Чтение 36–й страницы книги ~Четвертый К~

был главой большого банка, владел значительным пакетом акций телевизионных
компаний, вместе с друзьями контролировал огромную автомобильную
промышленность, связан был и с бизнесом воздушных сообщений. Он
использовал финансы как паутину, чтобы получить значительную долю в
электронной промышленности. Даже в тех деловых сферах, которые он не
контролировал, существовали тонкие нити, свидетельствующие о том, что он и
там побывал. Кроме того, под его контролем находились инвестиционные фирмы
Уолл-стрит, объединяющие усилия, чтобы выкупать концерны и присоединять их
к еще более крупным концернам. Когда подобные битвы бывали в самом
разгаре, Мартин Матфорд мог пустить в ход мощный денежный вал, решавший
все споры. Как и остальные трое собравшихся за ленчем, он "владел"
некоторыми конгрессменами и сенаторами.

Все четверо сидели за круглым столом в павильоне около теннисных
кортов. Их окружали цветы из Калифорнии и зелень, напоминающая Новую
Англию.

- Что вы, друзья, думаете о решении президента? - спросил Джордж
Гринвелл.

- Это позор, что они сделали с его дочерью, - отозвался Мартин
Матфорд. - Но уничтожить имущество на пятьдесят миллиардов долларов - уж
слишком.

Официант, латиноамериканец в белых брюках, белой шелковой рубашке с
короткими рукавами и с эмблемой клуба, принял у них заказ на алкогольные
напитки.

- Американский народ, - задумчиво заметил Лоуренс Салентайн, - будет
считать Кеннеди настоящим героем, и если он выполнит задуманное, его вновь
изберут президентом.

- Но мы все знаем, что это слишком жесткая реакция, - высказался
Джордж Гринвелл. - Отношения с иностранными государствами будут испорчены
на многие годы.

- Страна сейчас на редкость хорошо управляется, - сказал Мартин
Матфорд. - Законодательная власть, в конце концов, взяла исполнительную
под некоторый контроль. Выиграет ли страна, если баланс власти нарушится?

- А что Кеннеди сможет сделать, даже в случае своего переризбрания? -
спросил Луис Инч. - Конгресс его контролирует и прислушивается к нам. В
палате представителей не наберется и пятидесяти человек, избранных без
помощи наших денег. Да и в сенате нет ни одного, кто не был бы
миллионером. Нам нечего беспокоиться насчет президента.

Джордж Гринвелл смотрел поверх теннисных кортов на Тихий океан,
спокойный и все равно величественный. Этот океан нес в настоящий момент на
своих волнах миллиарды долларов в виде пароходов, развозивших его пшеницу
по всему миру. Эта мысль рождала у него легкое чувство вины от сознания,
что он может обречь мир на голод или, наоборот, накормить его.

Он начал говорить, но в этот момент появился официант с напитками.
Гринвелл в своем возрасте вел себя осторожно и заказал минеральную воду.
После ухода официанта он сделал глоток и продолжал разговор хорошо
поставленным голосом. Он всегда держался исключительно вежливо, что
свойственно человеку, который, к своему сожалению, вынужден принимать
жесткие решения.

Мы никогда не должны забывать, что пост президента Соединенных Штатов
может представлять очень большую опасность для демократического процесса.

- Чепуха, - отозвался Салентайн. - Другие люди в правительстве не
позволят ему принимать единоличные решения. Военные - народ бывалый, вы
это знаете, Джордж, и они не допустят таких решений, если они не будут
обоснованы.

- Конечно, так он и есть, - сказал Джордж Гринвелл, - в нормальной
обстановке. Однако, вспомните Линкольна, он во время гражданской войны
фактически отменил неприкосновенность личности и гражданские права.
Вспомните Франклина Рузвельта, который втянул нас во вторую мировую войну.
Подумайте о личной власти президента. Он обладает правом помилования
любого преступника, а это королевская прерогатива. Вы представляете себе,
что он может сделать, имея такую власть? Какую создать зависимость у
людей? Он пользовался бы почти неограниченной властью, если бы не
существовал сильный конгресс, ограничивающий его. К счастью, мы имеем
такой конгресс. Но мы должны заглядывать в будущее, мы должны быть уверены
в том, что исполнительная власть будет подчинена избранным представителям
народа.

- При наличии телевидения и других средств массовой информации, -
заметил Салентайн, - Кеннеди не продержится и дня, если попробует
диктаторствовать. Он просто лишен такой возможности. Сегодня в Америке
больше всего верят в личную свободу.

Он помолчал, потом продолжил:

- Вы это хорошо знаете, Джордж. Вы отказались подчиниться тому
злополучному эмбарго.

- Не уклоняйтесь в сторону, - сказал Гринвелл. - Сильный президент
может преодолеть эти препятствия. А Кеннеди в этом кризисе очень силен.

- О чем мы спорим? - нетерпеливо спросил Луис Инч. - О том, что мы
должны образовать единый фронт против ультиматума Кеннеди Шерабену? Лично
я считаю правильным, что он действует с позиций силы. Давление на
правительство срабатывает так же, как и на народ.

В начале своей карьеры Луис Инч прибегал к тактике давления на
арендаторов, когда хотел очистить от них здания. Он отключал отопление,
воду, запрещал ремонт, делал жизнь тысяч людей невыносимой. Он "очищал"
некоторые пригороды, наводняя их неграми, чтобы заставить белых жителей
убраться оттуда, он подкупал правительства городов и штабов, он обогащал
федеральных инспекторов. Он знал, о чем говорил: успех зиждется на
давлении.

- Вы опять уходите в сторону, - подчеркнул Джордж Гринвелл. - Через
час у нас состоится совещание по видеосвязи с Бертом Оудиком. Вы уж меня
извините, что я согласился, не посоветовавшись с вами, но я полагал, что
это слишком срочно, чтобы откладывать, события развиваются чрезвычайно
быстро. Ведь это пятьдесят миллиардов долларов Берта Оудика будут
уничтожены, так что он ужасно озабочен. И для нас очень важно предвидеть
будущее. Если президент может сотворить такое с Оудиком, он способен
сделать это и с любым из нас.

- Кеннеди психически нездоров, - заметил Мартин Матфорд.

- Я думаю, - сказал Салентайн, - что мы должны найти общий язык до
того, как будем совещаться с Оудиком.

- Он помешан на своих нефтяных месторождениях, - высказался Инч.

Ему всегда казалось, что нефть в каком-то смысле соперничает с
интересами недвижимой собственности.

- Мы должны отнестись к Берту с полным пониманием, - посоветовал
Гринвелл.

Все четверо собрались в центре связи Сократова клуба, когда на
телеэкране возник Берт Оудик. Он в улыбкой приветствовал их, но его лицо
выглядело неестественно красным, что могло быть или из-за качества
передачи, или из-за обуревающей его ярости. Голос Оудика, тем не менее,
звучал спокойно.

- Я отправляюсь в Шерабен, - сказал он. - Быть может, это будет
последний взгляд на мои пятьдесят миллиардов долларов.

Присутствующие в комнате разговаривали с его изображением на экране,
словно он сидел здесь, в клубе. Они могли видеть и себя на мониторе, так
как Оудик видел их в своем офисе. Приходилось следить за выражением своего
лица и за голосом.

- Вы действительно собираетесь ехать? - поинтересовался Луис Инч.

- Да, - ответил Оудик. - Султан - мой друг, а ситуация очень опасная.
Я могу принести немалую пользу нашей стране, если буду там лично.

- Судя по сообщениям корреспондентов моих газет и телевидения, -
сказал Лоуренс Салентайн, - конгресс и сенат пытаются наложить вето на
решение президента. Это возможно?

Оудик улыбнулся им с экрана.

- Не только возможно, но почти наверняка так и будет. Я разговаривал
с членами правительства. Они предлагают временно отстранить президента от
исполнения своих обязанностей на том основании, что им движет личная
месть, свидетельствующая о временном нарушении его душевного равновесия.
Согласно поправке к конституции такая мера является законной. Нам нужно
только получить подписи членов кабинета и вице-президента на петиции,
которые утвердит конгресс. Даже если импичмент будет длиться всего
тридцать дней, мы сможем приостановить разрушение Дака. А я гарантирую,
что пока буду в Шерабене, заложников освободят. Но думаю, что все вы
должны предложить конгрессу свою поддержку в отстранении президента. Это
ваш долг перед американской демократией, как и мой долг перед моими
держателями акций. Мы все понимаем, что если бы кто-то другой, а не его
дочь, был убит, он никогда не избрал бы такой образ действий.

- Берт, - выступил Джордж Гринвелл, - мы вчетвером обсудили эту
проблему и договорились поддержать вас и конгресс. Это наш долг. Мы
сделаем необходимые телефонные звонки, будем действовать согласованно. Но
у Лоуренса Салентайна есть несколько замечаний.

Лицо Оудика выразило гнев и отвращение.

- Ларри, - сказал он, - сейчас не время твоим средствам массовой
информации выжидать, поверь мне. Если Кеннеди обойдется мне в пятьдесят
миллиардов долларов, то может настать момент, когда твои телевизионные
станции останутся без федеральных лицензий, и ты тогда окажешься в дерьме.
Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе.

Джордж Гринвелл вздрогнул от вульгарности и прямоты такого выпада.
Луис Инч и Мартин Матфорд улыбнулись. Салентайн не выказал никаких эмоций.

- Берт, - произнес он тихо и успокаивающе, - я с вами заодно, не
сомневайтесь в этом. Думаю, что человек, своевольно решивший уничтожить
пятьдесят миллиардов долларов только ради того, чтобы подкрепить свою
угрозу, без сомнения, не в себе и не должен возглавлять правительство
Соединенных Штатов. Уверяю вас, я с вами. Телевизионные станции прервут