превратили в бифштексы и изъеденные молью ковры. Ты думаешь, это произвело
какое-то впечатление на человечество? Или киты, странствующие голуби,
журавли или другие животные, которых мы истребили? Черта с два! В
пятидесятые и шестидесятые годы было много разговоров о строительстве
станций для опреснения морской воды: в пустынях зацветут сады и все такое.
Но это были только разговоры. Если некоторые люди умеют читать древние
письмена, то это совсем не значит, что они могут заставить прочесть их всех
остальных. Требуется по меньшей мере пять лет, чтобы построить всего одну
атомную станцию. Те станции, в которых мы нуждаемся сейчас, должны были быть
построены тогда. Этого не произошло. Все достаточно просто.
том, что люди должны были сделать сто лет тому назад?
думать?
полной скорости, оставаясь на месте, - вот что мы можем сегодня сделать.
Возможно, я живу прошлым, и если это так, то у меня на то свои причины.
Тогда все было намного лучше, а беда всегда приходит завтра, так что черт со
всем этим. Существовала Франция, великая страна, цитадель культуры, готовая
повести за собой весь мир по пути прогресса. Только они приняли закон,
провозгласивший контроль над рождаемостью нелегальным, и для врачей стало
преступлением даже говорить о противозачаточных средствах. Прогресс! Факты
достаточно явные, любой может удосужиться убедиться в них. Консерваторы
постоянно говорили нам, что следует изменить курс, а то все природные
богатства исчезнут. И вот они исчезли. Уже тогда было почти поздно, но
что-то еще можно было сделать. Женщины во всех странах мира умоляли дать им
информацию о методах контроля над рождаемостью, чтобы они могли ограничивать
размеры семей какими-то разумными рамками. В результате было очень много
болтовни и чертовски мало дела. Если бы существовало пять тысяч клиник,
занимающихся планированием семьи, этого было бы все-таки недостаточно. Дети,
любовь и секс - вероятно, самые эмоционально важные и самые таинственные
вещи, известные человечеству, поэтому открытая дискуссия была невозможна.
Нужно было провести свободную дискуссию, отпустить тонны денег на научные
исследования проблем оплодотворения, планирования семьи во всемирных
масштабах, на программы обучения, на пропаганду контроля над численностью
населения, а самое главное - допустить свободное высказывание свободных
взглядов. Но этого не произошло, а теперь 1999 год и конец столетия. Так
себе столетие! В общем, через пару недель наступит новый век, и, возможно,
он действительно станет новым для нокаутированного человечества. Сомневаюсь
- и не беспокоюсь об этом. Я этого не увижу.
лежал молча на кровати, совершенно измученный. Ширли подошла поправить
одеяла, и ее ладонь коснулась его руки. Глаза у нее расширились, она
изумленно открыла рот.
заговорил вновь, голос его звучал очень тихо. - Послушай, милая моя, я
старый боец. Я лежу на спине в постели совершенно разбитый и не могу
пошевелиться. А в комнате так холодно, что можно заморозить кого угодно. У
меня могли бы появиться пролежни, но скорее всего у меня воспаление легких.
будь хорошей девочкой и поешь супу. Я не голоден и лучше немного вздремну. -
Он закрыл глаза и опустил голову на подушку.
коридоре и встретила его в дверях, прижав к губам палец. Затем она тихо
провела его в другую комнату, показав на Сола, который все еще спал, тяжело
дыша.
и вечерок сегодня. Дождь со снегом и слякоть.
Это может быть? Что делать"?
приоткрыл дверь и прислушался к дыханию Сола, затем молча закрыл ее и стал
надевать пальто. - Меня предупреждали об этом в больнице, - сказал он. - Для
стариков, не встающих с постели, всегда существует такая опасность. Мне там
дали какие-то антибиотики. Мы дадим ему их, а я схожу в Беллевью - может,
удастся достать еще, - и спрошу, не возьмут ли его обратно. Ему нужно
находиться в кислородной камере.
на лоб - он горел. Через час вернулся Энди. Лицо его ничего не выражало.
Ширли всегда думала, что это профессиональное выражение лица. Сейчас оно
могло означать только одно.
гриппа. То же самое с койками и кислородными камерами. Все переполнено. Я
даже не видел никого из врачей, говорил с девушкой в приемном покое.
повсюду: в коридорах, на лестницах, даже на улице. Лекарств не хватает.
По-моему, их дают только детям, остальные должны рассчитывать только на
везение.
беспомощно всхлипывая. - Но какое тут может быть везение? Это убийство.
Такой старый человек нуждается в помощи, его нельзя бросить просто так. Он
умрет.
иди и ляг. Ты тоже заболеешь, если не будешь заботиться о себе.
Глава 7
- Лейтенант Грассиоли прижал палец к уголку глаза, но это не помогло - тик
не прекратился.
проблемы. Я уже отдежурил девять часов, и до конца недели у меня двойные
смены...
потом вернусь и буду в вашем полном распоряжении. Я буду работать до прихода
дневной смены. В любом случае у вас после полуночи будет не хватать людей, а
если я останусь, то смогу закончить те рапорты, которые вот уже неделю
требуют с Центральной улицы.
добиться от Грасси хоть чего-то. Лейтенант не мог приказать ему работать
столько часов подряд, если не было экстренной необходимости, но он мог
воспользоваться предложением Энди. Большинство детективов вновь перевели на
патрулирование, так что их непосредственная работа очень пострадала. Штаб на
Центральной улице не считал такой аргумент достаточно веским.
заглатывая наживку. - Но я играю честно, по правилам. Ты можешь взять сейчас
полчаса, но не больше, как ты понимаешь, а когда вернешься, все доделаешь.
Если хочешь остаться здесь вечером - твое право.
бесшумно падали в конусах света под фонарями на Двадцать третьей улице.
Пешеходов было немного, но по-прежнему темные фигуры жались к колоннам,
поддерживающим экспресс-линию. Большинство ночующих на улицах нашли себе
убежище от непогоды, но их невидимое присутствие, как и остальных жителей
города, было почти ощутимым. В каждом доме жили сотни людей, их темные
силуэты мелькали в подъездах и окнах. Энди наклонил голову, чтобы снег не
летел в лицо, и побежал. Но быстро запыхался и пошел медленнее.
лучше не становилось; не становилось ему и хуже. Так было последние три дня.
Энди хотелось остаться с ним, помочь Ширли, но выбора у него не было. Он
должен был идти на дежурство. Она этого не понимала, и они чуть не
поссорились - шепотом, чтобы не услышал Сол. Энди надеялся вернуться
пораньше, но обстоятельства распорядились иначе. Он мог лишь забежать на
несколько минут, поговорить с ними обоими, узнать, не нужна ли какая-нибудь
помощь. Он знал, что Ширли нелегко быть одной с больным старым человеком, -
но что было делать?
а в его квартире царила тишина. У него вдруг возникло дурное предчувствие.
Он отпер дверь и тихо ее отворил. В комнате было темно.
страшно поразила его. Где учащенное, хриплое дыхание, наполнявшее раньше
комнату? Зажужжал его фонарик, луч света пересек комнату и уткнулся в
кровать, в неподвижное, бледное лицо Сола. Казалось, он тихо спит, но Энди
знал - еще до того, как коснулся кончиками пальцев, - что Сол мертв.
умирал".