сигналы, показывающие степень активности протоксенусов, записывались на
ленте, и на ней же фиксировались моменты перехода разговора с одной темы
на другую. Считая пробу законченной, Крэл отключил гиалоскоп, вынул
кассету с записью и протянул ее Петеру Ялко. Тот понимающе кивнул и
умчался в фотолабораторию.
выдавая волнение, - говорим о чем угодно, а все время шевелится мысль, что
вот ведем опыт, стараемся не думать о них до сигнала. Стараемся! А ведь
думаем, думаем!
самом деле позабыли о них, но заметим же мы какие-то изменения, черт
возьми!
появился в павильончике Крэла. Бледный, осунувшийся, а глаза огромные,
по-юношески живые, но где-то в глубине таящие страх.
головы ответил на восклицания экзальтированного шефа.
с вяло опущенными кистями. Он беспрерывно потряхивал ими, упражняя,
заботясь о своих пальцах, пальцах скрипача и экспериментатора. "Какие
красивые руки, - настороженно подумал Крэл. - Умные и хитрые". Неприязнь к
Ваматру вдруг круто возросла в Крэле. Сейчас раздражало в нем все - манера
двигаться, притворно-униженно благодарить. За всем этим чувствовалась
поза, неискренность... Но вот Ваматр успокоился, сел, зажав руки между
колен, стал маленький, грустный, и неприязнь к нему постепенно сникла.
Удивительное свойство располагать к себе проявилось вскоре после того, как
Ваматр заговорил.
протоксенусы, то следующий, более совершенный вид, который мы получим,
опять разорвав кольцо метаморфоза.
ему рулон с записью, сделанной на гиалоскопе, он начал говорить о ней так,
будто сам присутствовал при эксперименте. Но ему хотелось самому, своими
глазами посмотреть, как производится запись, и он, дотронувшись до
прибора, попросил:
трогательным. Крэл улыбнулся. Впервые с начала разговора он немного оттаял
и включил магнитофонную запись.
была обидной. По всему чувствовалось, что не проверяет он, не доверяя,
сомневаясь, а сам окунается в суть работы. Истово и с наслаждением, словно
бережно перебирает в пальцах нечто сокровенное, добытое ценой большого
труда и глубоких размышлений. Ваматр уже не раздражал Крэла, и только
когда ему вдруг стало по-знакомому радостно от общения с ним, радостно
так, как некогда от близости с Ноланом, он опять сжался, замкнулся.
рулоне поставленные возле даты эксперимента слова: "Они поняли!"
не приближаться к башне. А вы пошли. Они и свернулись, замерли, бедняжки.
протоксенусы раньше, раньше "высказали" свое отношение к нам, людям.
Раньше этой даты. Еще в то время, когда боялись причинить вам вред и
гасили свою природную активность. Гасили, рискуя своим существованием.
Жизнью! Вы больны, Крэл, вы очень больны и превосходно знаете об этом. Для
вас существуют два пути: или под их влиянием вы избавитесь от лейкемии,
или... или сильное воздействие протоксенусов убьет вас. Они боялись вас
убить.
вновь разорвать кольцо, и тогда мы получим более совершенный вид,
продвинемся по спирали еще на один виток. Сколько их, этих витков,
спросите вы. Я не знаю. Никто не знает, каковы они там, - Ваматр замолчал,
испытующе всматриваясь в лицо Крэла, - у себя...
очень спорная мысль. Признаться, мне все время что-то мешает в этой смелой
гипотезе. Я читал вашу работу, написанную вместе с покойным доктором
Бичетом. - Ваматр вскинул голову, обжигая взглядом Крэла, а Крэл продолжал
спокойно: - Мне ее давал профессор Нолан.
Простите, Крэл. Я слушаю вас.
чужие ли они.
можно сказать, с философских позиций и совершенно не уверен, что
протоксенусы, несмотря на их необычные свойства, чужие. А может быть, вам
удалось получить новую породу? Да, невиданную до того, не бывшую на Земле,
но земную.
уходят на совершенствование видов, на естественный отбор, а мы, значит,
каким-то чудодейственным способом сжали время. О нет! Такое невозможно.
Никому не дано спрессовать время!
хранят в генной памяти программу, по которой в определенных условиях могут
развиться очень совершенные существа; Может быть, даже такие, как там... В
иных мирах. Только из насекомых могли получиться протоксенусы, и только
потому, что именно насекомые уж очень не схожи с земными животными...
Знаете, с чего началось?
они, словно засекреченные мины. Знаете, этакая хитрая конструкция:
попытаешься в нее проникнуть - и она взрывается. Так и ганглий: достаточно
нарушить оболочку ганглия, как все перестает функционировать, и
исследователь не в состоянии ничего узнать. Мина взорвалась, не открыв
тайну, оберегая ее. И эта особенность присуща только нервным клеткам
насекомых. Первые радости и первые разочарования. С тех пор и пошло. Я
узнал, например, что строение, дендрит-нейрона - это принципиально другая
архитектура нервной клетки. У всех животных, живущих на Земле, единый
механизм передачи возбуждения.
наука не знает и до сих пор. И еще: насекомые - единственные из живых
существ, на которых не действует кураре.
система. У всех остальных животных оно осуществляется посредством
переносчика кислорода - гемоглобина, и только у насекомых, будто они и не
соприкасались с нашей системой эволюции, - непосредственно воздухом.
Конечные разветвления трахей замыкают полые, ветвистые клетки. Их
отростки, тоже полые, оплетают органы, ткани, проникают внутрь отдельных
клеток. Так совершается газовый обмен между тканями тела и воздушной
средой. Где есть такое? Да, а ткани! В те времена, когда мы с Бичетом
только начинали, еще не было аппаратуры, позволяющей, как сейчас,
заглянуть в глубь живого. Сравнительно недавно я наблюдал с помощью
новейшей аппаратуры строение поперечно-полосатой мышцы. Вы ведь
представляете, конечно, какая картина возникает перед нами, каким бы
огромным увеличением мы ни пользовались. Типично биологическая, так
сказать, произвольного вида, характерного для природы, избегающей прямых
линий. И вот я впервые увидел срез тканей такой, который поверг меня в
восторг и трепет. У насекомых на срезе мышц обнаруживается геометрически
правильное строение типа кристаллической решетки.
но этого мало - надо вывести еще один вид. Более совершенный.
произнести. А Крэл без видимой связи с предыдущим спросил прямо в лоб:
старшим:
казалось, давно привык ко всему находящемуся в нем, - и, не глядя, поднял
телефонную трубку.