усталость и весь мир сузился до двух обнаженных клинков. Где-то на пределе
восприятия промелькнул вскрик - кто-то увидел эту сцену с верхнего витка
дороги. Но Бистер его услышал, и это словно подстегнуло его. Он немедленно
кинулся в атаку, собираясь начать и кончить бой до того, как другие смогут
прийти на помощь Сторму.
скованы и он проигрывает в быстроте. Но как и в лагере Нитра, он снова
чувствовал в себе необычный подъем, переборовший физическую слабость. И
все же скорость и реакция у него были уже не те.
слабее, чем когда они впервые столкнулись между Портом и Гроссингом. И тут
же ударил.
18
отступить. А Бистер, которому каждый шаг землянина назад добавлял
уверенности, продолжал теснить его. Сторм попытался схитрить и развернуть
Бистера против света, но тот не попался на эту удочку.
закончить это затянувшееся представление. Но он чувствовал, что с Бистером
должен разобраться сам, один - сталь против стали - иначе он потеряет
всякое уважение к самому себе и уже никогда не сможет руководить своей
командой.
каменистой площадке. После первого отчаянного натиска Бистер стал
осторожнее и теперь стремился вымотать землянина. Сторм чувствовал влажную
струйку на плече под одеялом, знал, что пластырь слетел и рана снова
кровоточит. Если бой затянется, эта струйка высосет из него все силы и
свяжет его, лишит скорости и подвижности. Тогда он уже не сможет
увертываться, и Бистер легко оттеснит его под ослепляющий луч и приколет
совершенно беспомощного.
хиксов. Им дали внешность, неотличимую от человеческой, обучили
реагировать и действовать на людской манер. Но в глубине души они
обязательно должны оставаться хиксами, иначе будут бесполезны для своих.
Значит, хикс. Ну, так что может выбить из колеи этого закаленного
разведчика? Что может по-настоящему напугать его, привести в ужас?
подальше от луча фонаря. Почему хиксы так ненавидят землян? Есть ли у
этого их страха какие-то глубинные корни, и не удастся ли сейчас сыграть
на этом?
у самой своей груди, и удар был так силен, что рука на время онемела.
Спасло его только шестое чувство опасности, которое развилось за время
работы с командой.
кто-то подсказал ему. Сторм понял, в чем слабость хиксов, понял глубоко и
полно, ведь и землянам была свойственна эта слабость, а народу Дине
особенно. Странная слабость, порой оборачивающаяся силой и. главное,
дающая человеку такое необходимое чувство защищенности и безопасности.
родичи взорвались, Бистер. Нет больше корабля, готового эвакуировать тебя
с Арцора. - Один, - один! - среди тех, кто ненавидит тебя. Ты никогда
больше не увидишь родного дома, Бистер! Он остался среди недоступных для
тебя звезд.
хиксы разрушили Землю - они надеялись этим ударом в сердце Конфедерации
вызвать ее распад. Но тут они просчитались. Слишком далеко зашли различия
уроженцев земных колоний и самих землян, чтобы всех их можно было
ввергнуть в шок простым уничтожением метрополии.
искру отчаяния в их глубине. Под маской марионетки проглянула
взволнованная и напуганная душа хикса. И теперь Сторму нужно было только
крошить внешнюю скорлупу и помогать ей выйти наружу.
боевые товарищи. Ты единственный хикс на Арцоре, и других не будет. - Сами
собой всплывали в памяти все знания и слухи о захватчиках, их обычаях и
обрядах, словно только и ждали, когда они понадобятся. - Кто прикроет твою
спину, Бистер? Кто вспомнит твое имя, чтобы окликнуть тебя? Никто из твоих
братьев даже не будет знать, что ты умер и пора отметить твой круг на
Сотенных Таблицах во Внутренней Башне твоего родового поселка. Ты умрешь и
исчезнешь навсегда, словно никогда и не жил. И не будет...
испарины. И все ярче разгоралась жесткая отчаянная искра в его глазах.
Поминовения Всех Имен...
врожденной грацией древнего воина. К несчастью, нож Бистера зацепил
серебряное ожерелье, висевшее на его груди, и лезвие слегка царапнуло
щеку. Как и рассчитывал Сторм, натиск тяжелого тела Бистера отбросил их
обоих на самый край площадки.
физических сил вполне хватило бы, чтобы смять сопротивление землянина.
Сторм провел пару приемов командос, высвободился из этих тисков и снова
оказался у скалы в относительной безопасности.
переполненные ужасом глаза, в которых уже не осталось ничего
человеческого. Каждое разумное существо должно верить, что в любом бою с
ним весь его народ, вся его раса. У них один враг и одна ненависть на
всех. Страх смерти отступает, если рядом с тобой твои братья, если есть
радость исполнения общей воли. Но эту опору Сторм сумел расшатать и Бистер
сейчас балансировал на грани безумия.
отступил, и Бистер не раздумывая ринулся за ним. "Готов", - подумал Сторм.
Дальше все было нетрудно. При следующем маневре Бистер оказался против
света фонарика. Последний раз увидел Сторм безумный блеск его глаз и
ударил четко и красиво, как на учениях.
уткнулся лицом в землю и замер. Сторм отступил и оперся здоровым плечом на
скалу. Он видел, как в луче фонаря блеснул мех Сурры, которая, злобно
шипя, подползала к телу Бистера. Она коротко рыкнула и уже хотела ударить
его когтистой лапой, когда землянин подозвал ее к себе.
хикса.
сердце.
его голос. - И он действительно настоящий хикс.
последней степени, не смог заставить себя стерпеть прикосновение этого
человека. Он оторвался от скалы и шагнул чуть в сторону от протянутой руки
Квада. Но на этот раз даже его тренированная воля не смогла справиться с
изнемогающим телом. Его качнуло, он упал и потерял сознание.
как только открыл глаза, и теперь лежал на узкой постели, не смея
шевельнуться, и вглядывался в такое знакомое и родное ему сочетание
цветов. Просто кусочек юго-западной пустыни его родного мира и плавные
очертания облаков над ним, выполненные в манере, созданной когда-то
художниками Дине. А еще на картине был ветер. Землянин почти физически
чувствовал его дыхание, вглядываясь в растрепанные волосы всадников и
ощущая, как секут их лица длинные пряди гривы их крапчатых пони. Фреска
была на стене рядом с его постелью, и Сторм засыпал и просыпался, не
отрывая взгляда от этих борющихся всадников. Для художника эта открытая
всем ветрам пустыня, наверное, тоже была родным домом. Силой своего
таланта он перенес на стену не просто пейзаж, но кусочек жизни, с шумом
качающихся сосен, с запахами нагретой солнцем овечьей шерсти и шалфея, с
бесконечным сверканием песка. Сторм смотрел на картину так же, как смотрел
на сосну и траву его погибшего мира в пещерном саду, только сейчас чувства
были острее и глубже. Не просто родные растения, а сама сущность его
прежнего мира была перенесена сюда кем-то из его народа. Только художник с
Дине мог нарисовать так.
происходившее вокруг его постели. Бестелесными тенями проходили, не
задевая его сознания, доктор из Порта и молчаливая темнокожая женщина,
ухаживающая за ним. И даже отвечая на вопросы откуда-то взявшегося
Келзона, он не в состоянии был оторваться от картины. Эти крапчатые пони
были ему сейчас роднее и ближе, чем весь Арцор со всеми его проблемами. Он
даже не знал, где он сейчас лежит; это его не заботило. Он засыпал и
просыпался, не расставаясь со своими всадниками, и был вполне счастлив.
что теперь он мог видеть не только картину. С удивлением он услышал, что
она говорит на языке Дине, и уловил тон, каким терпеливые взрослые
разговаривают с заупрямившимся ребенком. Сторм попытался не обращать на
это внимание и снова вернуться в сладкую полудрему, но тут дверь открылась
и в комнату, прихрамывая, вошел Логан. Следы побоев уже сошли с его лица и
теперь, кроме очевидной принадлежности к народу Дине, Сторм заметил и
отчетливое сходство с кем-то знакомым, только он никак не мог вспомнить, с