смешанной с каким-то резким ароматом.
черными, блестящими и бездонными, она видела в них свое отражение - и не
узнавала себя.
и, прежде чем она успела что-то сообразить, Киеу наклонился к ней, и, заведя
ей за голову свой стальной прут, притянул ее к себе. Она почувствовала, как
его язык начал слизывать бисеринки пота с ее губ и лба. Это было настолько
острое ощущение, что она застонала, колени у нее подогнулись, она откинулась
назад и упала бы, если бы ее не поддерживал прут. Прут был горячим, как и ее
тело.
что на груди его совершенно нет волос, и это настолько ее поразило, что она
протянула руку и провела ладонью по его гладкой мускулистой поверхности. И
вскрикнула - рука ее словно погрузилась в пылающую реку, и огонь этот
передался ей, пробежал по всему телу и жарким озером разлился у нее между
ног.
взгляда и удерживала его вытянутой рукой. Его кожа казалась бронзовой, и
когда она смотрела в его глаза, ей казалось, что она смотрит на солнце.
жидкость, по которой пробегали волны страсти. Голова кружилась, стала
легкой-легкой, а бедра и ноги налились тяжестью. Она переставала быть самой
собой, она стала фантомом, плодом чьего-то воображения, и, глядя в глаза
Киеу, она поняла, чьего.
словно тяжелые крылья. Он медленно притянул ее к себе и начал тихо
поглаживать внизу живота - она вспомнила сиамского кота, который был у нее в
детстве: как этот кот урчал и изгибался, когда она поглаживала его за
острыми ушками. Господи, сейчас она походила на этого кота!
себе, все плотнее, плотнее, она жадно приникла к его губам - жизнь с
Макоумером развила в ней ненасытную жажду.
словно он весь превратился в этот огромный орган, и она, одной рукой
приподнимая подол платья, шептала: ?Сюда, сюда?. Ее экстаз рос, она впервые
в жизни стала молить мужчину войти в нее. Почувствовать его, ощутить его
внутри себя, раскрыться его глубокому и горячему проникновению - вот чего
ждала она сейчас больше всего на свете.
обхватила его могучий орган, ощутив на пальцах его и свою влагу.
цивилизации слетел с нее, она обхватила его спину ногами, и, подталкивая его
пятками, буквально впихнула в себя.
привычную в этих ситуациях боль. Внутри него все опять умерло, похолодело, и
хотя он исправно вершил свою работу, это была всего лишь работа, он как бы
наблюдал за ее страстью со стороны, и с любопытством ученого фиксировал ее
проявления. На него нахлынули воспоминания жаркой ночи в Камкармоне;
распахнутое окно, колеблемые ветром занавески, и Малис, распростертая на
постели, ласкающая себя Малис. Каменные чеди склонились над ним, он
почувствовал сладковатый запах тления, запах подкрадывавшейся к нему смерти.
Он почти не отреагировал на длительные конвульсии Джой, почти не заметил,
как она сползла с него, стала перед ним на колени и начала ласкать его
языком. Она помогала себе руками, она ласкала, впитывала, сосала его, и его
единение с ней - он все еще ощущал это единение, она слишком была похожа на
него в своем одиночестве и горечи - пробудило в нем те чувства, которые он
предпочитал бы в себе не тревожить. Смерть неслась к нему на всех парусах,
сладчайшая боль волнами пронизывала его кмоч, и он яростно вертел головой,
стараясь отогнать удовольствие, готовое поглотить его целиком.
жидкость, еще более соленую, чем кровь, спазм за спазмом сотрясали его, и
все новые и новые фонтаны этой жидкости проникали ей в рот.
***
центра ?Бельвью? - они стояли с погашенными фарами, пустые, да и вообще в
полночь возле Центра медицинской экспертизы было тихо, как на кладбище. Но
только снаружи - внутри здания работа не прекращалась круглые сутки. И,
считайте, вам повезло, если удалось хоть на несколько минут поймать
какого-нибудь младшего по статусу из медицинских экспертов.
негр с прической ?афро? и зубами крупными, как лопатки. Детектив показал ему
свой значок:
?Эбони? и уже
собирался побранить его, но затем передумал и спросил:
скукотища.
происхождения, по виду где-то под сорок. На ней был зеленый хирургический
халат, темные блестящие волосы стянуты в узел.
словами, и Туэйту это сразу не понравилось.
площадке и он бросил в присутствии детей бранное слово.
если вам, конечно, нравятся бунзеновские горелки, перегонные кубы, колбы и
толстые учебники по патологоанатомии. Туэйту все эти вещи определенно не
нравились.
бумагами столом. Повернулась к нему, сунула руки в карманы, закинула ногу на
ногу. Туэйт увидел, что она обута в ортопедические ботинки - плоскостопая,
подумал он. Так ей и надо.
мне надо успеть написать еще три отчета, а в десять утра выступать в суде.
поручил расследование его группе, а он перепоручил Эндерсу и Бораку.
Типичное дело, некий член банды ?Драконов? был застрелен с близкого
расстояния из малокалиберного пистолета в оркестровой яме кинотеатра
?Пагода?, что на Восточном Бродвее.
жевательной резинки. Ну, меня поймали за этим занятием и назначили в ночную
смену. А вы почему задержались?
иронию. Потом обернулась, достала из стоявшего за спиной металлического
шкафа папку и швырнула ему через стол:
Он медленно полез в карман, достал свежую пачку сигарет ?кэмел? без фильтра,
отодрал ногтем целлофан.
ответил, глубоко затянулся и со свистом выпустил дым. Медэксперт с
отвращением отвернулась.
полицейское управление, но у Туэйта была иная задача.
насильственной или предполагалась таковой. В случае с Джоном Холмгреном
таких снимков быть, по идее, не должно. Однако медэксперт, вызванный
полицией, известил Барлоу, главного медэксперта, и тот, учитывая личность
покойного, выяснил причину смерти лично. Его предварительный устный отчет
гласил: обширный инфаркт миокарда, вызванный крайним переутомлением. Но
поскольку на дело выехал сам главный эксперт, при нем был и фотограф,
который, хоть в данном случае это и было не обязательно, все же сделал
снимки. И Туэйту очень нужны были эти фотографии.
убийства в Китайском квартале, тщательно игнорируя адресованные ему злобные
взгляды. В этот момент зазвонил телефон, и доктор Миранда схватилась за
трубку, как за спасательный круг. Туэйт прислушался.
надо идти, а вы, когда закончите, просто оставьте папку у меня на столе.
Уайту, нашему охраннику, да и я сюда загляну вскорости.
обернуться.