Можно было арестовать одного человека, но мы бы упустили сеть. Вы ведь
никогда не действовали в одиночку.
имени, остальных предлагал искать самой полиции.
пальцем чуть вдавленный висок. - Слетова? Боюсь ввести вас в заблуждение.
Кого-то я приказал задержать на границе, потому что Азеф сообщил, что едет
курьер с грузом динамита.
"Лелюшок". Вам известно, что его забили почти до смерти во время допросов?
провокатором, продолжал получать оклад содержания в департаменте даже после
того, как поставил акт против члена царствующей династии Сергея и министра
внутренних дел Плеве? - спросил Зензинов.
бомбистов, их маршруты. Если бы великий князь Сергей и его охрана, не
подчинявшаяся департаменту, выполняли все наши указания, трагедии бы не
случилось.
акта по точкам, все варианты были предусмотрены.
провокатором, агентом-двойником, - спокойно возразил Лопухин. - Я знал имена
большинства боевиков, Азеф писал из-за границы, кто из вас отправляется в
Россию, приметы, манеру говорить, одеваться, вести себя в обществе. Только
несовершенство нашей секретной службы, полнейший бордель, царящий в империи,
хаос, неразбериха, трусость и боязнь принимать самостоятельные решения
привели к трагедиям. Если бы такой информацией обладала здешняя полиция, все
бомбисты были бы схвачены загодя.
эффективности работы; порою требовал две тысячи, иногда заведующий
заграничной агентурой Ратаев отправлял ему пятьсот, семьсот, семьсот
пятьдесят рублей... В среднем он получал что-то около тысячи в месяц.
эстляндским губернатором, но до меня дошло, что Савинкова отдал
Филипповский. Чернов и Зензинов переглянулись; Савинков, хрустнув пальцами,
опустил тяжелый подбородок на впалую грудь, поджал губы, закурил, сказал,
что хочет выпить.
воды. Савинков налил полстакана виски, медленно выцедил, к воде не
притронулся и, не поднимая головы, глянул на Лопухина:
судебной палаты - обвинение в разглашении служебной тайны, основание
сообщение парижской прессы о том, что ЦК эсеров назначило суд над Азефом,
обвиняя его в провокации; главным свидетелем обвинения назван именно он,
Лопухин.
из Парижа в Берлин, с тоской смотрел из окна на бульвар, на голые стволы
платанов, на женщин, что несли в сумках длинные батоны, на бистро напротив
его подъезда, куда то и дело заходили веселые люди, о чем-то
переговариваясь, раскованные, быстрые в движениях, ловкие...
рассмеялась ему в лицо в ответ на робкое предложение гимназиста сходить в
синема, он впервые сказал себе: "Я стану таким человеком, которому не будет
мешать внешность. А таким человеком является тот, кто обладает властью и
деньгами". Неужели судьба определяется уже в детстве, подумал Азеф с
горечью, неужели человек с младенчества несет в себе мистическую
предопределенность всей жизни?!
он ждал этого звонка, готовил себя к нему, но сейчас, дождавшись, ощутил,
как ослабли ноги, поднялся с трудом, хрипло сказал жене:
у нее раскалывался затылок.
боевик, фамилию его Азеф не помнил, принимал в Организацию не он а
Савинков...
делу. По твоему делу. На несколько минут. Ты готов к разговору?
приготовит чаю. Или, может, голодны?
знаем, что ты недавно вернулся из Петербурга, где просил Лопухина не
говорить нам про твою работу в полиции.
как можно?! Вы в своем уме?! - Он хотел задать этот вопрос своим обычным,
снисходительно-начальственным тоном, но не получилось, в голосе
чувствовалась какая-то жалостливая растерянность Именно эта интонация
позволила Савинкову до конца убедиться в том, что Азеф изменник.
рассматривал Азефа с презрительным интересом, раньше никогда не смел так
смотреть на живое божество, подвижник террора, живая легенда, знамя боевой
организации!
полиции?! Заглотнули приманку Бурцева?! Устройте мне очную ставку с
Лопухиным! Я требую!
написать, на чем тебя заагентурили, как ты работал на охранку, с кем
контактировал, где, кого отдал, как тебе удавалось вести двойную игру.
Времени мы тебе даем достаточно много - до завтрашнего утра.
привалившись спиной к большому зеркалу. - Вы не смеете - во имя всего, что
мною было сделано для партии, - говорить так!
двинулись Чернов и "Гриша".
сполз на стул, растекшись на нем, будто в теле не было костей; Люба принесла
капли Иноземцева, учился б толком как этот самый доктор Иноземцев,
отрешенно, неожиданно для себя подумал Азеф, построил бы себе такие же
палаты, как он, - на Полянке и углу Спасо-Наливковского, красный кирпичный
терем, не жизнь, а сказка.
глянул на бульвар; возле бистро, прямо напротив подъезда, ходил "Гриша" и
еще один - коротышка, с отвратительными, цепко-кривыми ногами бегуна.
посмотри, есть ли кто во дворе. Коли чисто, выйди в переулок, погляди и там,
если гуляют две бабы, запомни их лица, опишешь.
выброси мусор в ящик, оставь ведро у двери на черную лестницу, выйди в
переулок и купи в лавке мсье Жюля две бутылки вина. Из лавки посмотришь
переулок еще раз, поняла?
трудом подошел к столу, осторожно опустился на белый, времен Людовика, стул,
лег щекой на стол и прошептал:
корреспонденцию, сваленную в шкафу (боялся, что остались письма Ратаева,
Рачковского или Герасимова), схватил револьвер и, быстро сбросив ботинки,
крадучись ринулся в прихожую.
стесняя дыхание. - Ты дал мне срок до утра.
наблюдала за "Гришей", не отлучится ли куда, холодно ж не может всю ночь
стоять, замерзнет, - и, проводив ее взглядом, сбросил цепочку.
постоянно хотел казаться выше ростом, болезненно относился к тому, что
родился коротышкой.
палачи одевались так же и обязательно во все черное.
револьвер, словно бы ударив по полям цилиндра. - Пойдем.
прошел в комнату, присел на краешек белого диванчика, обитого цветастым
шелком, и сказал:
тебя еще есть время, чтобы решить проблему самому.
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Березин Федор
Белов Вольф
Распопов Дмитрий