лампы был абажур из стекла и фарфора, ее яркость можно было регулировать.
Я поставил переключатель на максимум.
проем в стене, за которым небольшая столовая. Висящие в проеме тяжелые
парчовые занавеси - далеко не новые на вид - были полураздвинуты. В
середине стены по левую руку находился камин, по обеим сторонам и напротив
стояли книжные шкафы. В углах комнаты стояло по диванчику, кроме того,
здесь были кресла: одно - с золотистой обивкой, одно - с розовой и одно,
со скамеечкой для ног, жаккардовое - коричнево-золотистого цвета.
перевел взгляд выше. Темно-зеленый шелковый халат, подвязанный поясом с
кистями, распахнутый на груди так, что видна монограмма на кармашке
пижамы. Из кармашка аккуратно высовывается белоснежный накрахмаленный
платочек. Желтое лицо повернуто в сторону, к настенному зеркалу. Я подошел
и глянул в зеркало: все точно, смотрит как-то искоса и скалится.
свешивалась с кресла, касаясь кончиками пальцев ковра. И касаясь ручки
небольшого револьвера приблизительно тридцать второго калибра, с коротким
стволом. Правая сторона лица была прижата к спинке кресла; правое плечо
было залито темно-коричневой кровью, как и правый рукав. Как и кресло.
Очень много крови на кресле.
какой-то чувствительной душе не понравился ее вид справа.
поехали по жаккардовой поверхности - но не с ней. Труп уже одеревенел до
состояния бревна. Я наклонился и потрогал его лодыжку. Лед и вполовину не
бывает таким холодным.
выдохшимся коктейлем и пепельница, полная окурков и пепла. На трех окурках
были следы губной помады. Блестящей ярко-красной помады, какой пользуются
блондинки.
окурков.
и проигрывал. Но и проиграв, все равно ощущался в воздухе.
спальни: одна со светлой мебелью, другая - с мебелью из красного клена. Со
светлой, похоже, пустовала. Приятная на вид ванная комната в коричневом и
темно-красном кафеле, с душевой кабинкой за стеклянной дверью. Крохотная
кухонька. Много бутылок в раковине. Много бутылок, много стекла, много
отпечатков пальцев, много улик. А может статься, и нет.
глубже; я стоял и соображал, какой же будет результат, если я позвоню в
полицию, сообщу об этом трупе, а заодно и о том, что я тот самый паренек,
который нашел тело Морнингстара и смылся. Результат будет плачевный,
весьма плачевный. Три убийства, Марлоу. Марлоу, ты по колени в трупах. И
никаких достоверных, логичных, благоприятных для тебя объяснений. Но и это
еще не самое худшее. Ты перестаешь быть независимым агентом. Ты сразу же
лишаешься возможности делать все, что захочешь, и расследовать так, как
считаешь нужным.
быть, в конечном счете решит, что ей будет полезнее во всем чистосердечно
признаться.
голову убитого. Пуля вошла в висок. Конечно, это можно посчитать
самоубийством. Но такие, как Ваньер, не кончают жизнь самоубийством.
Шантажист, даже когда его запугивают, не теряет ощущения силы и власти - и
это ощущение любит.
Нагнувшись, я увидел под стоявшим рядом с креслом столиком уголок рамки.
Обойдя кресло, я носовым платком вытащил из-под столика картинку.
гвоздик. Можно было догадаться, как именно это случилось. Кто-то стоявший
рядом с Ваньером - кто-то, кого он знал и не боялся, - внезапно вынул
пистолет и выстрелил ему в правый висок. А потом, испугавшись хлынувшей
крови или отдачи пистолета, отскочил к стене и сбил картинку. Она упала на
угол и отлетела под стол. А убийца был слишком осторожен, чтобы
дотронуться до нее. Или слишком испуган.
На ней был изображен какой-то тип в камзоле и рейтузах, в кружевных
манжетах и пышном берете с пером; он высовывался из окна и, очевидно, звал
кого-то находящегося на улице. Улица на картинке не поместилась. Это была
цветная репродукция чего-то не особо выдающегося.
акварелек, несколько гравюр (как-то старомодно для нашего времени - или
нет?). Всего с полдюжины. Что ж, возможно, парень любил картины - и что из
этого? Человек высовывается из высокого окна. Очень давно.
высовывается из высокого окна - и очень давно.
почти просмотрел. Движение мысли было легче касания перышка, легче касания
снежинки. Высокое окно. Из него высовывается человек. Очень давно.
высовывается человек - слишком далеко высовывается - человек падает - и
разбивается насмерть. Человек по имени Горас Брайт.
хитрец.
суммы. Первая дата была поставлена почти восемь лет назад. Суммы в
основном были по пятьсот долларов, несколько - по семьсот пятьдесят и две
- по тысяче. Всего одиннадцать тысяч долларов. Последний взнос мистер
Ваньер не получил. Ко времени его прибытия он был еже мертв. Не так уж
много за восемь лет. Клиент мистера Ваньера очень сильно торговался.
иголками. Две из них вывалились. Я отковырял картонку, чуть порвав ее при
этом. Между ней и репродукцией был вложен конверт. Надписанный и
запечатанный. Я вскрыл его. Там были две фотографии и негатив. Фотографии
были одинаковые. На них был изображен высунувшийся из окна человек с
раскрытым в крике ртом. Руками он упирался в стенки оконного проема. За
его плечом виднелось женское лицо.
получилось несколько расплывчатым, как и лицо стоящей за ним женщины. Он
далеко высовывался из окна и кричал - или звал кого-то.
значил ровным счетом ничего. Но я знал: он должен что-то значить. Я просто
не понимал, что именно. И я продолжал его рассматривать. И спустя
некоторое время понял: здесь что-то не то. Это была мелочь, но
принципиально важная. Положение рук мужчины относительно оконного проема.
Руки его ни во что не упирались и ничего не касались. Они висели в
воздухе.
карман. А рамку, стекло и репродукцию спрятал в шкафу под полотенцами.
машина. По дорожке, ведущей к двери, послышались шаги.
Потом раздался хриплый визг, переходящий в тоскливый вой.
препаршиво.
что-нибудь!
Надо бы превратить тебя в нечто подобное. С кровью и всем таким прочим.
Надо бы, чтобы ты валялась здесь, такая же мертвая, такая же холодная и
так же медленно разлагалась. Впрочем, тут и делать ничего не надо. Ты
давно уже такая. Совершенно разложившаяся. Ты всего восемь месяцев
замужем, а уже изменяешь мне с этим паршивым торгашом. Боже мой! О чем я
только думал, когда связался с такой потаскухой, как ты?!
привез тебя сюда? Ты никого не обманешь. За тобой следили уже несколько
недель. Ты была здесь прошлой ночью. А я был здесь уже днем. И увидел то,
что сейчас можно видеть. Твоя помада на сигаретах, стакан, из которого ты
пила. Я очень хорошо представляю, как ты сидишь на ручке этого кресла,
роясь в его сальных волосах, и, в то время как он еще мурлычет от
удовольствия, пускаешь ему пулю в висок. Почему?
страданий, детка. Я прекрасно знаю, как все это делается. Ты думаешь, за