такого устройства общества, где власть принадлежит самым достойным (от лат.
meritus - достойный)>. И это при том, что сам Веллингтон к аристократии не
принадлежал, когда-то он был простым Артуром Уэллсли, ирландцем довольно
скромного происхождения.
владение воинским искусством. Вот только зря он ушел в гражданскую политику.
Реакционный премьер-министр Веллингтон трагически недооценил революционный
дух грядущей научно-промышленной эры. Он заплатил за это отсутствие
прозорливости своей честью, своей властью и своей жизнью.
одночасье перешла от листовок, забастовок и демонстраций к мятежам, военному
положению, резне, открытой классовой войне и почти полной анархии. Только
промышленная радикальная партия, с ее рациональным видением нового,
всеобъемлющего порядка, спасла страну от падения в пропасть.
Хаф-Мун-стрит. Мэллори достал из записной книжки визитную карточку Лоренса
Олифанта; да, именно здесь он и живет, на Хаф-Мун-стрит. Сразу мелькнула
соблазнительная мысль остановить кэб и забежать к журналисту. Можно
надеяться, что в отличие от большинства изнеженных придворных бездельников
Олифант не спит до десяти и у него, пожалуй, найдется ведерко со льдом и
глоток чего-нибудь, способствующего потовыделению. Идея нагло поломать
распорядок дня этого рыцаря плаща и кинжала и, быть может, застать его за
какой-нибудь тайной интригой представлялась Мэллори весьма привлекательной.
пути.
пассаж - центр небольших дорогих магазинов, расположен на Пикадилли>. На
противоположной стороне улицы, среди россыпи ювелирных магазинов и бутиков,
темнел гигантский, закованный в железо зиккурат Фортнума и Мейсо-на. Кэбмен
безбожно ободрал Мэллори, однако тот находился в великодушном настроении и
не стал спорить. Похоже, эти ребята обдирают сегодня всех подряд: чуть
поодаль еще один джентльмен выскочил из экипажа и теперь ругался - в самой
вульгарной манере - со своим кэбби.
снег на голову свалившееся богатство, в этом Мэллори не сомневался. Он добыл
эти деньги рискованным, почти безумным поступком, но тайну их происхождения
не знал никто посторонний. Кредитные машины Лондона с равной готовностью
отщелкивали деньги из призрачных доходов игрока и из скромного достояния
безутешной вдовы.
подставке, с восемью ажурными экранами, подвешенными перед желобчатой ножкой
и придающими всему предмету исключительную легкость и элегантность? Или вот
эту настенную подвеску из резного кизила, предназначенную скорее всего под
хороший, венецианского стекла термометр? Или солонку черного дерева,
украшенную крошечными колоннами и горельефами? Тем более что к ней
прилагается серебряная ложечка с витой ручкой, разрисованная трилистниками и
дубовыми листьями, а также обеспечивается гравировка монограммы - ?по
желанию и выбору покупателя?.
выделяющемся даже среди роскошных, с зеркальными витринами магазинов
знаменитого Пассажа, Мэллори обнаружил подарок, который показался ему
наиболее подходящим. Это были часы с восьмидневным заводом и мелодичным,
вроде звона церковных колоколов, боем. Механизм, который показывал также
дату, день недели и фазы луны, был выдающимся образчиком британского
ремесла, хотя, конечно же, у тех, кто ничего не смыслит в механике,
наибольшее восхищение вызовет элегантный корпус. Корпус этот, изумительно
отлитый из папье-маше, покрытый лаком и инкрустированный бирюзово-синим
стеклом, венчала группа крупных позолоченных фигур. Последние представляли
юную, очаровательную, очень легко одетую Британию, с восхищением взирающую
на прогресс, вносимый Временем и Наукой в счастье и цивилизованность народа
Британии. Сия, весьма похвальная тема была дополнительно иллюстрирована
серией из семи резных картинок, ежедневно сменявших друг друга под действием
спрятанного в основании часов механизма.
разве же можно оценивать произведение искусства в вульгарных
фунтах-шиллингах-пенсах? На секунду у Мэллори мелькнула сугубо приземленная
мысль, что счастливой чете больше бы пригодилась звонкая пригоршня тех самых
гиней. Но деньги скоро уйдут, как это у них принято, особенно - если ты
молод. А хорошие часы будут украшать дом не одно поколение.
выплатой в течение года. Пожилой, весьма высокомерный продавец, обильно
потевший в высокий крахмальный воротничок, продемонстрировал систему
пробковых прокладок, которые предохраняли механизм от повреждений при
транспортировке. К часам прилагался запирающийся футляр с ручкой, точно
подогнанный по их форме и оклеенный темно-красным бархатом.
в переполненный паробус. Придется опять нанять экипаж и привязать футляр с
часами к расположенному сверху багажнику. Перспектива весьма тревожная,
поскольку Лондон буквально кишел ?тягалами?. Эти малолетние воры с
обезьяньей ловкостью взбирались на крыши проезжих экипажей и зазубренными
ножами перепиливали багажные ремни. Когда кэб останавливался, ворье
разбегалось по каким-то там своим притонам, передавая добычу из рук в руки,
пока содержимое чьего-нибудь саквояжа не расходилось по дюжине старьевщиков.
где ему лихо отсалютовал постовой констебль.
грязном засаленном пальто, непринужденно отдыхавший на бетонном поребрике
клумбы, поднялся вдруг на ноги.
отчаянии. Он коснулся полей шляпы, изобразил жалобную улыбку и торопливо
заговорил:
хотя не всегда это было так и произошло не по моей вине а исключительно по
причине слабого здоровья присущего всей моей семье а также многих ничем не
заслуженных страданий вольность обратиться к вам в общественном месте в
таком случае милостивый сэр вы оказали бы мне огромное одолжение сказав
который час.
большие часы? Но замызганный юнец не обратил на внезапное замешательство
Мэллори никакого внимания и продолжал все тем же занудным голосом:
поскольку я был взращен достойнейшей матерью и нищенство не моя профессия и
я не знал бы даже как заниматься таким ремеслом посети меня столь постыдное
намерение ибо я скорее умру от лишений но сэр заклинаю вас во имя милосердия
оказать мне честь послужить вам носильщиком этого ящика который отягощает
вас за ту цену какую ваша гуманность могла бы счесть соответствующей моим
услугам...
тонкую прямую линию, как у швеи, перекусывающей нитку, расширившиеся глаза
смотрели куда-то через плечо Мэллори. Он отступил на три шага, все время
держа Мэллори между собой и неизвестным объектом своего созерцания. А потом
повернулся на полуоторванных каблуках и нырнул - уже безо всякой хромоты - в
толпу, запрудившую тротуары Корк-стрит.
носом пуговкой и длинными бакенбардами, в долгополом сюртуке а-ля принц
Альберт и вполне заурядных брюках. Поймав на себе взгляд Мэллори, господин
поднял к лицу платок, зашелся долгим кашлем, благопристойно отхаркался и
промокнул глаза. Затем он вздрогнул, словно вспомнил что-то важное,
повернулся и зашагал к Берлингтонскому пассажу. И хоть бы взглянул на
Мэллори.
футляр на мостовую, он начал внимательно изучать сверкающие латунные
застежки. Мысли у него неслись вскачь, а по спине бежали мурашки. Мошенника
выдал трюк с платком. Мэллори видел его у станции подземки в Кенсингтоне;
это был тот самый закашлявшийся господин, который упорно не желал вылезать
из кэба. А затем пришла догадка: кашлюн был также и тем грубияном, который
спорил с кэбменом о плате на Пикадилли. Он следовал за Мэллори по пятам от
самого Кенсингтона. Он за ним следит.
Берлингтон - Гарденс, затем свернул направо, на Олд-Бонд-стрит. Нервы его
были напряжены до предела, тело дрожало от охотничьего нетерпения. Ну надо
же было так опростоволоситься, ругал он себя, ну зачем ты вылупил глаза на
этого типа. Теперь он понимает, что попался, и будет действовать осторожнее.
Мэллори шел, всем своим видом изображая беззаботность. Чуть дальше он
задержался перед витриной ювелирной лавки и стал внимательно изучать - не
разложенные на бархате камеи, браслеты и диадемы, а отражение улицы в
безупречно чистом, забранном чугунной решеткой стекле.
людей. Кашлюну было лет тридцать пять, в бакенбардах его проступала седина,
темный, машинной работы сюртук не представлял собой ничего примечательного.
Лицо - самое заурядное, ну разве что чуть потяжелее, чем у среднего
лондонца, и взгляд чуть похолоднее, и губы под носом-пуговкой сложены в
мрачноватую усмешку.
шагом громоздкий футляр мешал ему все больше и больше. Витрин с повернутыми
под удобным углом стеклами больше не попадалось. Пришлось приподнять шляпу
перед хорошенькой женщиной и посмотреть ей вслед, будто любуясь щиколотками.
Ну, и конечно - вот он, голубчик, тащится следом, как на веревке
привязанный.