мгновением все более хриплым: "Коменданта, коменданта!" Этот припадок
длился около часа.
канной одеждой и бельем, превратившимся в клочья, король перестал кри-
чать и метаться по камере, лишь окончательно обессилев, и только тогда
он постиг, насколько неумолимы эти толстые стены, насколько непроницаем
кирпич, из которого они сложены, и насколько тщетны попытки вырваться из
их плена, когда располагаешь только таким орудием, как отчаянье, тогда
как над ними властно лишь время.
одно добавочное его биение, и оно бы не выдержало.
ченным, принесут какую-нибудь еду. Я тогда увижу кого-нибудь, я спрошу,
мне ответят".
Он не знал даже этого. Как безжалостный и исподтишка нанесенный удар но-
жа, поразило его раскаяние: ведь двадцать пять лет прожил он королем и
счастливцем, нисколько не думая о страданиях, которые испытывает нес-
частный, несправедливо лишенный свободы. Король покраснел от стыда. Он
подумал, что бог, допустив, чтобы его, короля Франции, подвергли столь
ужасному унижению, воздал в его лице государю, причинявшему столько му-
чений другим.
страданиями, к религии, чем подобные мысли. Но Людовик не осмелился
преклонить пред богом колени, чтобы просить, чтобы умолять его о скорей-
шем завершении этого испытания.
чем я неоднократно отказывал моим ближним".
равнодушие к судьбам несчастных и обездоленных, когда за дверью снова
послышался шум, на этот раз сопровождавшийся, впрочем, скрипом ключа,
вставляемого в замочную скважину.
нему, но, вспомнив о том, что это было бы поведением, недостойным короля
Франции, он остановился на полпути, принял благородную и невозмутимую,
привычную для него позу и стал ждать, повернувшись спиной к окну, чтобы
скрыть хоть немного свое волнение от того, кто сейчас войдет к нему в
камеру.
матривал этого человека с внутренней тревогой и беспокойством; он ждал,
пока тот нарушит молчание.
что же, рехнулись, что ли?
иметь для вас исключительные последствия.
удивленно проговорил:
с достоинством произнес король.
новятся злыми, и я хочу предупредить вас заранее: вы сломали стул и шу-
мели; это - проступки, подлежащие наказанию карцером. Обещайте, что это-
го больше не повторится, и я ни о чем не стану докладывать коменданту.
на слова сторожа.
вас нож.
еще более несчастным и одиноким, чем прежде. Напрасно он снова пустил в
ход сломанный стул; напрасно бросил через окно тарелки и миски; и на это
не последовало никакого ответа.
зумное существо; это был сумасшедший, ломающий себе ногти, царапая
дверь, пытающийся поднять огромные каменные плиты, которыми был вымощен
пол, и испускающий такие ужасные вопли, что старая Бастилия, казалось,
дрожала до основания оттого, что посмела посягнуть на своего властелина.
связи с сумасшествием узника. Сторож и часовые доложили ему об этом: но
что из этого? Разве сумасшедшие не были обычным явлением в крепости и
разве стены не способны удержать сумасшедших?
имея на руках королевский приказ, жаждал лишь одного: пусть сошедший с
ума Марчиали будет достаточно сумасшедшим, чтобы повеситься на брусьях
своего полога или на одном из прутьев тюремной решетки.
еще становился чрезмерно обременительным. Все осложнения с Сельдоном и
Марчиали, осложнения с освобождением и заключением вновь, осложнения,
связанные со сходством, - все это нашло бы в подобной развязке чрезвы-
чайно простое и удобное для всех разрешение; больше того, Безмо показа-
лось к тому же, что эго не было бы неприятно и г-ну д'Эрбле.
обыкновенно узник достаточно страдает от своего заключения, он страдает
более чем достаточно, чтобы пожелать ему из милосердия смерти. И это тем
более так, если узник сошел с ума, если он кусается и шумит; в этом слу-
чае, честное слово, можно было бы не только желать ему из милосердия
смерти, по было бы добрым делом потихоньку прикончить его
рой завтрак.
даАртаньян не раз обращался к себе с вопросом, не сошел ли он сам с ума,
имела ли место эта сцена действительно в Во, впрямь ли он - даАртаньян,
капитан мушкетеров, и владелец ли г-н Фуке того замка, в котором Людови-
ку XIV было оказано гостеприимство. Эти рассуждения не были рассуждения-
ми пьяного человека. Правда, в Во угощали, как никогда и нигде, и вина
суперинтенданта занимали в этом угощении весьма почетное место. Но гас-
конец был человеком, никогда не терявшим чувства меры; прикасаясь к
клинку своей шпаги, он умел заряжать свою душу холодом ее стали, когда
этого требовали важные обстоятельства.
предстоит сыграть историческую роль в судьбах короля и его министра; в
анналах истории будет записано, что господин даАртаньян, дворянин из
Гаскони, арестовал господина Никола Фуке, суперинтенданта финансов Фран-
ции. Мои потомки, если я когда-нибудь буду иметь таковых, станут благо-
даря этому аресту людьми знаменитыми, как знамениты господа де Люипь
благодаря опале и гибели этого бедняги маршала д'Анкра. Надо выполнить
королевскую волю, соблюдая благопристойность. Всякий сумеет сказать:
"Господин Фукс, пожалу - те вашу шпагу", - по не все сумеют охранять его
таким образом, чтобы никто и не пикнул по этому поводу. Как же все-таки
сделать, чтобы суперинтендант по возможности неприметно освоился с тем,
что из величайшей милости он впал в крайнюю степень немилости, что Во
превращается для него в тюрьму, что, испытав фимиам Ассура, он попадет
на виселицу Амана, или, точнее сказать, д'Ангерана де Мариньи".
мушкетера было довольно забот. Отдать таким способом на смерть (ибо, ко-
нечно, Людовик XIV ненавидел Фуке), отдать, повторяем, на смерть того,
кого молва считала порядочным человеком, - это и в самом деле было тяж-
ким испытанием совести.
ний подлец, я должен поставить Фуке в известность о намерениях короля.
Но если я выдам тайну моего государя, я совершу вероломство и стану пре-
дателем, а это - преступление, предусмотренное сводом военных законов, и
мне пришлось увидеть во время войны десятка два таких горемык, которых
повесили на суку за то, что они проделали в малом то самое, на что тол-
кает меня моя щепетильность, с той, впрочем, разницей, что я проделаю
это в большом. Нет уж, увольте. Полагаю, что человек, не лишенный ума,
должен выпутаться из этого положения с достаточной ловкостью. Можно ли
допустить, что я представляю собой человека, не лишенного кое-какого
ума? Сомнительно, если принять во внимание, что за сорок лет службы я
ничего не сберег, и если у меня где-нибудь завалялся хоть единый пис-
толь, то и это уж будет счастьем)".
состоит в том, что его не любит Кольбер; вторая - потому что он пытался
покорить сердце мадемуазель Лавальер; третья - так как король любит и
Кольбера и мадемуазель Лавальер. Фуке - человек погибший. Но неужели же
я, мужчина, ударю его ногой по голове, когда он упал, опутанный интрига-
ми женщин и приказных? Какая мерзость! Если он опасен, я сражу его как
врага. Если его преследуют без достаточных оснований, тогда мы еще пог-
лядим. Я пришел к заключению, что ни король, ни кто-либо другой не долж-
ны влиять на мое личное мнение. Если б Атос оказался в моем положении,
он сделал бы то же самое. Итак, вместо того чтобы грубо войти к Фуке,
взять его под арест и упрятать куданибудь в укромное место, я постараюсь
Березин Федор
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Мичурин Артем
Березин Федор
Эриксон Стивен