непригодным для дыхания. Но другого воздуха не было, а дышать было нужно,
чтобы жить, чтобы работать. И люди дышали, прячась где только можно от
ненавистного солнца. С тоской и страхом смотрели они на чистое синее небо:
хоть бы несколько капель дождя! Напрасно - дождя нет, и неизвестно, когда
он будет...
В час пополудни на приборостроительном заводе Куркиса Браска завыли
сирены, возвещающие начало обеденного перерыва. Сотни рабочих опрометью
бросились прочь из жарких душных цехов в бесчисленные закоулки дворов,
навесов, складов и там, в излюбленных укромных местечках с весьма
относительной прохладой, принялись за свой скудный обед.
На задворках склада готовых изделий, под навесом, где свалены целые горы
новой и отработанной тары, собралось несколько рабочих на короткую
летучку. Среди них почетный гость из Ланка - бывший товарищ по работе,
ныне состоятельный и независимый научный деятель Рэстис Шорднэм.
Расположившись на разнообразных ящиках, среди ворохов жухлой соломы и
древесной стружки, рабочие жуют скромные бутерброды, прихлебывая горький
желудевый кофе из термосов.
Говорит старый костистый токарь Гардион, остальные молча слушают.
- Вот я и думаю, друзья, что все это неспроста! - хрипит Гардион, с
надрывом дыша своей впалой больной грудью. - Гремы и абы нашей провинции
точно белены объелись: в день по три проповеди шпарят! Растравляют народ
болтовней о предстоящем чуде, карточки раздают с молитвой о дожде... У
меня, кстати, есть одна такая карточка...
Гардион вытащил из кармана старенького застиранного комбинезона помятый,
испачканный машинным маслом кусок картона и протянул его близсидящему
Рэстису. Тот взял картон и с интересом стал его рассматривать.
Вверху был изображен бог единый на розоватом облаке. По воле неведомого
художника Гроссерии повелитель вселенной был одет в голубую мантию, густо
усыпанную блестками звезд. Его строгое смуглое лицо украшала пышная белая
борода. Такие же белые волосы густыми локонами ниспадали на широкие плечи.
Из-под длиннополой мантии чуть виднелись ступни в традиционных ременных
сандалиях. Руки бога были широко раскинуты для благословения. От облака
шла тонкая косая штриховка, явно обозначавшая дождь. Под рисунком был
крупными буквами отпечатан текст молитвы о ниспослании дождевого чуда.
Внимательно осмотрев картон и не найдя ничего примечательного, Рэстис
передал его дальше.
- Хлеборобы наши и так еле дышат, а тут еще такое откровенное
издевательство! - снова заговорил Гардион. - Это, друзья, не иначе как
ответный выпад Гроссерии. Недавно мы показали свою силу, заставили
правительство снять скалды с производства и наложить на них арест, а ведь
в казну Гроссерии от этих скалдов золото текло. Вот наша сила и встала
сыну божьему поперек горла. Абы в проповедях толкуют о каком-то великом
чуде, которое, мол, завтра совершится. Только чепуха все это! Никакого
чуда не будет! Будоражат народ, а зачем - неизвестно...
- Как неизвестно?! А чтобы отвлечь! - с горячностью воскликнул Дуванис
Фроск, сидевший возле Шорднэма. - Чтобы арендаторы богу единому молились
да на земли ведеоров помещиков не зарились! Вот зачем вся эта волынка с
чудом!
- Это так... Это непременно так... - согласно закивали другие.
- Во всяком случае, нам нельзя сидеть сложа руки! - прогудел Рульф
Эмбегер. - Хлебороб, батрак, арендатор - это наш кровный брат. Без нашей
помощи его совсем съедят помещики да прожорливые абы! А потому и вывести
сына божьего на чистую воду!..
- Не спеши, Рульф, - остановил великана Гардион. - Тебя послушать, так
куда все просто получается. Выводить на чистую воду!.. Чтобы выводить,
надо знать, в чем тут, собственно, дело! Думаю, не вредно будет послушать
нашего дорогого гостя ведеора...
- Брось, папаша Гардион! Какой я тебе ведеор! Зови меня, как и прежде, Рэ
Шкипер! - спокойно вмешался Рэстис Шорднэм.
- Это хорошо, это ты правильно, Рэ, что не хочешь от нас откалываться... -
удовлетворенно прохрипел Гардион и продолжал: - Так вот, послушаем, что об
этом думает наш друг Рэ Шкипер.
- А что тут много думать? - сказал Рэстис. - Нужно просто разобраться в
сути дела. На что может рассчитывать Гроссерия? Во всяком случае, не на
дождь. Что же остается? Остается массовый психоз и до предела накаленные
страсти, которые ловко можно направить в нужную сторону. Этим и займутся
абы, монахи и переодетые барбитцы. Они заявят, что бог единый не совершил
чуда, потому что в Гирляндии развелось слишком много безбожников, которых
надо истребить. Разъяренные многотысячные толпы крестьян хлынут в города
расправляться прежде всего с рабочей беднотой. Вспыхнут кровавые
междоусобицы, правительство замечется в панике и по единому слову Брискаля
Неповторимого снимет запрет со скалдов. А этого допустить нельзя... Или,
быть может, кто-нибудь тут иначе думает?
- Никто иначе не думает! Правильно, Рэ! - взволнованно загомонили рабочие.
- Тише, друзья, спокойно! - замахал руками Гардион. - Не кричите все
сразу! Предлагайте по очереди, как нам встретить завтрашнее моление о
дожде.
- Я предлагаю такое! - первым отозвался Дуванис, подняв руку с бутербродом
и весь раскрасневшись от собственной смелости. - Я предлагаю послать во
все деревни эстафету и начать агитировать за полный бойкот молебна!
- А Калию свою ты уже сагитировал? - с добродушной усмешкой спросил Рэстис.
Дуванис окончательно сконфузился:
- Калию не удалось... Она у меня еще слишком темная...
Рабочие сдержанно засмеялись. Каждый вспомнил о собственной жене, тоже
пока "еще слишком темной".
- Вот то-то и есть, что темная. Темных еще беда как много, - заговорил
Гардион. - С темными терпение нужно, особый подход, тонкость обхождения.
Их нельзя хватать за шиворот и насильно тащить вон из храма, обзывая при
этом дураками. А потому открытая агитация за бойкот молебна заведомо
обречена на провал. Для крестьян дождь - это вопрос жизни и смерти, и
молебен стал для них последней надеждой. Ты, Фроск, сам в деревне живешь,
тебе бы это полагалось знать лучше других. А ты - агитировать за бойкот...
Может, будут какие другие предложения?
- Да, будут, - поднялся вдруг Рэстис Шорднэм. - Я предлагаю такое, друзья
мои! По всем заводам Марабраны разослать активистов, которые растолкуют
рабочим цель завтрашнего молебна. Нужно добиться, чтобы марабранские
рабочие тоже приняли участие в молебне. Дождя, конечно, не будет.
Крестьяне будут крайне раздражены. Вот тут-то и нужно не дать абам
использовать напряженную обстановку. Не попы и барбитцы, а наши люди
должны выступить с речами и растолковать народу смысл и цель всей этой
провокации. Если в результате кой-кому из абов намнут бока, то это им
пойдет только на пользу!
Тут завыли, заголосили заводские сирены, объявляющие конец перерыва.
Рабочие стали расходиться по своим цехам. Дуванис и Рульф повели Рэстиса
Шорднэма на отдаленные задворки завода, чтобы выпустить его через тайную
калитку в город...
12
Не небо, а расплавленная синяя эмаль без единого пятнышка. Не солнце, а
дракон огнедышащий... Дуванис Фроск стоит в одной майке и легких
полотняных брюках во дворе своей маленькой усадьбы в Аркотте и кричит жене
через распахнутое настежь окошко:
- Эй, ведрис Калия! Вы, главное, зонтик не забудьте прихватить! И галоши!
- Ладно, ладно, зубоскаль себе! - откликается жена откуда-то изнутри дома.
- Тот смеется хорошо, кто смеется последним!
- Сегодня я, наверное, буду и первым и последним! Но ты, Калюни,
поторапливайся все-таки! Люди уже собираются! Глядишь, весь молебен с
тобой прозеваем!
- Иду!..
Через минуту на пороге дома появляется молодая женщина лет двадцати. В ее
гибкой фигурке, смуглом подвижном лице и порывистых движениях еще много
девичьего. Это Калия. Она в самом деле приготовилась к дождю. На ногах у
нее белые резиновые боты, под мышкой зонтик. В руках она держит толстенный
молитвенник с заложенной в него карточкой - той самой, на которой
изображен бог единый на облаке и напечатан текст молитвы о ниспослании
дождя.
Выйдя на пыльную деревенскую улицу, супруги быстрым шагом направились к
часовне бога единого, воздвигнутой много веков назад посредине деревенской
площади и называемой по традиции храмом.
На плацу перед часовней уже собралась большая толпа, человек в пятьсот.
Слышен сдержанный говор, отрывки молитв, тихое пение священных гимнов.
Многие из собравшихся то и дело задирают головы, тоскливо осматривают
безнадежно чистые лазурные небеса. Нет ни малейших признаков дождя.
Но вот из часовни выходит толстый, громадного роста священник местного
прихода, благочестивый аб Бернад. На нем праздничное, золотисто-желтое
облачение, перехваченное по могучему животу широким зеленым поясом. В
руках у него серебряная курильница, испускающая приторно сладкий дымок. Аб
Бернад изо всех сил старается не уронить своего достоинства каким-нибудь
неприличным жестом, унаследованным от орангутанга Кнаппи. Ему это почти
удается. Лишь изредка на лице его появляется звероподобная гримаса, с
которой он, впрочем, тут же справляется.
Вслед за абом появляются служки со священными синими знаменами, затем
местные старики выносят резной портативный алтарь, полотнища с символами,
жертвенные факелы, наполненные нефтью, балдахин на четырех палках и прочую
утварь.
Аб Бернад становится под балдахин и делает знак чтецу. Тот, старательно
откашлявшись, выкрикивает пронзительным голосом первую фразу священного
Володихин Дмитрий
Куликов Роман
Шилова Юлия
Березин Федор
Никитин Юрий
Лукин Евгений