Чтение 37–й страницы книги ~Время игры~

голову это подозрение, я взял у Шульгина порошок противоположного
действия. Замедляющий естественные реакции.

Просто хотелось посмотреть, как оно получится.

Это было нечто невероятное. Она уже охрипла от криков, испытала
подряд пять или шесть оргазмов, а я был свеж, бодр и готов, как пионер.

Мне наконец стало ее просто жалко, и я прекратил это издевательство.

Дернувшись последний раз, она лежала, уронив голову мне на грудь, не
в силах даже самостоятельно подняться.

Я приподнял ее потное тело и положил рядом.

Только минут через пять она отдышалась и на подгибающихся ногах
побрела в ванную. Вернулась, кутаясь в махровое полотенце, села в
кресло, жадно выпила стакан сухого вина, закурила, едва попав сигаретой
в огонек зажигалки.

- Нет, это невозможно... Не делай этого больше... - она, похоже,
догадалась, в чем дело.

- Чего? Вот этого? А как же тогда? - прикинулся я дураком. - Я думал,
ты как раз этого и хотела.

Глава 9

Шульгин осмотрелся.

Великолепная декорация для очередного эпизода криминальной драмы.
Тесная, как канатный ящик, каютка, иллюминатор над головой крошечный, не
выскочишь.

Вламываются вдруг крепкие ребята, наставляют "наганы", а то и обрезы,
я в безвыходном положении, поскольку от двери меня отделяет стол.

Все довольны, все смеются, враг обезврежен и готов к употреблению. И
тут я начинаю махать руками и ногами, мочить, крушить и так далее.

Лихо, эффектно, мы победили, и враг бежит... А поскольку бежать ему
некуда, то теперь разборку начинаю я... Только ничего этого не будет. Не
такие они дураки. Два раза меня в деле понаблюдали, на сегодня им
хватит. И поединок предстоит чисто интеллектуальный.

Вот сейчас этот господин Славский любезно улыбнется и спросит:

- Ну-с, на кого же вы работаете, милейший? Господин Славский без
всякой улыбки посмотрел на Шульгина и спросил по-русски:

- На каком языке предпочитаете беседовать, господин Мэллони?

- Да я как-то... Английского вы скорее всего не знаете?

- Верно. Английскому нас не учили. Классическое образование, знаете
ли.

Латынь, греческий, немецкий, французский.

Шульгин изъявил заинтересованность.

- Вы заканчивали университет? - По тем временам человек с
университетским образованием был явлением куда более редким и вызывал
большее уважение, чем полвека спустя доктор каких угодно наук.

- Классическую гимназию. Это нечто вроде ваших колледжей. Только с
более серьезным уровнем подготовки. Потом - Николаевское кавалерийское
училище.

- О, так вы кавалерист! Героический род войск. Мой дед тоже был
кавалерист, воевал под Севастополем в знаменитой бригаде ... - Да.
Ротмистр. Выше подняться революция помешала. Александрийский гусарский
полк, - на мгновение лицо его приобрело мечтательное выражение, которое
он тут же прогнал.

- В таком случае давайте говорить по-немецки. Он нам обоим неродной,
игра будет на равных. А если недоразумения возникнут, господин фон Мюкке
поправит и поможет. Что вас интересует?

Славский, очевидно, готовился к предстоящей беседе.

Потому начал "допрос" (именно так Шульгин это воспринимал)
нестандартно.

- Вы - богатый человек?

- Забавно. И не слишком деликатно. Впрочем, в нашей ситуации...
отвечу. Смотря что понимать под этим термином. В сравнение с Рокфеллером
или Ротшильдами, разумеется, не иду. Но для вас - пожалуй.

Однако все же лучше сказать - состоятельный. О том, что буду есть
завтра, могу не задумываться. - Это хорошо... - задумчиво сказал
Славский.

- Но наличных у меня с собой почти что нет. Умеренное количество
рублей и сто фунтов на непредвиденный случай. Чековая книжка удобнее.

Славский весело рассмеялся.

- Вы что, вообразили, я вас грабить собрался? Отнюдь. Я спросил
скорее из любопытства. Богатый человек, что вас заставляет заниматься
такими делами? Я бы на вашем месте сидел у камина в родовом поместье и
наслаждался жизнью... - Понимаю, - сочувственно кивнул Шульгин и для
оживления обстановки рассказал анекдот про белого бизнесмена,
отдыхающего на Таити, и аборигена под пальмой. Видимо, обстановка не
располагала его собеседников к веселью, и анекдот вызвал лишь вежливые
улыбки. - А если без шуток, то мы с вами существуем на разных полюсах
жизни и вряд ли поймем друг друга до конца. Ваша жизнь настолько
сумбурна, опасна и жестока, что толстые стены дома вокруг, камин, стакан
грога и абсолютная предсказуемость прошлого и будущего - предел
мечтаний. Словно богатый монастырь или гостеприимный неприступный замок
для озябшего, преследуемого волками или бандитами путника в средние
века. Для меня все ровно наоборот.

Размеренность, предсказуемость и гарантированная рента с капитала,
жизнь в стране, где двести лет ничего не происходило и еще двести почти
наверняка не произойдет, кроме урагана или извержения вулкана,
невыносимы.

Вот я и жажду вернуться к временам моих достойных предков, которые,
рискуя жизнью, создавали империю, над которой никогда не заходит
солнце... Светскую беседу прервал матрос, просунувший голову в
приоткрытый люк.

- В море корабль. Светит прожектором... - Совершенно нежелательный
вариант, - процедил Славский и враскорячку полез вверх по трапу,
демонстрируя свое совершенно сухопутное естество.

Наверху было темно, ветрено и сыро. Только блики света от
керосинового фонаря в нактоузе падали на палубу возле штурвала. Волна от
турецких берегов шла примерно четырехбалльная, но для небольшого,
крепкого, однако не отличающегося изяществом обводов корпуса суденышка
вполне достаточная.

Дубок зарывался носом, и ежеминутно на круто приподнятый полубак
обрушивались тяжелые каскады брызг.

Цепляясь за ванты, Шульгин осмотрелся. Действительно, примерно в миле
к зюйду черноту ночи резал яркий луч прожектора, принадлежащего скорее
всего военному судну.

- Джо, мой бинокль!

Массивный морской двенадцатикратный "Цейс", оснащенный насадкой
ночного видения и фотоумножителем, почти вплотную придвинул низкий
силуэт миноносца с двумя высокими, склоненными назад трубами.

Шестисоттонник типа "Лейтенант Шестаков", дозорный эсминец, несмотря
на выдвинутые к Эгейскому морю рубежи базирования флота, прикрывающий
подходы к Главной базе.

Воронцов и Колчак хорошо поставили службу, памятуя о 1904, 1919 и
1941 годах, учитывая, что враг может прийти не только из Средиземного
моря, но и с Дуная, из Констанцы, Варны и Батума тоже.

Не обязательно английские линкоры, хватит и подводной лодки-малютки
или торпедного катера.

Скорость даже у потрепанного войнами, пять лет не ремонтировавшегося
миноносца вчетверо превосходила парадные шесть узлов, которые мог выдать
дубок при полном напряжении сил. Значит, надежда только на ночь и
маневр.

- Вы явно не хотите с ним встречаться? - спросил Шульгин Славского.

Тот только фыркнул и протянул руку за биноклем.

- Тогда командование нашим фрегатом следует передать господину
корветтен-капитану. Он наверняка лучше знает, как уклоняться от
вражеских дозоров, чем ваши рыбаки... - Это еще как сказать... Шульгин
знал, что Славский прав, и опытные контрабандисты имеют куда больший
опыт общения с военными моряками и таможенниками, тем более - у родных
берегов, но роль требовала некоторой наивности.

Эсминец сменил галс, и луч прожектора чиркнул совсем рядом с бортом
дубка.

Рулевой, присев от натуги, отчаянно завертел штурвал. Ему на помощь
кинулся еще один матрос. Хлопая парусом, дубок покатился влево. Бортовая
качка резко усилилась.

- Скажите им, пусть спустят паруса, легче будет маневрировать, -
прокричал Славскому фон Мюкке. Тот продублировал совет немца шкиперу и
получил ответ:

"Пусть будет такой умный раньше, как моя жена потом. Без парусов
против волны не выгребем. Движок дрянь, совсем не тянет..."

"Погано, - подумал Шульгин, - если мотор сдохнет, нас можно брать
голыми руками". Встречаться с колчаковскими моряками ему абсолютно не
хотелось.

Бояться было нечего, но игра поломается напрочь. И последствия - хуже
не придумаешь.

"Хотя - плавали же люди под одними парусами тысячи лет, и ничего... И
эти орлы наверняка еще с царского времени своими делами занимаются - и
все в порядке..."

Эсминец явно совершал обычное патрулирование и не имел понятия о
близком присутствии "Льва Толстого", поэтому луч прожектора погас так же
внезапно, как и вспыхнул несколько минут назад. В бинокль было видно,
что корабль меняет курс, его силуэт укоротился, изрыгающие густой дым
трубы почти закрыли одна другую, сливаясь в одну.