвольно взялся разминать их пальцами
левой, и Яша беззаботно и весело, как ребенок, которому удалось подшутить
над приятелем, расхохотался своим мелким, квохчущим смешком.

- Я позабыл тебе сообщить, что у Такаси - восьмой дан и он один из
самых популярных в Японии каратистов, - сквозь хохот объяснил Сузуки.

Владелец восьмого дана между тем остался холоден и беспристрастен,
точно речь шла не о нем.

- В путь! - крикнул Яша, и Такаси включил мотор с автоматической
передачей и, прежде чем тронуться, надел зеркальные очки.

Я заметил, что пока мы выруливали на трассу, водитель неоднократно
задерживал свой взгляд в овальном широком зеркальце, висевшем слева над
его головой.

- Если б мне еще пару дней назад напророчили, что я стану заниматься
подобным делом, я рассмеялся бы говорившему в лицо! - самодовольно выпалил
Яша, развернувшись ко мне назад настолько, насколько позволяли жесткие
ремни безопасности спортивной машины, способной развивать скорость в 240
километров в час, - во всяком случае, эти цифры были на
серебристо-молочной приборной доске.

- В журналистской жизни всякое бывает, - индифферентно буркнул я, не
догадываясь, в какую сторону гнет Яша.

- С кем угодно, но только не с Сузуки, - разом отбрасывая, словно
маску, веселье, холодно отрезал Яша. - Осторожность и предусмотрительность
- черты японского характера.

- Уж не начинаешь ли ты жалеть о содеянном? - спросил я, стараясь
раскачать Яшу, - больше всего мне не нравилась неопределенность.

- Возможно. Но не от излишней предусмотрительности или осторожности,
хотя и это присутствует в нашем характере. Ты не посвятил меня в суть
дела, и именно это меня беспокоит. А вдруг ты втягиваешь меня в
какую-нибудь противозаконную акцию?

- Извини, Яша, только и впрямь до встречи с тем парнем ничего
рассказать тебе не могу. Мне даже трудно предположить, что откроет мне
этот визит. Поверь, не темню. Но разговор многое может проявить и
расставить все, что я пока имею, по своим местам. Тогда я и введу тебя в
курс дела... Надеюсь, ты не подвержен шпиономании? В противном случае мне
останется лишь попросить тебя остановить автомобиль и высадить меня...

- Я достаточно долго жил в Москве, и у меня много советских знакомых
и друзей, чтобы навсегда избавиться от этого комплекса. - В голосе Сузуки
всплеснулась обида.

- Вот и лады, Яша. Давай лучше условимся, как поведем себя на месте.
Мне не хотелось бы подводить парня... У него положение, кажись,
незавидное, и, честное слово, мне вовсе не улыбается перспектива
усугублять его, особенно если он согласится, Сузуки, говорить...

- Мы с Такаси в твоем полном распоряжении, - великодушно объявил Яша.
- В английском он не силен, а уж русского вообще не знает, подробностей
ему я сообщать не стал, и он даже не догадывается, что ты из СССР. Так для
него будет спокойней, не правда ли?

- Тебе виднее, Яша, - согласился я, хотя в душе почувствовал укор
совести - как-никак, человек лишен правдивой информации, а значит, выбора.
Но выбирать и мне не приходилось, и я полностью положился на Яшу - в конце
концов, это его друг. Освободившись от неуместных сейчас сомнений, я
обратился к Сузуки: - Давай-ка продолжим разговор о нашем поведении на
месте... Итак, ты собираешься укатить за границу и потому решил нанять
преподавателя бокса. Мы - твои приятели, лица незаинтересованные, словом,
зеваки. Идет?

- А предположим, он упрется и скажет, что никак не может, ну, скажем,
занят сверх всякой меры, и хозяин порекомендует другого?

- Ты должен настаивать именно на Горте, тебе нужен
преподаватель-европеец, ведь ты отправляешься надолго работать за границу.
А Горт, помнится, ты такое говорил, единственный иностранец в школе.
Выходит, как ни крути, он и никто другой!

Пусть будет так, - согласился Яша и что-то быстро выпалил своему
приятелю. Тот молча выслушал, но не повернул в его сторону даже головы,
внимательно следя за дорогой, несмотря на ранний час, забитой
автомобилями. Я уже давно обратил внимание, что несущиеся навстречу
грузовики, легковушки, автобусы и трайлеры, контейнеровозы и автокраны
сплошь японского производства. Такого единодушия на европейских или
американских трассах не увидишь.

Водитель только раз едва заметно кивнул головой в знак согласия со
словами Сузуки, но губ так и не разлепил.

- Я попросил Такаси быть предельно внимательным, но без надобности не
встревать, - объяснил мне Яша и добавил: - Хотя предупреждать его излишне
- у этого молчаливого и неповоротливого, на первый взгляд, субъекта
феноменальная реакция на опасность. Поверь мне, я с ним вырос, учился в
одной школе, но никогда не услышал десяти слов, произнесенных за раз.

Разговаривая, я тем не менее по въевшейся за годы странствий по
заграницам привычке краем глаз цепко следил за дорогой, запоминая ее.
Сначала мы завернули в центр, сделали поворот на площади, где я обычно
выхожу из подземки на станции Санномия, чтобы перебраться в автоматический
поезд на Остров. Потом долго катили по верхнему ярусу трехэтажной
скоростной дороги на бетонных опорах. Внизу мелькали какие-то склады,
подъездные пути, справа вскоре заплескались отливающие расплавленным
оловом воды залива; на горизонте, распустив павлиний хвост белого дыма,
застыл пароход. Машина неожиданно нырнула вниз, разворачиваясь вправо, и
Такаси снова на несколько секунд впился взглядом в зеркальце.

Нет, в случае чего выбираться будет нелегко, хотя я и приметил
парочку ориентиров - телевизионную башню и далекую трубу отеля на Острове: