добиваться истины, но что поделаешь с неуправляемым процессом мышления:
хочешь ты того или нет, а вдруг накатится на тебя нежданное, потаенное,
часто давным-давно забытое, казалось бы, оцененное и засланное в самые
дальние, космические тайники памяти.
натиском эмоций, стыд и грусть охватывают после таких душевных
"откровений": стыдно от того, что сам уподобляешься тому, кто вызвал этот
фонтан воспоминаний, грустно, что в такие минуты ты сам теряешь и теряет
тот, кто стал объектом ответной реакции.
спираль воспоминаний, как не гнал мысли о Крюкове, хоть он и обидел,
больше - оскорбил своей интонацией, презрением, черной энергией, опалившей
сердце, а перед глазами, как наваждение, стоял Дима - Дим Димыч. Не по
годам согбенный, с изрезанным ранними морщинами лицом, улыбавшийся мне
жалкой, стыдливой и кривой улыбкой: у него не хватало двух передних зубов.
Он был на два года моложе меня, мы когда-то вместе плавали за сборную
Украины. Но Дима сошел с дорожки раньше - за год до окончания института
физкультуры, стал быстро делать шаги в науке, после получения диплома
вскоре защитился. Его заметили, выдвигали, поддерживали. Он был легок на
подъем, чтоб встретить очередного столичного гостя, принять его в
реабилитационном центре, организовать достойные приезжего шашлыки. Словом,
обычная рутинная жизнь функционера в "провинции".
способных двигать по иерархической лестнице. Дима долго колебался,
нервничал, потому как был из коренных киевлян, - а это люди оседлые,
привязанные к своему неповторимому Крещатику, к бесподобным золотым
куполам Лавры и многоликим картинам, открывающимся с высоких берегов
правобережья на заднепровские дали, к "Динамо" и Караваевским баням,
верные своим кафе и кладбищам и еще тысяче и одной "мелочи", без которых
им не жить.
(как раз подоспело такое предложение и мне, в солидный журнал - с
перспективой), всякий раз приводя "несокрушимый" довод:
бросил свою кафедру в институте и ринулся в руководители. Нет, я неплохо
знал Диму - он не был карьеристом в худшем значении этого слова. Да, он
хотел сделать карьеру, реализовав свои способности и желание работать.
Дим Димыч, так его звали в Комитете, непременно займет пост заместителя
начальника управления. Вид у него был процветающий: эдакий американский
деловой человек, знающий себе цену.
выяснить, куда он запропастился. Особо спрашивать было не у кого, потому
что Крюков, а именно под его началом делал карьеру Дим Димыч, сам уволился
из Комитета, занявшись тренерской работой.
воды ("Динамо" закрылся на очередной, из серии бесконечных, ремонт) заехал
холодным, дождливым вечером, я не узнал в мелком согбенном старичке еще
недавно блестящего и энергичного, всегда подтянутого Диму.
обратился он ко мне, вытирая ветошью испачканные мазутом руки.
Димы заканчивался.
каком-то задрипанном, может, даже с чужого плеча некогда коричневом
макинтошике, в разбитых ботинках на микропорке, давно утративших
первоначальный цвет. Трясущиеся руки да бегающие, собачьи глаза выдавали в
нем профессионального алкоголика.
Может, посидим где?
трудно придумать. Но это был Дима. Дима! Разве мог я пройти мимо, не
узнать, что стряслось и чем можно помочь?!
поначалу пускать не хотели, довелось пригрозить именем Христо Роглева,
директора комплекса - моего давнего доброго знакомого.
обидой, но с горечью, с укором произнес эти слова. - Не суди строго...
Поплыл, но не сам - подтолкнули. Понимаю, понимаю, возразишь, отмахнешься
- мол, ежели б не был безвольным, куклой-марионеткой в чужих руках,
удержался бы... Чего там... мог удержаться, да толкали в спину и в шею
гнали, чтоб сгинул с глаз... не могли простить...
состояния не дохожу. У меня сейчас мозги так светлы, не дай бог... Отчего
спросишь? Жжет, пробирает насквозь обида... Скажешь, еще не поздно
вернуться, нет ничего невозможного... слышал, на каких только собраниях не
учили умуразуму. Сломался, старина, Дим Димыч. Сломали... так верняк
будет. Кто? Сейчас скажешь: спятил, рехнулся Столяров, нет ему доверия.
Нет, Романько, вот здесь, - он стукнул себя в грудь так сильно, что чуть
было не свалился со стула, я едва успел его поддержать, - жжет, прожигает
насквозь обида. Ясно, на себя, в первую голову, но и на тех, кто живет
припеваючи, хоть и столкнул меня в помойку, где мне случается искать, ты
уж прости за откровенность, закусь...
согласился на эту ничего не дающую - ни мне, ни Диме - встречу. Он был
алкоголик, и никто - это я знаю доподлинно - не спасет его.
пока не толкали меня туда, где я теперь обретаюсь, у меня не было
сложностей с этим делом, да ты ведь лучше других знаешь. Крюков меня
столкнул сюда, да, Вадь Васильевич, чистюля и респектабельная особа... Что
ты на меня уставился, как баран на новые ворота? Прости, жжет, не
сдержался. Крюков... Ты спросишь, как же это мы из друзей не разлей вода
превратились во врагов? Да проще не бывает, пойми! Заловил я его на некоем
бизнесе... На каком? Не-е, он валютой не баловался, на этом другие горели.
Он привозил медикаменты, на них ни один таможенник не клюнет. Только
медикаменты особые, стимуляторы, то бишь допинги. У нас тогда этим мало
кто всерьез интересовался - ни тебе допинг-лабораторий, ни
допинг-контролей. А деньги за них платили - тебе и не снилось! Думаешь,
зол Столяров на Крюка, вот и лепит, что в голову придет. Доказательства?
Доказательств нет. Хотя с них-то все и началось. Плесни, не жалей! Да, так
вот. Я выловил у него в столе, случайно, клянусь, он только час назад как
из-за бугра прилетел, не успел распределить "подарки". Смотрю, голубые
таблетки, название - дианабол, стопроцентный стероид, это ребенку
известно...
все еще не подняв веки, продолжил: - Ничего не сказал я тогда, каюсь, но
начал прислеживать за ним: кто приходит, с чем уходит, как расплачиваются.
Он-то обнаглел, чуть не в кабинете распродажу устраивал.
Гаврюшкину. Так, мол, и так, Вячеслав Макарович. Тот побледнел, на кнопку
жмет, рука пляшет - Столярова ко мне! Является Крюк, интересуется, в чем
дело и почему его потревожили, он как раз отчет составляет о победном
вояже спортивной делегации за границей...
повел - указывает на меня.
Макарович, хотел вас поставить в известность, да жалость, ложно понятое
чувство долга - ведь это я Столярова из Киева вытаскивал, рекомендовал -
удерживало. Предупреждал, чтоб бросил, но... Тут я не выдержал и чуть не
врезал ему по харе. Но Гаврюшкин удержал меня.
- Дим Димыч заплакал, размазывая слезы по темным худым щекам.
различал отдельные слова.
чтоб спасибо сказал, что не передали дело в прокуратуру. И свидетели у
них, понимаешь? - выискались, им якобы продавал я допинги!
распростертыми объятиями, но как только с Гаврюшкиным или Крюком
поговорят, - от ворот поворот. Больше года без работы тынялся по Москве,
проел, но больше пропил все, что имел. Жена за двери выставила, и
правильно сделала, кому такой нужен. Последнее место работы - на кладбище,
подменным в бригаде олимпийского чемпиона по хоккею отирался, пожалел он
меня, потому как еще по Комитету помнил...
жива, прописали...
после меня тоже слинял из своего кабинета, в тренеры подался... Слышал,
Федька Нестеренко в его ручки золотые попал. Ну, Крюк из него выжмет
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Херберт Фрэнк
Свержин Владимир
Трубников Александр