Больше мы об этом не будем говорить. Теперь, коллеги, я хотел бы услышать
ваши предложения, с чего, вы думаете, нам надо начинать.
которым открылась книга, написанная на незнакомом языке. И к тому же
подозреваю, что она открылась на середине и вверх ногами. Мы пока не
знаем, что является первоочередным, что второстепенным, что существенно и
что нехарактерно, - боюсь, что и поведение наше может быть продиктовано
случайными открытиями и ложными гипотезами. Поэтому я предлагаю вообще не
ломать себе голову, являются ли существа, найденные Смитом, металлическими
насекомыми, а если да, то основные ли они обитатели планеты. Мы должны
приступить к исследованию окрестностей вблизи "Космократора", составить
карты озера, создать базу для дальнейших вылазок. Я не хочу никому
навязывать своего мнения, но мне кажется, что сначала нам нужно собрать
как можно больше фактов, а их исследованием заняться позже.
произнес Чандрасекар.
придерживаясь этого замечательного принципа Ньютона.
вертолете в воздух и производил тщательные аэрофотосъемки и теодолитные
измерения. По возвращении мы с Солтыком проявляли снимки, составляли
стереоскопическую карту и наносили рельеф местности на картографические
сетки. Так возникала карта местности в радиусе шестидесяти километров
вокруг "Космократора". Тем временем другая оперативная группа, в состав
которой входили Райнер и Осватич, производила геологические бурения,
закладывая в прибрежные скалы заряды взрывчатки. Когда я висел однажды в
вертолете над вершиной, которая была основанием триангуляционного
треугольника, лощина внизу гремела, как кузница циклопов. Взрывы гулко
грохотали под покровом тумана. Ученые вызвали искусственное землетрясение
и, регистрируя сейсмические волны чувствительными приборами, узнавали
строение глубинных слоев скалы.
ультразвуковым зондом. Все работы сильно затруднял туман, из-за которого
видны были только самые высокие скалы. Физики пытались рассеять его с
помощью радиоактивных эмиссии. Пучки лучей ионизировали пар, он опадал
мелким теплым дождем, но не проходило и двадцати минут, как клубы пара
снова затягивали все вокруг.
зонд иногда дает двойные показания. Этот аппарат посылает вглубь воды
звуковые волны: отразившись ото дна, они возвращаются, а по разнице во
времени между посланным сигналом и отраженной звуковой волной
рассчитывается глубина. В некоторых местах эхо было искажено как бы
двукратным отражением. Тщательное исследование показало, что над самым
дном озера проходит длинный, подвешенный в воде предмет, имеющий вид
большой трубы. Диаметр ее был определен метров в шесть. Труба шла
совершенно прямо на северо-восток, достигала берега, входила в него на
глубине шестидесяти метров, пробивала скалистый массив у перевала, над
которым я побывал в первом разведочном полете, и шла далее под равниной.
Проследив ход трубы в противоположном направлении, ученые достигли другого
края озера, имеющего совсем иной вид. Вместо огромных серовато-белых скал,
покрывающих повсюду берег, здесь над водой стоял черный выпуклый вал,
похожий на корпус перевернутого корабля. Под коваными каблуками он издавал
короткий громкий звук. Без труда было видно, что это глыба железа,
покрытого толстыми слоями чешуйчатой ржавчины. Вызвали меня с вертолетом.
С помощью радароскопа и индукционного прибора я определил размеры этой
глыбы. Она занимала площадь в шесть квадратных километров, а ее толщина
нигде не превышала четырех метров. Неровные, словно изрезанные края глыбы
упирались в скалистые осыпи. Оставив вертолет на воде, я принял участие в
исследовании железного пласта. Зонды показали, что в нескольких метрах под
поверхностью воды он резко обрывается. Дальше звуковое эхо было искаженным
и нечетким. Так как в наших скафандрах можно находиться и на суше и в
воде, я попробовал нырнуть. Вода была очень теплая. Скользя по гладкому
откосу берега, я спустился метров на пять: так глубоко опускалась железная
глыба. Ниже лежал очень мелкий темный гравий. Попробовал руками разрыть
его, чтобы узнать толщину железного края, но не смог; хотя и вырыл яму с
полметра. Дальше глубина озера увеличивалась. Когда достаточно яркий у
поверхности свет сменился темно-зеленым отблеском, мои руки ударились о
твердую выпуклость. Железо здесь имело форму вертикальных булавообразных
шпилей, поднимавшихся с невидимого дна. Похоже было, что в воду влился
расплавленный металл и застыл в ней.
Едва я посадил вертолет на палубе ракеты, появились Арсеньев и Лао Цзу в
металлических скафандрах, защищающих от излучений. Меня попросили
доставить их в Мертвый Лес. На мой вопрос, не нужно ли и мне взять
камексовый панцирь, Арсеньев ответил, что они пойдут одни. Мне ничего не
оставалось, как запустить двигатель. Полет прошел спокойно. Сохранять
направление мне помогли радиосигналы ракеты, направлявшие на нужный курс
каждый раз, когда вертолет от него отклонялся.
края Мертвого Леса. Мы опустились близ обрыва, находившегося в конце ее.
Ученые, взяв аппараты и заряд фульгурита, ушли, и я остался один.
на чужой планете, а в самом обычном уголке на Земле. Ученые, казалось, не
замечали таких удивительных явлений, как загадочная труба или железный
берег. Никто даже не вспоминал о моих металлических мурашках. Должен
сознаться, что это меня иногда злило, и тем не менее я чувствовал, как мои
мысли все больше и больше поглощает составление карты, как, корпя над
вычислениями, я забываю, что нахожусь в преддверии огромной, превышающей
человеческое понимание тайны. Когда я пробовал заговорить об этом, все,
словно уговорившись, отвечали: "С этим нужно подождать", "По этому поводу
ничего нельзя сказать". А где же взлет, где романтика научной работы? В
течение нескольких дней, предоставленный только собственной фантазии, я
создал с десяток гипотез: что металлический берег произошел от удара
железного метеорита о скалы, что труба - это один из тоннелей, по которым
передвигаются под землей металлические создания, и еще несколько подобных.
Когда я заговорил об этом с Чандрасекаром, он разбил все мои предположения
в пять минут.
закончил он.
ваши? Мы обнаружили трубу, но вместо того чтобы проникнуть в ее тайну, я
сегодня весь день брал пробы воды с различных глубин. Я уже и в самом деле
ничего не понимаю! Вы становитесь еще более-таинственными, чем обитатели
Венеры!
он вдруг стал серьезным и, взяв меня за руку, произнес: - Мы только
осторожны. В своем поведении мы не можем руководствоваться только желанием
скорее проникнуть в лес тайн, окружающий нас. Есть кое-что несравненно
более важное.
ошибок.
с ним не погасил внутреннего огня, который сжигал меня. Я решил запастись
терпением, не теряя надежды на то, что мы скоро окажемся участниками
больших открытий. Мне не пришлось долго ждать.
кристаллов. В обратном полете мы не обменялись ни словом. Только в
шлюзовой камере, когда помещение наполнилось кислородом, астроном, снимая
с головы черный шлем, сказал:
кинолентами, образцами минералов и радиоактивных веществ в свинцовых
кассетах. Металлических мурашек не было: физикам не удалось их найти.
и начнется ночь, наша первая ночь на планете. Есть приказ, чтобы все мы в
это время находились на борту ракеты. Но до наступления ночи у нас
остается еще пятьдесят часов, а подготовительные исследования мы уже
заканчиваем. Я думаю, что за это время мы успеем сделать небольшую
вылазку. Наша цель - завязать сношения с жителями планеты. Из того, что мы
до сих пор открыли, самым важным я считаю искусственное сооружение,
которое мы называем трубой. Это металлический проводник, насколько можно
полагаться на сейсмические и электромагнитные исследования, что-то вроде
силового кабеля. Правда, этот кабель, по-видимому, не работает, так как за
все время нашего пребывания на озере нам не удалось обнаружить в нем ни
малейшего количества энергии. Несмотря на это, он заслуживает внимания.
Один его конец находится под железной глыбой на берегу. Подумаем, нет ли
смысла поискать другой.
широко расставленных "ногах" шагающего кузнечика, выехал на палубу ракеты.
Мы вчетвером сели в застекленную со всех сторон кабину, большой
трехлопастный ротор завертелся, превратился в прозрачный диск, и машина,
зажужжав, как волчок, взмыла в воздух. Туман, сдуваемый свежим ветром,
сползал с озера. Видимость улучшалась. Пролетев метров двадцать над черной
водой, я повел машину к железному берегу. Когда ветер усиливался, холмы
летучей ржавчины дымились, окрашивая туман в рыжий цвет. Под вертолетом
был подвешен чувствительный, реагирующий на присутствие металла
индукционный прибор, соединенный кабелем с моими наушниками. Над железным