Аркадию показалось, что тепло распространилось по всей руке, неожиданно
удлинившейся, а в ладони - внутри, в костях, - начало невыносимо жечь и
нужно было немедленно прикоснуться к чему-нибудь холодному.
сквозь стены дома, пальцы коснулись холодного воздуха ночи и от этого стали
еще горячее, будто, в противовес всем правилам термодинамики, холод рождал
тепло.
уподобившей хостель "Рябина" вражескому аэродрому, к которому лететь нужно
было, руководствуясь сигналами радиомаяка. Рука устремилась на этот сигнал,
но пальцы не обладали собственным зрением, и Аркадий лишь ощущал
происходившее, восстанавливая изображение фантазией, которая, как он
почему-то был уверен, была точна в деталях.
кровати и сидел, уставившись в одну точку. С того момента, когда между ним и
Аркадием установился мысленный контакт, Подольский (сейчас, зная все, что
произошло потом, Аркадий мог назвать этого человека его настоящим именем)
ощущал беспокойство, то возникавшее, то исчезавшее, а следом пришел еще и
страх. Страх увидеть лицо смерти. Почему лицо? - подумал Аркадий. Этот
человек не увидит моего лица. Он и руки моей тоже не увидит, а лишь ощутит
ее жар и все равно не сможет понять происходящего.
метров, вошла в стену "Рябины", будто нож в масло и проникла в комнату
Подольского.
спасения...
он испугался! Подольский упал на колени и протянул вперед руки, отталкивая
пламенную печать, но не умея этого сделать, поскольку - Аркадий это понимал,
а Подольский понять не мог - мир существовал сейчас и здесь как бы в двух
плоскостях. В мире раскаленной ладони Аркадия "сейчас" и "здесь" были
другими, но через мгновение плоскости должны были пересечься - вне желания
Подольского и вне желания Аркадия изменить ситуацию - и жизни Генриха
Натановича должен был прийти конец, которого он желал сам и которого сейчас
так боялся, потому что, желая и призывая Божью кару на убийцу предка, он не
верил в ее реальность. Для Подольского обряд и молитва, произнесенные
раввином, были и оставались только обрядом и молитвой.
станции. Еще чуть-чуть, медленнее, еще медленнее...
плакал? Влага испарилась мгновенно, кожа зашипела, ткань обуглилась, хрип,
раздавшийся в комнате, не был хрипом живого существа, так хрипит душа,
проносящаяся в темном туннеле навстречу свету, которого на самом деле нет,
потому что это всего лишь угасание клеток, не получающих кислорода.
инстинктивно вцепилась в ножку кровати.
ощутил такой дикий холод, что его затрясло. Он потянул на себя одеяло, но
это не помогло, Аркадия трясло так, что - ему показалось - начала
содрогаться кровать, Алена что-то пробормотала во сне, отодвинулась на край
постели и инстинктивным движением подоткнула под себя одеяло - должно быть,
исходивший от Аркадия холод ощущался ею как дуновение ледяного воздуха от
комнатного кондиционера.
мгновенно вспотел, но раскрываться не стал, почему-то ему казалось, что
раскрываться нельзя, иначе что-то случится. Несколько минут он лежал без
всяких мыслей, слышал прерывистое дыхание жены, она бормотала во сне, потом
вскрикнула и сразу успокоилась, задышала ровно - ее сон закончился.
Глава шестнадцатая
это моя рука...
и быть не могло, хотя, если прислушаться к собственным ощущениям, то
оставался на поверхности кожи будто некий заряд, какое-то натяжение,
воспоминание от прикосновения...
допрос еще не закончился, не мешать. Чухновский затих.
у тебя был таким, будто ты не спал две ночи. Если помнишь, я сказал тебе об
этом. Больше на эту тему мы не говорили, я изложил тебе задание, и ты
отправился. Когда ты ушел, я вспомнил, что... Попробуй вспомнить и ты:
называл ли я адрес погибшего?
причин вспоминать вчерашнее утро, но, вспомнив, он легко ответил бы на
вопрос Виктора. Проблема заключалась в том, что - не вспоминалось. Мысль
упорно сворачивала на иную дорогу: Аркадий вспомнил, как вышел из офиса, как
спустился в лифте и пошел к машине. В тот момент он, конечно, знал адрес
Генриха Подольского, не мог не знать, потому что спокойно сел на руль
"сибири" и набрал на пульте координаты "Рябины". Он и сейчас мог назвать эти
координаты и повторить каждое движение руки, нажимавшей клавиши на пульте
компьютера. Память работала исправно. Но почему она не отвечала, когда он
спрашивал себя: "А в кабинете? Что происходило в кабинете?"
не могу. Какая-то пелена... Будто выпил леспинатола.
действия, позволявший на время избавиться от ненужного воспоминания. Аркадию
вкололи леспитанол на первом году его работы в "Фениксе", когда он убил во
время преследования Дмитрия Пырьева, негодяя и насильника. Зрелище было
страшное, Пырьев обладал невероятной жизнестойкостью, Аркадий стрелял и
стрелял, тело преступника было пробито уже в десятке мест, в том числе и
там, где должно было быть сердце, пуля вошла и в шею, почти оторвав голову
от тела, и все равно Пырьев продолжал, подобно разогнавшемуся автомобилю,
бежать на Аркадия огромными прыжками, в руке у него был шокатор, и если бы
ему удалось дотронуться до Аркадия...
приглушенным и не вызывало резкой реакции организма: рвоты и ослепляющей
головной боли.
бы работать.
не помню наш вчерашний утренний разговор.
расследование, и ты ушел, не поинтересовавшись, по какому адресу нужно
прибыть. Я хотел тебя вернуть, но ты уже вышел, и я подумал: ты,
естественно, вспомнишь, что не спросил адреса, когда будешь садиться в
машину. Но ты не позвонил мне. Откуда ты узнал адрес "Рябины"?
сел, набрал координаты и поехал. Я еще раздумывал, какой путь лучше - через
центр или прямиком по второму эшелону.
первой в списке.
когда ты появился в комнате Подольского, странностью уже не считается? Время
везде фиксировано: ты в своем отчете показал, что вошел в комнату в девять
сорок девять. Эксперт-патологоанатом отметил, что пятно на лице Подольского
еще было в девять пятьдесят с оценочной ошибкой во времени пять-шесть минут.
Посмотри протокол...
этого мне пришлось самому подключиться к расследованию. Ты хорошо помнишь
свои отчеты - тот, что ты мне передал в двенадцать, и тот, что передал в
восемнадцать тридцать три? И еще последний: в двадцать три девятнадцать?
понимаю. В это время я был у себя дома, там Алена...
вызвал такси, верно? Отчет ты передал на мой компьютер, когда ждал машину.
четко сформировалась, - отрезал Виктор.
подозревал, то позволил вести допрос?
заявил желание и сформулировал его таким образом, что я не мог вмешаться без
нарушения процедуры. Во-вторых, я тебя на это действительно спровоцировал с
тем, чтобы послушать, какие вопросы ты станешь задавать и к чему склонять
господ Чухновского и Подольского. К тому же, - Виктор помедлил, - к тому же,
я воображал, что, пока ты занят всеми этими проблемами, никому, в том числе
и твоей Алене, не будет угрожать опасность. Я ошибался, - заключил он и