войны. Вот ее.
удалился за кулисы.
сегодняшний день. Смирнов сильно пригорюнился, слушая душевного этого
паренька. Еще чуть - и слезы по щеке.
желает это слушать. Так что потерпи.
упомянутый Егор Кузьмич Лигачев, чертовски захотелось работать.
побольше, но попроще. Пожалеем наше обедневшее государство.
Сырцова. - Сырцов, ты, случаем, не из Ростова?
из Ростова брал. Фамилия его тоже была Сырцов. Не родственник, Жора?
Может, дядя или дед?
вас, Александр Иванович, замечательная.
такой, чернявый с сединой, с перебитым носом. На тебя, в общем-то, не
очень похож.
- С Василием Федоровичем вроде все в порядке. Я его на Коляшиных ребят
оставил и к вам. Зачем вызывали?
проскрипел зажигалкой, прикурил и закурил, глубоко затягиваясь. Потом,
регулярно, как бензиновый движок, стал пускать дымовые кольца. Сначала
ровно круглые, плотные, они растелаясь в воздухе, кривились, теряя форму
и, бледнея до неуловимости, исчезали.
Василий Федорович - единственный реальный кончик. Ну, ладно. Что делать
будем?
объявил:
удалился.
Федоровича заложил.
выбрал водку, налил полный фужер. Дорого яичко к христову дню: именно в
этот момент появился официант с фурчащей яичней с беконом. Закрыв глаза,
медленно и неостановимо Сырцов - с устатку - перелил содержимое фужера в
свой желудок и принялся за яичницу.
из пяти яиц, да бекона Марконя не пожалел.
сковородку нож и вилку. Сырцов кивнул и рыгнул.
следующий подкат рыгания. - Я у вас еще работаю, Александр Иванович?
приняли к сведению.
она свободно излагала Варваре свои мысли о настоящем искусстве. Она
уселась на диван, по-девичьи широко раскинула клешеную юбку, заставив
Кузьминского сдвинуться к углам обширного дивана.
начала, дорогая Алла, пойми и прочувствуй обстоятельства, в которых ты
оказалась. Ты крепко стояла на ножках, когда Курдюмов был здесь: все его
связи шли через тебя, и поэтому тебя берегли, как яичко с кащеевой
смертью. Сейчас все изменилось - ты никому не нужна и отчасти опасна для
тех, кто пользовался этой цепочкой через тебя - связи. Тебя ведь и
шлепнуть могут, дорогая моя.
хочешь знать кто это, и мы хотим.
злодейства.
грозит смертельная опасность. Не верю я в такую лихость, Алла. Сердце-то
екнуло? - по-отечески отчитал ее Смирнов.
что вы мне заплеуху лепите. Чтобы от страха помягче и разговорчивей стала.
Ну кому нужна моя непутевая жизнь, старички?
между прочим, ляпнет о том, что узнала совершенно по-посреднически
случайно и чему значения не придавала. И этот ляп лишит их привилегии,
больших бабок, а, может быть, и жизней. Имеет ли смысл им давать полную
свободу даровитой артистке резвиться, как она хочет? Лучший же способ
лишить свободы - лишить жизни. Такова их профессиональная логика, Алла, -
долбил в одну точку Смирнов.
старичка и один пожилой дядечка образуют вокруг меня непробиваемое
Суворовское каре и защитят от самого страшного ворога?
дядечка Кузьминский.
врач. - Если они узнают, что сведения, смертельно страшащие их, известны
не одной только Алусе, а целому ряду заинтересованных лиц, то убийство
известной артистки им ничегошеньки уже не дает. Убийство - страшное дело,
Алла, и даже убийцы, по возможности, стараются его избегать.
Смирнова, казалось, произвела на нее впечатление.
твоим связям.
ненавязчивым желтым солнцем, и нежно выцветшим, будто продернутым
серебряной нитью, голубым небом, нивесть откуда еле ощущаемым теплым
ветром, и золотом - на деревьях, на земле, в полете - листом. Золото
листьев было всех сортов и оттенков: от тяжелого густого червоного до
блестящего, как надраенная солдатская пряжка: поддельного африканского.
в непроизвольной неге прогуливался берегом известной среднерусской речки
Клязьмы. Удобнее гулять было бы по той стороне, что называется высокий
берег: там и берег выше, там и грунт потверже, там и симпатичная тропка
пробита.
этой стороне, путаясь в высокой серой пыльной траве и часто попадая
Нортон Андрэ
Адамов Григорий
Андреев Николай
Семенова Мария
Посняков Андрей
Шилова Юлия