Впрочем, это ничего не меняло. Ториану досталась высокая и пышная, мне -
миниатюрная и изящная. Она искупала меня в медном корыте и намазала мои
раны бальзамом. Она сделала мне массаж, умастив благовониями. А потом -
ибо комнатка была невелика - она накрыла обед прямо у меня на кровати. Я
лежал по одну сторону от подноса, а она по другую, и она кормила меня, как
маленького, засовывая мне в рот кусочки жареной утятины и давая потом
облизать ее пальчики. Потом дыню, и ягоды, и прочие сладости. Я делал то
же для нее, и мы кривлялись и хихикали. Мы пили из одного кубка. Затем она
убрала посуду и не давала мне спать еще некоторое время, чтобы потом
крепче спалось. По крайней мере так она объяснила. В моих руках она была
податливой как воск - чудо да и только.
расслабиться и пробормотать слова благодарности. Надо же быть вежливым в
конце-то концов.
глаза первые звезды. Вокруг меня повсюду валялись тела - кони, люди...
Резня кончилась совсем недавно, ибо крики раненых означали, что Морфит
продолжает еще собирать свою жатву. Я слышал далекие рыдания - это женщины
пробирались между тел, отыскивая родных и близких. Я видел, как засыхает
на истоптанном и истерзанном копытами дерне кровь, я обонял горький дым
первых погребальных костров.
на их изорванных знаменах. Поэтому я так и не знал, кто же бился здесь, не
говоря уже о том, кто выиграл или проиграл.
услышал приближающиеся приветственные крики. Ко мне ехал по полю всадник
на черном коне - огромный мужчина в серебряных доспехах, с обнаженным
мечом. За ним следовало его войско, победители, за которыми осталось поле
боя. Многие хромали, многие были перевязаны, но все славили своего вождя,
принесшего им победу. И когда он приближался, раненые - те, кто мог -
вставали, шатаясь, и шли за ним, а те, кто не мог, только махали, и все
присоединялись к радостным крикам.
остановил он коня и посмотрел на меня сверху вниз, и смолкли славившие его
воины, глядя на меня с укором.
пропотела и была серой от пыли.
требовалось, и боги рукоплещут тебе.
был, конечно, Ториан, и на голове его сияла золотая царская корона.
проникало немного света, но и этого хватило мне, чтобы понять, что с
рассвета прошло уже несколько часов. Я полежал немного, зажмурившись и
пытаясь вспомнить, где я и почему все тело болит так, словно меня колотили
палками. Потом я унюхал запах вина, и свеч, и мыла. Сны...
дело, их ждали и другие клиенты.
тысяч других костей и мышц.
меня.
имеешь ему сказать. Он снова вернет нас на стены.
из головы. Я поднял руку и почесался.
Похоже, у него тоже болели все мышцы, и его спина была сплошь разрисована
красными и черными полосами от кнута. Его лицо выглядело получше, чем
накануне вечером, и все же он казался проигравшим битву.
боюсь, святому Грамиану Фотию вряд ли угрожает сейчас что-то с моей
стороны.
брусчатки и множеством солдат? Ни звука. Ничего.
незнакомый город в самый разгар карнавала. Он пляшет и развлекается со
всеми вместе, а проснувшись поутру... да вы наверняка сами знаете эту
историю.
потом покосился на меня. Даже сквозь ссадины и синяки видно было, как он
побледнел.
отзовется? Что, если никто?
проснемся, окажется, что мы сейчас с тобой вовсе спим. - У меня не было
никаких внятных объяснений этой невероятной, устрашающей тишине. Как бы мы
ни устали вчера, если бы форканцы ворвались в город ночью, мы не могли бы
не услышать шум резни - и почему тогда они пощадили нас?
предположил Ториан, теребя пальцами бороду.
умывальнику, единственному за исключением двух кроватей предмету
меблировки в комнате. На маленьком столике стояли тазик, кувшин, и лежала
пара чистых полотенец. Ториан бросил мне одно полотенце, обернул второе
вокруг бедер и положил руку на кувшин. Как я понял только теперь, кувшин
являлся единственным годным к использованию оружием в комнате. По лестнице
грохотало уже несколько ног.
его была посыпана белой пылью. Он молчал. Не поднимая глаз, он на цыпочках
пробрался к столику и опустил на него поднос, стараясь по возможности не
шуметь.
притолоку. Его борода была грязна, как старая метла. Что еще удивительнее,
его набедренная повязка спускалась до колена с одной стороны, но оставляла
голой почти всю вторую ногу. Когда трактирщик исчезал за дверью, я
заметил, что и его одежда отличалась такой же странностью. Еще я успел
заметить за дверью по меньшей мере двух вооруженных людей.
скрестив руки под своей бело-серой бородой.
одновременно с едой.
подносе. Может, одна голая нога - это такая занадонская мода? Если так,
для меня это было новинкой. В большинстве городов предпочитают рыдания,
причем чем громче, тем лучше. Впрочем, я слышал, что кое-где используется
и молчание. Что же до посыпания бороды пеплом, этот обычай распространен
почти везде в Пряных Землях, да и во многих других странах.
дураком, объясняясь шепотом.
Нагьяк передумал, или это мы неправильно оценили угрозу? Я настолько