Чтение 37–й страницы книги ~Штурмфогель~

распоряжением фюрера.

Очевидно, зря.

Но если есть какой-то "подземный ход"... "слепки"... то Штурмфогель?..

Ни при чем?

Нойман почувствовал озноб. Отменить охоту? А если он уже убит? Все-таки
Хете - это Хете, от него еще никто не уходил. Как тогда все будет выглядеть?

Он, Нойман, отдал приказ убрать офицера, ценнейшего сотрудника, просто
по подозрению, из-за стечения обстоятельств, играя на руку врагу?..

Вот. Он уцепился за последнюю мысль. Преследуя Штурмфогеля, мы даем
врагу понять, что играем по его сценарию. На самом-то деле мы разгадали этот
сценарий, но не имеем права показать этого. Если Штурмфогель падет жертвой
нашей игры - то он падет геройской смертью офицера, подобно
курьеру-смертнику, который может доставить врагу фальшивку лишь на
собственном трупе...

Его можно будет представить к Железному кресту.

Кстати, что там у нас в Женеве? Он стряхнул с лица остатки смятения и
открыл папку с последними донесениями.

Ребята Эделя работали отлично. По их данным, группа Коэна насчитывала
шестнадцать человек, из них девятеро уже были идентифицированы, а остальные
скорее всего являлись новичками-дебютантами. Группа располагала большим
количеством автоматического оружия, включая два тяжелых пулемета, а также
несколькими базуками и минометами. Судя по весу оружия и боеприпасов, до
цели группа должна была следовать как минимум в двух тяжелых грузовиках...

Отдельное донесение было про двоюродную сестру Эйба Коэна, чья функция
в группе оставалась неясной. Трижды ее посылали для установки тайников, но к
тайникам никто не пришел, а при вскрытии одного из них не было найдено
ничего. Просто ничего. Тайник был пуст. Следует отметить высокий
профессионализм девушки в деле ухода от слежки...

С чего бы это, подумал вдруг Нойман. Роза Марцинович из Лемберга, дочь
еврея и полячки, мать все время прятала ее в тайнике в борделе, который сама
и содержала. Из-за бывшего (да к тому же и давно мертвого) мужа у матери
были сложности с местным гестапо, но кто-то из аппарата гауляйтера
заступился за вдову...

Это были данные Штурмфогеля. А если Штурмфогель все это сам придумал?..

Значит, он предатель.

Или это совсем другая девушка. Потому что в борделе девушка может
научиться многому, но не профессиональному уходу из-под слежки...

Адриатика, остров Премуда, яхта "Босфор", 4 марта 1945. 05 часов

Две ночи подряд Гуго охотился на командира, но прихватить смог только
сейчас, после того как яхта вошла в какую-то бухточку и стала на якорь.
Очевидно, с берега их наводили, потому что в такой непроглядной тьме просто
так приблизиться к берегу - и то было непросто; да и новые голоса зазвучали
на палубе...

Так и шли: ночами плыли, днями стояли, укрытые маскировочной сетью.
Команда спала. Но днем Гуго был почти бессилен, вот в чем беда. Ему нужна
была луна, пусть ущербная, пусть за тучами. И вот сейчас - повезло. А может
быть, он намолил себе эту удачу. Командир Джино сказал наверху: я вздремну
до света. Потом растолкай меня, шкип. Да спи ты сколько влезет, сказал
капитан, хоть до вечера... Я сказал: до света. Ну, ладно, капитан вздохнул,
как хочешь.

Гуго не слышал всего этого, но почувствовал. Потому что ждал. Потому
что иначе было нельзя.

Он взял Джино в длинном коридоре - тот как раз открывал дверь, за
которой копошились обнаженные темнокожие красавицы. Гуго прыгнул сзади и
перекусил ему шейные позвонки...

Тут же все охватило пламя. Тело Джино корчилось в огне, а Гуго уже
несся назад, торопясь выскочить из чужого сна прежде, чем сон перестанет
существовать. Двери было две: вверх и вниз - и Гуго, переборов соблазн
броситься вверх, протиснулся в нижнее тело, именно протиснулся, потому что
проход сужался, сужался...

Он все-таки успел. Запрыгнул, как танкист в танк, захлопнул крышку
люка... Вал пламени пронесся сверху, но уже невидимый.

Тело подчинилось не сразу, даже пыталось бунтовать, но это был бунт
обреченного: у Гуго были все командные высоты, все рычаги и кнопки. Через
полчаса он вышел из командирской каюты - тесной, как инструментальный ящик,
но все же односпальной, держа в руках сверток с двумя пистолетами и одеждой.
Спустился в трюм, открыл каюту, где содержались пленные (она не охранялась
снаружи - да и на кой черт?), отстегнул наручник, которым был прикован... он
сам. Тело. Не в первый раз ему приходилось смотреть на себя со стороны, но
впервые зрелище показалось ему омерзительным.

Тем не менее и это союзник...

Гютлер он освобождать не стал, а она просто не заметила ничего: лежала,
отвернувшись к стене. Это, к сожалению, не союзник, это обуза...

Пока тело одевалось и проверяло пистолет, Гуго прислушивался к
происходящему вокруг. Память Джино, поступившая в его некоторое - весьма
неполное - распоряжение, подсказывала расположение помещений яхты,
распорядок дня, но утаивала то, что было необходимо: манеру поведения Джино,
характерные его словечки, мимику...

Придется обойтись без изящества. Хотя было бы соблазнительно захватить
не просто яхту, но яхту с экипажем. И чтобы экипаж о захвате не догадался.

Но такой маневр требовал куда более тщательной подготовки, да и - Гуго
постарался быть честным - больше сил и таланта. Такие умения оттачивают
годами, а он... он занимался чем угодно, только не этим.

По дороге к трапу, ведущему на мостик, Гуго ножом убил одного
партизана. Тело оттащило труп в каюту к Гютлер.

На борту и на берегу было в общей сложности восемнадцать человек -
вспомнилось уже на трапе...

Через четверть часа партизан осталось четверо, обезоруженных и
запертых. Страшно воняло пороховой гарью, плечо и руки гудели от пулемета, в
ушах стоял звон. Тело пыталось что-то говорить, но только морщилось и глупо
улыбалось. Ему вообще повезло необыкновенно: граната взорвалась в двух шагах
- и ни царапины...

Теперь не следовало терять темпа. Гуго проверил, нет ли в каюте Джино
припрятанного оружия, отдал телу все, что имел при себе, и велел запереть
себя снаружи. Маловероятно, что тело Джино ринется на подвиги, но лучше
подстраховаться.

Вообще-то... могло ведь ничего не получиться. Верхнее тело, если оно
достаточно далеко, после гибели личности вполне способно закуклиться - и
тогда проникнуть в него можно будет только при помощи настоящих Магов, их
специальных методик - и только там, наверху... и то не факт, что получится.
Но все же существовала вероятность, что пуповина, соединяющая тела, не
разорвалась после гибели личности и не сжалась до такой степени, что сквозь
нее уже не протиснуться... хотя, если говорить о вероятностях, то именно эта
вероятность была куда большей. И здесь тоже было два варианта: получше и
похуже. Если пуповина порвалась, то он просто не сумеет подняться наверх, и
все, но если она сжалась, то можно застрять где-то в междумирии...

Вот об этом лучше не думать.

Потому что так или иначе, а рисковать приходилось. И потому лучше не
подсчитывать свои шансы на медленную мучительную смерть...

Гуго вдохнул поглубже - и скользнул вверх.

Пожалуй, это похоже было на полет мыши внутри садового шланга. Местами
Гуго чувствовал, что его сжимает и скручивает так, что превращает в веревку
длиной в полкилометра и толщиной с карандаш. Но все же чудом он не застрял -
и через немыслимый промежуток времени (пройдя сквозь какую-то иную вечность)
оказался наверху, в другом теле Джино...

Здесь была обширная тускло освещенная пещера. Чадили факелы, и отсветы
жирного пламени бродили по черному, в паутинах копоти потолку.

Перед ним, скрестив по-турецки ноги, сидел Паук - огромный, коричневый,
лоснящийся. Рядом с ним лежал кривой бронзовый меч, а в руке был томик
Кьеркегора "Страх и трепет" - в трудные минуты Паук всегда обращался к этому
философу. Когда Гуго подошел, Паук заложил томик огромным пальцем с кривым
черным ногтем и приветливо улыбнулся.

Насколько Гуго понимал (сквозь невнятицу мыслей и сопротивление
захваченного тела) здешние взаимоотношения, Паук не был в строгом смысле
слова членом группы Джино. Нижнее тело его либо путешествовало отдельно,
либо вообще оставалось где-то в неподвижности - Джино допускал это, исходя
из каких-то невнятных намеков. Может быть, Паук осуществлял над Джино чей-то
сторонний надзор... Дрозда? Вероятно.

Хотя не факт. Ведь и Дрозд кем-то контролировался...

- Не прилетели? - спросил Паук.

- Нет еще, - сказал Гуго, хотя даже не подозревал, кто и когда должен
прилететь. - На моей памяти еще ничто не случалось вовремя...

- Это не страшно, - сказал Паук. - Знаешь, у меня не идет из головы тот
парень, которого было приказано оставить живым. Я почти никогда не обсуждаю
приказы. Но мне кажется, здесь Дрозд ошибся. Его следовало убить... возможно
даже, его одного.

- Почему ты так решил?

- Я ничего не решал. Я так увидел. Он опасен. Он очень опасен. Главные
его качества - это живучесть и везучесть. Иногда они перевешивают все
остальные...

- Такого провала ему не простят. За ним будут охотиться и убьют - свои
же.

- Дрозд на это и рассчитывает. Натравить их на своего - на лучшего из
своих - в самый острый момент. Это остроумно, но неоправданно усложняет
игру. Могут вмешаться... как бы сказать... другие игроки.

- Могут, - сказал Гуго. Он достал из кармана пистолет и трижды
выстрелил Пауку в голову.

Она разлетелась, как пустая тыква. Именно - пустая. Большое тело упало,