ЗАКОНОМЕРНОСТЬ СЛУЧАЙНОСТЕЙ
У Седого в Варшаве до войны жил брат - известный в городе психиатр. У
брата была дочь Мария. Когда отец погиб в тридцать девятом, она
перебралась в Краков. Сначала она жила в доме у Седого, а когда он перешел
на нелегальное положение, сняла себе комнату - от покойного отца осталась
коллекция золотых монет и несколько подлинных средневековых гравюр, на это
можно было жить. Некоторое время Мария работала в университете, но когда
университет гитлеровцы закрыли - по их планам, в Польше должны были быть
только начальные школы, - она стала работать переводчицей на
железнодорожном узле. Здесь она познакомилась с Игнацием Домбровским,
инженером. Сестра Игнация Домбровского Ирена была невозможно мила, по
улице ей ходить трудно: все оглядывались, особенно немцы. Именно так, на
улице, когда она возвращалась с работы (выучилась на медицинскую сестру),
с ней познакомился Вацлав Шмит - по матери словак, по отцу немец, по
должности помощник начальника тюрьмы.
Он ходил за Иреной два года - краснел, вздыхал, сох. Тетушка Шмита жила
в Лозанне, там у нее был обувной магазин. Чтобы достать документы на выезд
к тетушке - и ну вас, немцев, к черту с вашей тюрьмой, - ему нужно было
тридцать тысяч марок.
- Здесь - нет, - сказала ему Ирена, - среди этого вашего скотства может
быть все, но не может быть любви. Здесь мы никогда не будем вместе. Увези
меня в Швейцарию, где не стреляют и где озера в горах, - я стану тебе
женой.
- Я тебя увезу, а ты меня там бросишь.
- Поляки могут делать все, что угодно, - ответила Ирена, - только они
не умеют нарушать данного слова.
- А деньги? Откуда я возьму столько денег?
После ареста Ани Седой пошел по всем своим связям: любыми путями ему
нужно было выйти к тюрьме. Два дня прошли впустую. Утром, когда он
встретился с племянницей, та сказала:
- Знаешь, ничего нельзя обещать наверняка, но встречу я тебе устрою.
Насколько мне известно, человеку из тюрьмы, некоему Шмиту, для счастья с
Иреной нужны деньги. Может быть, тебе поговорить с ним?
...Когда Шмит и Седой остались в комнате одни, Седой сказал:
- Я знаю вашу историю. Помогите мне, я помогу вам.
- Кто вы?
- Моя история похожа в некоторой степени на вашу. Я люблю женщину,
женщина эта сидит в вашей тюрьме. Мне нужно, чтобы эта женщина была со
мной, мы уедем в горы - там мои родители, а вы уедете в Швейцарию - там
ваша тетушка.
- Как зовут женщину, которую вы любите?
Седой закурил, пустил к потолку дым, прищурился и ответил:
- Ее зовут русская радистка.
- Вы с ума сошли...
- Я не сошел с ума.
- Это невозможно.
- Отчего?
- Оттого, что мне дорога жизнь.
- Вы будете чисты.
- Каким образом?
- Сначала мне нужно ваше принципиальное согласие.
- Это невозможно...
- Хорошо. Допустим, вам поступает приказ - передать мою женщину для
допроса ночью, когда вы дежурите. Бумага остается у вас, а вам следует
только выполнить приказ.
- Это невозможно...
- Вы меня не так поняли. Я знаю, вам нужны деньги, чтобы уехать с
Иреной в Швейцарию. Разве нет?
- Допустим.
- Я даю вам эти деньги. Я даю вам тридцать тысяч. Вы мне даете мою
женщину.
- Нет... Это невозможно...
В комнату вошла Ирена - глазищи зеленые, длинные волосы на плечах,
талия осиная. Она остановилась возле двери и сказала:
- Да, Вацлав. Не "нет", но "да".
Шмита прижало к стулу, лицо его засветилось, пальцами захрустел.
"Несчастный парень, - подумал Седой, - ни черта не соображает, весь под
ней".
- Да, - повторил Шмит. - Но мне ваш план не до конца понятен...
- Это уже другой разговор, - ответил Седой. - Валяйте-ка рисуйте план
тюрьмы и опишите всех поляков, которые работают в тюремной обслуге. И
график ваших дежурств. Я составлю точный план.
- Хорошо, - ответил Шмит. - Вы боретесь за свою любовь. Я буду драться
за свою. Пятнадцать тысяч вы мне должны передать, когда я составлю тот
график, который вы просите. Пятнадцать - в тот час, когда передам вам
русскую. Ее номер 622.
- Курносая, с ямочками на щеках, да?
- Да. С ямочками. Радистка.
- Вас никто не собирается обманывать, Шмит.
- Я тоже не собираюсь обманывать...
Ирена, стоявшая в дверях, сказала:
- Он прав, пан, он прав. Вы боретесь за свою судьбу, он за свою. Здесь
я обязана молчать, иначе он не будет мужчиной.
Весь следующий день Вихрь провел с Седым и Юзефом Тромпчинским. Они
медленно ездили по краковским улицам в разбитом, стареньком "вандерере"
адвоката.
- Вот, - сказал Юзеф, - хозяин этого магазина Игнаци Ериховский.
Сволочь, целует нацистам задницу. Портрет Гитлера выставил, каков, а?
- Ну и что? Хозяин моей новой явки тоже держит в комнате портрет
Гитлера, - сказал Седой. - Кричать на каждом углу "я ненавижу Гитлера" -
проявление ненормальности. Лучше кричи, что ты его обожаешь, но проткни
шилом два баллона в их машине - и то больше пользы.
- На твоей новой явке радиопередатчик можно будет установить? - спросил
Вихрь.
- Можно. Только нет смысла.
- Почему?
- Засекут. Недалеко шоссе.
- Глупость. Мы с Аней сидели в лесу, и там нас засекли очень даже
просто. Один дом - они нас и окружили. А если б было с десяток домов -
хотя бы с десяток, - неизвестно, чем бы все кончилось.
- Кончилось бы тем, что все десять домов были взорваны, жители
расстреляны, а ты сидел бы в гестапо вместе с Анной, - сказал
Тромпчинский. - Вихрь, глядите, во-он тот подъезд видите?
- Да.
- Это подвальчик. Там кабаре и проститутки. Я там был ночью: выручка
громадная. Хозяин сидит за перегородкой, у него сейф. По-моему, плюс ко
всему он спекулирует медикаментами. С гестапо связан уже два года... Он
доносит гестаповцам, его весь город ненавидит, этого гитлеровского холуя.
Фашист и спекулянт.
- Ночью опасно, - сказал Вихрь. - Задержат патрули.
- Да, - согласился Седой, - ночью мы будем, как голые.
- Стоп, - сказал Вихрь, - а если на немецкой машине? Юзеф, ты мог бы
принять участие в этом деле?
- Меня знает хозяин. Меня вообще многие знают в городе.
- Я могу, - сказал Седой, - если очень надо, пойду я.
- Понимаешь, если пойдет один Степан с нашими ребятами, они сразу
засветятся, хотя документы Коля им достал через своего интенданта.
- Да, - сказал Седой, - ваших даже в смокинге за версту определишь.
Держаться совсем не умеют.
- Здесь банк? - спросил Вихрь.
- Да.
- Идеальнее ничего не придумаешь.
- Расстреляют всех служащих, - сказал Седой, - за пособничество
бандитам.
- Ну что? - спросил Вихрь. - Остановимся на кабаре?
- Я - "за" - сказал Тромпчинский.
- "За", - сказал Седой.
На следующий день трое сбежавших из лагеря военнопленных, включенные в
боевую группу Коли, пришли на явку Степана. Часов в двенадцать в окно
постучали условленным стуком: раз-раз, пауза, раз, пауза, раз-раз-раз. Это
были Вихрь и Седой.
- Новиков Игорь, - представился первый.
- Муравьев Владислав.
- Николаев Евгений.
- Садитесь, товарищи, - предложил Вихрь. - Будем беседовать.
В полночь Коля вынес костюмы: ребята переоделись. Седой скептически
покачал головой.
- Новиков еще, может, подойдет, - сказал он Вихрю, когда они вышли в
другую комнату, - а остальные нет. У них глаза с яростью, их засекут. Там
играть придется, там надо часами дожидаться минуты. Они себя засветят.
Ребят надо держать для диверсий, а эта штука с эксом не для них.
- Ну что ж... - задумчиво сказал Вихрь, - видимо, ты прав. Пойдем
Василенко Иван
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Быков Василий