в него шпагами. Наконец он стал облегчать свое сердце, выкрикивая:
подкупает моих личных секретарей, друзей, генералов, артистов; он отни-
мает у меня даже возлюбленную! Так вот почему эта предательница так
стойко защищала его! Она делала это из признательности к нему... И кто
знает, быть может, и из любви!
но юноши к пожилым людям, помышляющим о любви. - Это фавн, гоняющийся за
женщинами, это сластолюбец, одаривающий их золотом и брильянтами и имею-
щий наготове художников, чтобы они писали портреты с его любовниц в кос-
тюме древних богинь".
Он губит все! Он одолеет меня! Этот человек слишком силен для меня! Он
мой смертельный враг! Он должен пасть! Я ненавижу его! Да, да, ненавижу,
ненавижу его!
кресла, то бросаясь в него, то вскакивая на ноги.
нимется солнце, оно увидит, что его соперник - лишь я один, а он... он
падет до того низко, что, познав, на что способен мой гнев, все должны
будут признать наконец, что я более велик, нежели он.
опрокинул столик возле кровати и, почти плача и задыхаясь от ярости,
бросился одетый на простыни, чтобы кусать их в бессильной злобе и дать
отдохновение своему телу.
тать нескольких прерывистых вздохов, вырвавшихся из груди короля, воца-
рилось гробовое молчание.
рялась мало-помалу в утомлении, вызванном столь бурными переживаниями.
го, что она потеряла; юность не знает бесконечно тянущейся бессонницы,
делающей для несчастных, которые подвержены ей, миф о все снова и снова
отрастающей печени Прометея мучительной явью. И если зрелый человек во
цвете лет или изнуренный годами старец находят в несчастии вечную пищу
для скорби, то юноша, пораженный внезапно свалившимся горем, обессилива-
ет в криках, в неравной борьбе и тем скорее дает повергнуть себя не зна-
ющему пощады врагу, с которым он вступил в поединок. Но будучи повержен
им наземь, он больше уже не страдает.
кулаки и сжигать своим взглядом неодолимые образы своей ненависти, он
перестал обвинять яростными словами Фуке и Луизу. От бешенства перешел
он к отчаянью и от отчаянья к полной расслабленности.
его бессильные руки застыли по обе стороны туловища. Его голова замерла
на отделанных кружевами подушках, его истомленное тело время от времени
вздрагивало, пронизываемое легкими судорогами, из его груди вырывались
теперь уже редкие вздохи.
приковал к себе распухшие от гнева и слез глаза короля, бог Морфей осы-
пал его маками, которыми были полны его руки, и Людовик в конце концов
спокойно смежил веки и заснул.
сне, в котором тело как бы повисает над ложем, а душа - над землей, ему
показалось, что бог Морфей, написанный на плафоне, смотрит на него сов-
сем человеческими глазами; что-то блестело и шевелилось под куполом; рой
мрачных снов в одно мгновение сдвинулся в сторону, и показалось челове-
ческое лицо, с рукой, прижатой к губам, задумчивое и созерцающее. И
странное дело - этот человек был до того схож с королем, что Людовику
даже почудилось, будто он видит себя самого, отраженного в зеркале.
Только лицо, которое видел Людовик, выражало глубокую скорбь и печаль.
горические фигуры и их атрибуты, написанные Лебреном, темнеют, постепен-
но уменьшаясь в размерах. Мягкое, ровное, покачивающее движение, похожее
на движение корабля, плывущего по волнам, сменило недавнюю неподвиж-
ность. Король, по-видимому, грезил во сне, и в этом сне золотая корона,
увенчивающая собою полог, удалялась, равно как купол, с которого она
свешивалась, так что крылатый гений, обеими руками поддерживавший эту
корону, казалось, напрасно звал ускользавшего вниз короля.
глазами отдавался этой жестокой галлюцинации. Освещение королевских по-
коев стало тускнеть, и наконец что-то мрачное, холодное, необъяснимое
окружило короля со всех сторон. Ни фресок, ни золота, ни полога из тяже-
лого бархата, но тускло-серые стены и все более непроницаемый сумрак. А
кровать все опускалась, и через минуту, которая показалась королю веч-
ностью, она пребывала уже в каком-то черном и холодном пространстве. Там
наконец она замерла на одном месте.
ким из глубокого колодца бывает виден солнечный свет.
просыпаюсь!"
никого, кто бы посреди душащего его кошмара не сказал себе, направляемый
светом сознания, не угасающего в глубине мозга, когда все другие способ-
ности человека погружаются в полную тьму, нет никого, кто бы не сказал
себе: "Это все пустяки, это - сон".
заметил, что не только не спит, но что у него открыты глаза. Он посмот-
рел по сторонам. Справа и слева увидел он двух вооруженных людей в широ-
ких плащах и в масках.
до того мрачную, что никакой король не мог бы представить себя участни-
ком чего-либо подобного.
рукой или заговорить, как сон тотчас же оставит его; он вскочил с крова-
ти и обнаружил, что у него под ногами сырая земля. Тогда, обращаясь к
тому, у кого был фонарь, он заговорил:
король.
пашем распоряжении, вот и все.
считаю ее неприличной и требую, чтобы ее немедленно прекратили.
ромного роста и могучего телосложения. Он стоял прямо и неподвижно, как
глыба мрамора.
чему не отвечаете мне?
голосом, - нам нечего вам отвечать, кроме разве того, что вы первейший
среди несносных и что господин Коклен де Вольер забыл вывести ваз в сво-
ей пьесе.
скрещивая на груди руки.
рые стены, на которых кое-где можно было заметить серебристый след слиз-
ня.
виду был более сильным, - я возьму и закатаю вас в плащ, и если вы за-
дохнетесь в нем, то, честное слово, тем хуже для вас!
выставил из-под него такую ручищу, что ее не прочь был бы иметь сам Ми-
лоп из Кротоны, особенно в тот роковой день, когда ему пришла в голову
столь неудачная мысль расщепить руками последний дуб в его жизни.
оказался, зашли так далеко, что теперь уже не отступят и свое дело дове-
дут до конца. Он покачал головой и молвил:
первым, за ним шел король, вторая маска следовала за королем. Так мино-
вали они длинную и извилистую галерею с таким количеством лестниц, кото-
рое встречается только в таинственных и мрачных дворцах Анны Радклиф.
Бажанов Олег
Маркеев Олег
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Афанасьев Роман