Берга. Однако когда на пресс-конференции он повторяет пропагандистские
утверждения, сфабрикованные на Востоке, - мы имеем в виду дело болгарского
интеллектуала Кочева, попросившего право убежища у правительства ЮАР, -
тогда следует всерьез задуматься над тем, чьи интересы отстаивает прокурор
Берг в Федеративной Республике. Фридрих Дорнброк ждет официального
подтверждения трагедии, а Берг посыпает солью раны отца, до сих пор
отказываясь сказать, что произошло той ночью - самоубийство или же
убийство его сына? Правосудие - это всегда кара и милосердие. Отсутствие
одного из этих компонентов приводят к тоталитаризму. Прокурор Берг, с кем
вы?!"
библиотеку, - ни в коем случае!
согласен? Почему?
старика. После появления такой статьи ты развяжешь ему руки. Такие люди,
как Берг, умеют звереть. Ты привык к нему как к доброму, покладистому
старику, который мямлит, не торопится, многое знает, многое умеет, -
многое, Георг, многое: он звезда первой величины... Но он умеет быть
зверем. Иногда тихим, а иногда громким и всегда хитрым... Он был добр к
нам - своим студентам, но он будет беспощаден к нам - своим врагам...
пустое место в газете.
мыльной пене... Читатель привык: на этом месте мы всегда бьем кого-либо. Я
не совсем понимаю, почему ты так печешься о Берге. Если смягчить удар по
нему, тогда вся тяжесть падет на тебя...
уважительно по отношению к старику. Если хочешь, я помогу тебе накидать
план твоего варианта комментария...
сказал:
Нет, нет, задержи вторую полосу, а все остальное пойдет без изменений.
себе пофантазировать - всего лишь...
партию, то нельзя же обставлять свое возможное алиби, как в бульварном
романе начала века. Союз сил предполагает откровенность. Я ведь прекрасно
понимаю, ты приехал совсем не ради того, чтобы тискать Лорхен, а чтобы
сделать то, что тебе важно сделать...
фантазирую... Ну не сердись. Я принял твои условия.
кабинету, диктовал:
восхищались якобинской страстностью прокурора Берга, когда он проводил
свои известные процессы и всегда доказывал правду, выступая против зла.
Однако дело Кочева, когда Берг арестовал людей, которых ему пришлось затем
выпустить с извинениями, - симптом, и симптом очевидный. Мы не смеем
ставить под сомнение высокую гражданскую порядочность Берга и его высокий
профессионализм. Речь идет о другом. Больной человек, далеко перешагнувший
пенсионный возраст, он идет на разных курсах с современностью, которая
рождена новым временем, отличается новыми особенностями и входит в
неразрешимое противоречие с тем временным периодом, когда сформировалось
мировоззрение Берга. Да, старые киты уходят, и это тревожный симптом. Но
кто придет на смену? Кто сможет карать зло и охранять добро так, как это
умел делать тот же Берг всего десять лет тому назад? Увы, мы не можем
сказать: "Назад, к прежнему Бергу!" Мы вынуждены сказать: "Г-н министр
юстиции! Где новые кадры? Где те люди, кому предстоит править страной,
выполняя волю нации?" Нет, "нацию" убери. Вместо "нации" поставь "народ".
"Где молодая волна? Г-н министр юстиции, мы ни в чем не обвиняем вас, мы
лишь задаем вам этот вопрос".
Шпрингером. Это будет удобно. Мы поедем к нему за город... Я это устрою...
Берг сказал:
тем, что сейчас пишет пресса. Есть занятные новости. Вы отстали от
событий, пока сидели в камере.
боялся, что его сейчас запишут на пленку, потому что работал приемник.
продолжать с вами беседу, которую не смог закончить Ганс Дорнброк. Только
сначала я вам немного порасскажу о нацизме - так, как я его воспринимаю.
Ладно?
эти ударили в поддых. Я лежу в больнице пять месяцев в году, а молодые
прокуроры прозябают на второстепенных ролях, потому что старая перечница
как-никак "звезда первой величины". Это написали умные люди, знающие
меня... Хорошо написали, ничего не скажешь... Так вот, о нацизме. Как,
по-вашему, что это такое?
душегубки в Аушвице, - устало и заученно ответил Люс.
Берг. - Это страшнее. Значительно страшнее, ибо нацизм убивает не только
коммунистов, славян, евреев, священников, гомосексуалистов и цыган. Нацизм
убивает всех людей, подвластных ему. Гитлер уничтожил миллионы Бетховенов,
два миллиона Гете и три миллиона Дюреров. Я расскажу вам, как они убили
меня... Я тогда был адвокатом, я пытался защищать вместо того, чтобы
обвинять. Я совершил с собой сделку, я сказал себе, что защита невиновных
принесет больше пользы, чем попытка обвинения всеобщего, слепого,
счастливого, фанатичного зла. В глубине души я чувствовал, что иду на
сделку, но ведь человек... Словом, когда я должен был защищать в имперском
народном суде одного красного... он был болен, он лежал в госпитале и
давно отошел от борьбы, но его все равно вытащили в суд... Я написал
защитную речь, лучшую в своей жизни, таких мне больше не написать...
Председатель районного бюро адвокатов попросил меня зайти к нему и
поинтересовался, зачем я взял на себя защиту врага нации. Я ответил, что
не считаю моего подзащитного врагом нации и поэтому гражданский долг
призывает меня встать на защиту справедливости. "Значит, вы не верите в
справедливость фюрера и партии, противником которых он был?" Я должен был
ответить, что я не верю в справедливость фюрера, но я не хотел садиться на
скамью подсудимых вместе с моим подзащитным... Я промолчал. А председатель
нашего бюро, он сейчас депутат парламента в Шлезвиг-Гольштейне, сказал
мне: "Я не слышу вас, Берг. Вы не ответили на мой вопрос". Я сказал ему,
что я верю в закон. "А чьими законами вы руководствуетесь? Законами фюрера
и нации, которую ведет к победе партия национал-социалистов? Или вы
руководствуетесь какими-то иными законами?" И я ответил: "Нет, конечно, я
руководствуюсь законами нашего государства". - "В нашем государстве были
веймарские законы. И кайзеровские! И буржуазно-еврейские! Так какими же
законами вы руководствуетесь?" И я ответил: "Нашими. Именно это и
предписывает мне стать на защиту невиновного". - "Ну что же... У нас никто
не может запретить человеку поступать по законам совести. Я высказал вам
свое мнение, Берг". И я выступил в суде, а прокурор и судья, посадив моего
невиновного подзащитного, написали письмо в мое бюро... Там в зале сидел
какой-то журналист... То ли русский, то ли французский, но из красных. И
было общее собрание защитников, Люс, обратите на это внимание. Общее... И
все эти защитники, в глубине души честные люди, проголосовали за то, чтобы
лишить меня права работать в адвокатуре. Нет, меня не арестовали, что вы!
Меня просто перевели на работу в архив. Архив городка Бад-Нойштадт...
Большая деревня... А там снова устроили собрание и жители потребовали,
чтобы меня убрали от них, потому что я защищал красного... Словом, я
написал письмо в мое бюро, в котором я признал свою вину. Я написал, что
не до конца понимал величие нашего правосудия, которое, в отличие от всех
других, никогда не покарает невинного, ибо главный защитник немецкой нации
- наш фюрер... Когда к нам пришли русские и американцы, и началась
денацификация, и стали поначалу сажать в тюрьму наци, я отказался
принимать участие в расследованиях. "Я сам был пассивным наблюдателем
нацизма, значит, я был пособником. Найдите кого-нибудь другого". А
американский капитан, из журналистов, сказал мне тогда хорошую фразу:
"Нацизм - это шайка. А шайка живет по законам шайки: они уничтожают всех
инакодействующих. Не приди мы, они бы передушили и инакодумающих. Назовите
мне хотя бы одного человека из ваших, что отвечал бы самым высоким
Николаев Андрей
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Роллинс Джеймс