Чтение 37–й страницы книги ~Капитан Френч или Поиски рая~

бутона в розу - или в лилию, орхидею, пион либо иной цветок, яркий, ароматный и
прекрасный. Отчасти я возвратил ей детство - вернее, его запоздалое подобие,
так как настоящее детство у нее украли. Не важно, кто: Ар-конат, ее отец,
страшные годы хаоса или сам великий Вседержитель, метнувший на Мерфи свой
проклятый разрушительный снаряд. Стоило ли вспоминать об этом, взвешивать вины
и терзаться мрачными мыслями?.. Верно, не стоило! И мы не вспоминали.

Последняя неделя на Малакандре ознаменовалась двумя событиями, которые
стоит упомянуть - в том порядке, в каком они случились. Одно из них забавное и
веселое, другое - забавное и грустное, но теперь я думаю о нем без горечи, не
упрекая судьбу, подсунувшую Шандре сей соблазн. Рано или поздно такое должно
было случиться - так стоит ли сожалеть о неизбежном? Отвечу так же, как на
предыдущий вопрос: не стоит! И я не сожалею.

Однажды утром с нами связалась верная файт.

Какой-то ее приятель, то ли из признанных местных авторов, то ли из
окололитературной богемы, пожелал обессмертить себя и Шандру великим творением
- истинной и неподдельной биографией моей супруги. Файт вообще-то девушка
четкая и деловая, но, когда она излагала свою просьбу, ее охватило смущение,
сходное с симптомами шизофрении. Ясно, отчего: с одной стороны, ей хотелось
услужить приятелю (подозреваю, что их знакомство было очень близким), а с
другой Файт превосходно понимала, что намеренье ее друга граничит с
бестактностью. Великие мира сего (а Шандра, как вы понимаете, уже попадала в
эту категорию) сами находят себе биографов - либо, желая вконец осчастливить
потомков, пишут биографии своею собственной рукой. Последний способ
предпочтительней, ибо я считаю автобиографию самой деликатной из всех возможных
сделок - сделкой с совестью.

Словом, у нас не было нужды в сторонних биографах, но Файт, хотя и
заикалась, проявила настойчивость. Видно, ее приятель с полной серьезностью
решил написать про леди Киллашандру, земную принцессу и изгнанницу, самую
романтическую из всех фигур, какие ему встречались! Не желая обидеть Файт и
понимая, что настойчивый литератор горы сметет и моря осушит, я согласился
представить запись с основными фактами, касавшимися моей супруги. Мы посвятили
этому делу один из вечеров, и трудно сказать, кто из нас получил максимальное
удовольствие: то ли наш литератор, то ли принцесса Шандра, то ли я сам.
Биография вышла восхитительная!

Согласно ей моя супруга происходила из Амазонии - королевства,
отделившегося некогда от Бразилии и славного своими традициями, благородной

кровью и обычаями старины. Самый священный из них таков: любому из знатных
нобилей сопутствует в жизни огромная белая птица, потомок мутировавших попугаев
какаду, способная к эмпатии и даже отчасти наделенная ментальным даром. Эти
птицы существуют в тесном симбиозе с благородными ама-зонцами, обогащающем
каждую из сторон; их владельцы общаются с ними телепатически и могут, желая
того или нет, наслаждаться всеми ощущениями пернатых - скажем, чувством полета,
удовольствием от пищи и от иных занятий, коим предаются их симбионты.

Итак, у короля Амазонии был какаду-самец, у Киллашандры, его единственной
дочери, - самка, а у их благородных подданных - другие птицы, молодые и старые,
самцы и самки, согласно возрасту и полу своих хозяев. И вот в один из дней,
когда принцесса, достигнув зрелости, почувствовала любовное томление, импульс
этот передался ее пернатой спутнице; та взмыла в небо и отправилась в свой
первый брачный полет.

Брак же у благородных амазонцев поистине заключается в небесах: молодые
самцы устремляются вслед за самкой, и догнавший ее предается в воздухе любовным
играм, а его владелец должен стать супругом той, что выпустила самочку в полет.
Это не просто обычай и дань традиции, это неизбежность - ведь чувства пернатых
передаются людям, пробуждая в них страсть, жар любви и стремление обладать друг
другом. Такие браки - самые прочные, и, подчиняясь выбору птиц, два юных
существа уверены в грядущем счастье и в том, что не расстанутся на протяжении
тысячелетий. А посему белоснежные птицы-мутанты сделались в Амазонии священным
символом, чем-то вроде телепатического Эрота или Гименея, осеняющего
новобрачных шелестом быстрых крыл.

Но принцессе, прекрасной Киллашандре, не повезло. В ту роковую минуту,
когда ее птица взмыла к небесам, за ней устремился королевский самец, самый
могучий среди пернатых Амазонии; ему, конечно, достались победные лавры, а
также любовь и все свидетельства любви, которые ничем существенным не
различаются у птиц и у людей. Это была катастрофа! Это был беспрецедентный
случай, какого в Амазонии не бывало от века! Больше того, это был позор для
благородного короля и его несчастной дочери, ибо страсть пернатых подталкивала
их к инцесту!

Проще всего было б свернуть шеи развратным птичкам, однако этот выход
запрещался соображениями религии. Значит, кому-то предстояло удалиться в
изгнание, или королю, или принцессе, причем на солидную дистанцию, так как
телепатическая связь с симбионтами-какаду ощущается за пять-десять парсеков.
Этот вывод был неизбежен, и в Амазонии уже приступили к строительству
королевской яхты, когда на Землю прибыл капитан Френч. Он не обзавелся белой
птицей любви, зато у него была "Цирцея" - плюс деньги и незапятнанная
репутация; словом, это был именно тот человек, который подходит в супруги любой
из королевских дочерей. И принцесса Киллашандра, забрав фамильное серебро,
вспорхнула к нему на колени.

- О чем не жалеет, - добавила моя жена, потребовав, чтоб ее биография
завершалась именно этой фразой. Я не возражал. Не знаю, что сделал приятель
Файт с нашей записью, но совесть моя чиста; я уверен, что он получил отличный
материал для сказки или фантастического романа. Быть может, мы когда-нибудь
вернемся на Малакандру и вместо балета о злоключениях Регоса посмотрим
спектакль о необычном любовном треугольнике - два какаду и капитан Грэм Френч,
великий Торговец со Звезд.

Завершающим штрихом нашего пребывания, на Малакандре явилась экскурсия в
пещерный город у северного полюса. Это частью природное, частью рукотворное
образование; тут первопоселенцы устроили главную базу, и тут они обитали
несколько веков, пока их организмы не адаптировались к знойному
малакандрийскому климату. Мы осмотрели весь комплекс с группой туристов,
поахали и повосхищались во всех положенных местах, а затем вылезли на
поверхность через какую-то дыру, довольно далеко от стоянки аэрокаров. Это был
последний аттракцион: туристам предлагалось отправиться туда на ослах. К моему
изумлению, никто не отказался; а Шандра - та была в полном восторге!

Я потрусил за ней, размышляя, отчего это каждому хочется взгромоздиться на
спину небольшого серого животного с длинными ушами и совершить тур по тропинке,
продуваемой всеми ветрами и палимой солнцем. Ослы, конечно, редкость; немногие
колонисты берут их с собой, справедливо считая, что в их компании хватит
двуногих ослов. По всем параметрам осла не сравнишь ни с лошадью, ни с
верблюдом, ни с шабном или черным единорогом; осел не может похвастать ни
силой, ни изяществом, ни послушанием - особенно бессмертный осел, проживший не
один век и закосневший в своем упрямстве. Отчего же люди так благосклонны к
ослам? Редкость? Экзотика? Да, но все же не такая, как крокодилы! И к тому же
их нельзя есть...

Мы приблизились к стоянке мобилей, и восторженный визг прервал мои
раздумья. Тут были дети.- вероятно, их привезли на экскурсию в древний пещерный
замок, дабы вселить в них чувство патриотизма и гордости достижениями предков.
На Малакандре детей встретишь не часто, как и в других развитых мирах, где
принят ограничительный кодекс. Но в обществе бессмертных тоже бывают грустные
эпизоды и фатальные случайности, так что на любой из старых планет давно
отработан механизм восполнения этих естественных убытков. Для всех категорий
граждан (кроме, разумеется, деклассированных) властями выдаются лицензии,
разрешающие произвести потомство; их приходится ждать, временами две, три или
четыре сотни лет, но человек богатый может приобрести внеочередную лицензию,
хоть стоит она целое состояние. Я думаю, что это справедливо; ведь на эти
деньги кормят деклассированных, пресекая их стремление к мятежам и беспорядкам.

Процент детей на Малакандре невелик; это мир со стабильным населением, где
на шесть тысяч взрослых приходится один ребенок. До сих пор мы не встречались с
ними, и мне казалось непривычным и очень странным видеть целую толпу детишек -
двадцать пар огромных карих глаз, что уставились на меня и Шандру с жадным
интересом. Кто-то - быть может, воспитатель - сказал им, что эти чужаки с белой
кожей - знаменитый капитан Френч и его супруга, принцесса Киллашандра; ну, вы
понимаете, что за этим последовало. Нас окружили плотным кольцом, послышался
шелест автоматических фотокамер (а их у всякого мальчишки и всякой девчонки
оказалось по паре штук на брата), и мы мгновенно

были запечатлены во всех возможных ракурсах, в профиль, в фас и даже со
спины. Потом нас атаковали с просьбами об автографах; пришлось надписать каждый
снимок, в том числе тот, где я гордо восседаю на осле, вцепившись в его редкую
жесткую гриву.

Пожалуй, я предпочел бы общество ослов этой шумной разбойной компании;
ослы, прожив немало столетий, если не накопили мудрости, то хотя бы
притерпелись к своему положению и ведут себя со спокойным достоинством. Дети -
иное дело; намой взгляд, они слишком бесцеремонные и любопытные, и с ними я
чувствую себя как-то неуверенно. Не то чтобы я их боялся - я видел детей на
пограничных планетах, и я не забыл, сколько их было на Земле в медиевальную
эпоху, - но дети всегда вселяют в меня тревожное ощущение, сходное с чувством
вины. Я вспоминаю малышку Пенни, мою дочь, которую я покинул, и это чувство
вины становится все сильнее и сильнее...

Но Шандра ни в чем не была перед ними виновата, скорей наоборот: ведь ее
раннее детство, пока на Мерфи не случился хаос, прошло среди таких же
ребятишек, а значит, они напоминали ей о счастливых и спокойных временах. Во
многом она сама походила на ребенка - своей непосредственностью, чистотой и
страстью, с которой она стремилась познать окружающий мир, и даже своими
шутливыми угрозами искусать меня, когда я отпускал повод своих дидактических
рассуждений. Дети были для Шандры вполне подходящей компанией; они висли на
ней, а она любовалась их смуглыми мордашками и что-то ворковала, не забывая
надписывать свои фотографии. Рай, да и только! Мадонна в окружении темнокожих
шустрых херувимов! Но я сомневался, что это мой Рай - слишком он был шумным и
суетливым, а я - сторонник тишины.

Как хорошо, что на космическом корабле нельзя заводить детей! - мелькнула
мысль. А вслед за ней другая: хорошо ли?..