разъезда, и более многочисленные торговки. Но поезд пока ни разу и не
шелохнулся. Ладно... Их там много.
ехали одни мужчины, и теперь все они были на перроне.
остановиться и заговорить с ней, а прошел дальше и лишь потом вернулся в
полнейшей растерянности и нерешительности.
напротив женщины. - Я просто искал вас.
только в нашем поезде, кажется, ничего нельзя скрывать друг от друга.
вагоне.
видела, Мальцев. - Что-то уж слишком спокойно она говорила. - Позвали меня
в девятый вагон к мальчику одному... Потом иду назад, а они все трое сидят
вот в этом купе. И все так правдоподобно, Мальцев, все так по-настоящему.
Я сначала даже и не удивилась, потому что о них и думала... А сама
понимаю, что это невозможно. Ну для чего все это, Мальцев? Ведь это
страшно... Как перенести это? У меня уж и сил никаких не осталось... Не
знаю как, но встала и говорю: "Я сейчас вернусь, одну минуточку только, и
вернусь..." Они и отпустили меня. Я к себе в вагон, к Инге, к Тосе...
Плачу, реву, ничего вокруг не вижу. К Инге упала на колени, а сказать
ничего не могу. Они что-то говорят мне, не слышу, не понимаю, чувствую
только, что со мной случилось что-то страшное, жуткое. С горем пополам
рассказала... Поплакали все трое. Мне вроде бы и легче стало... Невозможно
их появление... Наверное, все потому, что я последнее время только о них и
думала. Но только раз все это из моих мыслей, то и заставить их исчезнуть
я должна сама. Шла назад и уже знала, что я заставлю их исчезнуть. Иначе
мне этого не вынести... А они все так же сидят. Рассказывать начали,
Мальцев, о том, как они отдыхали... А я на них смотрю и глаз не могу
оторвать... Чувствую, что еще немного, и я соглашусь со всем, что
происходит... Знаю, что надо глаза закрыть, а не могу, нет сил... Потом
упала на столик и твержу себе: "Нет, нет, нет!" А они меня успокаивают:
"Что с тобой, мама? Неужели ты не рада нам?" А я все: "Нет, нет, нет! Не
может быть такого! Не может! Не может... Не может..." И голоса их вдруг
вроде тише стали. Они меня по голове гладили... все... А потом только одна
дочь... И все тише, незаметнее. А потом не стало никого. Боюсь подняться,
глаза открыть. Вот, думаю, открою... Нет... Не может!.. Не может!.. Не
вынести человеку такое... Потом открыла. Нет никого... о боже!.. Никого,
никого...
сейчас. Ну хоть бы что-нибудь человеческое, женское, привычное... Но
женщина смотрела на меня сухими глазами, словно что-то горело, полыхало у
нее в душе.
отстранила мою руку.
поплелся, не пошел, а именно поплелся за ней, еле переставляя ноги и
хватаясь за полки и двери.
сгинула в подсознании. Я не успел ее осмыслить, но только теперь я точно
знал, что такая мысль существует и что ее нужно вернуть во что бы то ни
стало. Потому что именно в ней было наше спасение.
38
дрогнул и остановился. Да и толчок был такой, словно к поезду прицепили
паровоз. Мы с Зинаидой Павловной уже входили в наш вагон, как вдруг в
тамбур начали заскакивать пассажиры, которые только что были на перроне и
собирались толкать поезд до самой следующей станции. Что еще случилось?
нам подали! Прицепили уже к поезду. Толчок почувствовал?
поблагодарит и вообще выяснит, куда нас там собираются направить.
провожали нас. Степан Матвеевич вышел из маленького здания вокзала. Он о
чем-то разговаривал с местным начальником. И в это время поезд тронулся,
медленно, как бы нехотя. Степан Матвеевич что-то крикнул и помчался к
нашему вагону, хотя до другого ему было гораздо ближе. На бегу он еще
несколько раз оглядывался и что-то кричал, но разобрать уже было
невозможно из-за начинавшего частить стука колес. Степан Матвеевич был уже
рядом с тамбуром. Я спустился по ступенькам площадки и протянул ему руку,
другой крепко держась за поручень. Степан Матвеевич прыгнул. И я с
Валеркой втащил его в тамбур. Степан Матвеевич даже не запыхался, хотя
был, кажется, чем-то взволнован.
Граммовесов. - И вообще! Они там до сих пор думают, что с ними по телефону
кто-то шутит! Ну откуда на этом разъезде может взяться пассажирский поезд,
да еще фирменный, да еще из Фомска?! Они и города-то такого, наверное,
никогда не слышали.
купе. - Всего не знаю. Но только эта чертовщина еще не кончилась, это уж
точно. И второе: куда нас примут на станции? А если там состав? Если и
запасных путей не окажется? Ведь нас там не ждут!
Матвеевича немного отрезвили некоторых, кто вроде Валерки чрезмерно
обрадовался постукиванию колес.
пусть она теперь и думает!
паровоз! Толково, толково!
Матвеевич и даже не успел посмотреть на Валерку, как тот уже заявил:
с каким-нибудь составом еще опаснее!
осторожно, потому что путь может оказаться занятым. А километра за два до
станции нужно совсем сбросить скорость и подходить медленно, очень
медленно. А если путь занят, то остановиться. На самой станции разберемся.
помчались по коридору выполнять боевое задание.
сказал:
работу. Маневровым паровозом лучше буду командовать!
благополучного возвращения было еще, кажется, далеко.
да бескрайняя степь за окном.
- сказал я. - Но мысль все время ускользает. Не составляется она. Вот,
например, причинно-следственный мир. Другого ведь мы и не знаем. Мы живем
в жестко детерминированном мире. Но только наш-то поезд выскочил из этой
детерминации!
Матвеевич. - Изменились причинно-следственные связи? Ну и что? Какая
причина тому, что все это происходит?
открывал рта. Но за секунду до его недосказанного вопроса я вдруг решил,
что нужно рассказать собравшимся историю Зинаиды Павловны, и перебил
Ивана. Тот даже, как мне показалось, облегченно вздохнул, словно вопрос
собирался задавать через силу, словно ему нравственно тяжело было задавать
этот вопрос.
энергичный, много знающий человек была эта женщина. Да и врачей-то,
наверное, в нашем поезде больше не было. Я вкратце рассказал, как Зинаида