дурак подраться, толк понимает и к хорошим бойцам - со всем уважением... мимо
чарку не пронесет. Вот и спрашивал, интересовался. По радио, мол, трепались:
завелся в Эстакаде новый чемпион - ну, а мы как раз из тех краев, со свежими,
значит, новостями. А Мамонт - что... Мамонт у него без сочувствия, хоть и
знатный боец, да из смоленских, а Пако смоленских не любит, у него на
смоленских зуб, потому как...
договорился? Ну! Быстро и коротко!
пятью и шестью, так что можем уже отправляться. Но только чтоб был ты один, то
есть со мной, и больше чтоб никого, ни единого человечка.
повернул голову, осмотрел Пашку с синяком, Филина в рваных штанах, сморщился и
кивнул Гилмору: - Мигель! Пойдешь со мной.
ними, не в обиду сказать, толк от Мигеля невелик. Взял бы нас с Филином.
Прихватим ножики и...
Автомобиль был на месте, в целости н сохранности, только на правом крыле
благоухала куча обезьяньего помета. "Хорошо, что не на сиденье", - подумал
Саймон, залезая внутрь.
удивления, что этот лиловый монстр ездит, слушается руля и тормозит, если
нажать на педаль. Не боевая "саламандра" и даже не глайдер, однако вполне
приемлемое транспортное средство. В целом экипаж казался надежным, хотя и
громоздким, но скорость, маневренность и примитивные тряские рессоры оставляли
желать лучшего. С этим, правда, Саймон готов был смириться, однако запах плохо
очищенного бензина, рев мотора и пронзительный клаксон его раздражали. Лиловый
автомобиль блокировал разом два его чувства, столь необходимых для выживания, -
обоняние и слух, и Саймону все время чудилось, будто едет он в пустой
бензиновой бочке, набитой булыжниками.
сном, пока они выбирались на дорогу, что вела к городской окраине. По этой
магистрали, называвшейся Западным трактом, катили немногочисленные фургоны и
телеги, запряженные мулами и лошадьми; дорога, обогнув зеленый выступ Хаоса,
тянулась на пологий холм, у подножия которого лежали плантации масличных
деревьев вперемешку с цитрусовыми рощами и кукурузными полями. На ближнем поле
мерно сгибались крохотные полуголые фигурки в соломенных шляпах. Кроме них,
Саймон заметил всадников с карабинами и плетьми: эти важно восседали в седлах,
посматривая по сторонам, а временами что-то вопили - что именно, заглушалось
ревом двигателя и храпом Кобелино.
отбывающих малую сельскохозяйственную повинность. "Светлый путь".
удивленно воззрился на темнокожего учителя. Тот помрачнел еще больше.
вольных фермеров. Вольных, пока не рыпаются и налоги платят. "Белый", четверть
урожая - в казну, "черный", другая четверть - Хорхе Смотрителю, за
покровительство и крышу. Все поровну, все справедливо.
донецких, и при домушниках.
покончили с Русской Дружиной, а их самих вырезали донецкие в Большом Переделе,
лет двести назад.
дерибасовские. "Штыков" тогда еще w было, а клинки, "торпеды" и мелочь вроде
"плащей" боялись ввязаться в ту свару.
Саймон хмыкнул. Когда автомобиль, рыча и пыхтя, взобрался на холм, он приглушил
мотор и встал, оглядывая зеленые дебри Хаоса и уходившую к югу равнину, за
которой синел океан. Там была бухта - огромная, с неестественно правильными
очертаниями, напоминавшими след чудовищной подковы; несомненно, затопленный
кратер на месте прежнего Рио. Новый город лежал вдоль нее широким полукольцом:
слева - белые особняки и виллы, церкви и пятиглавый собор, обнесенные древней,
но еще внушительной каменной стеной, справа - гавань, железнодорожная колея И
набережная, за которой тянулся лабиринт узких, кривых и пестрых улочек.
Набережную проложили от площади, служившей, видимо, городским центром; она
выходила к морю и отделяла богатый район от порта. Главной ее
достопримечательностью являлось массивное здание в пять или шесть этажей,
окруженное пальмами, но серое и мрачное, словно гробница. Перед ним цветными
жучками мельтешили автомобили и пролетки.
оттенка, с плоской вершиной и круты--ми склонами, будто стесанными гигантским
топором. На этом каменном пне стояла крепость - квадратные башни и стены из
бурого кирпича, ворота, к которым вела вырубленная в скале лестница,
центральная цитадель и вышки на бревенчатых опорах. Сооружение напоминало
средневековый замок, но над одной из башен торчали вверх антенны, на вышках
поблескивали пулеметные стволы, а кое-где виднелись тонкие журавлиные шеи
подъемников. Крепостная скала,. белые виллы, площадь и гавань образовывали как
бы внутреннее городское полукольцо, охваченное со стороны суши тремя
промышленными районами, - видимо, более поздней застройкой, где жилые касы
соседствовали с приземистыми корпусами фабрик, какими-то складами и
хранилищами, водонапорными башнями и куполами немногочисленных церквей. Эту
внешнюю подкову рассекали покрытые асфальтом дороги: одна, на которой замер
сейчас лиловый лимузин, подходила с запада, другая тянулась на север, между
дебрями Хаоса и прибрежными холмами. В общем и целом, если не вспоминать о
бандитских кланах, переделах, кибуцах, налогах и остальных мелочах, столица ФРБ
казалась обширным и процветающим городом тысяч на триста жителей - а может, на
четыреста, считая с окрестными фермами и поселениями.
крепость. - Как гласят предания, "Полтава" причалила сразу за ней. Высадили
десант, перебили пару тысяч аборигенов, затем построили Форт, гавань и
городскую стену. Нынче это Центральный округ Рио. А ближе к нам три новых -
Восточный, Северный и Западный. - Что теперь в крепости? - спросил Саймон.
Учитель, с неприязнью покосившись на громко храпевшего Кобелино, пожал узкими
плечами.
столичные карабинеры, казармы, арсенал. В главном здании - тюрьма, а в подвалах
- свалка. Помнишь, я говорил о Старом Архиве? Вот он-то и находится под нижним
тюремным ярусом.
площадь. - А там что? Вроде гробика с пальмами?
и главных департаментов. - Гилмор принялся перечислять, загибая пальцы: -
Общественного здоровья, Финансов, Продовольствия, Водного Транспорта, Медицины,
еще - Топливный и Военный. Там же - Архив и государственный банк. Архив, в
котором я служил, тоже в подвале.
попадались мне лишь чиновники мелкие паханито да думаки, болтуны из Думы. Вот
на этих можно глядеть шесть дней в неделю, с десяти до четырех. Особенно когда
они в кассу валят, за песюками.
внешностью и белым, с иголочки, костюмом. Саймон ухмыльнулся, сел и надавил
клаксон. Пронзительный вопль повис в воздухе, и храп на заднем сиденье
прекратился.
на въезде, площадь, на ней живодерня стоит, так ты мимо нее газуй, не
задерживайся. Третий поворот направо, второй налево, и тормози у баобаба.
Здоровый такой баобаб, на Аргентинской улице, у пивной "Красный конь".
дымящий трейлер и несколько груженных сеном телег, подкатил к площади. За ней
пригородное шоссе переходило в улицу, застроенную невысокими домами: белые,
почти глухие стены, черепичные кровли, узкие окна на уровне второго этажа,
крохотные балкончики, увитые зеленью. Справа на площади располагался кабак,
слева - живодерня; иными словами, полицейский участок с неизменными воротом и
ямой. Яма была пуста, но рядом широки кругом стояли люди, облаченные в синее, и
щелкали бичами то и дело поднимая белесую мелкую пыль. В кольце их кто-то
метался и исходил криком, жалобным и нестерпимо пронзительным.
видел, что избивали парня - лет семнадцати или шестнадцати, тощего, в
окровавленных лохмотьях, свисавших с исполосованных плеч. Синемундирные гоняли
его по кругу с таким расчетом, чтоб дотянуться до жертвы тонким кончиком бича,
оставив алую полоску. Временами они промахивались, что -вызывало проклятия и
хохот - парень был маленький, юркий и, вероятно, еще не лишился сил. Напротив,
у кабака, толпились зрители; кто-то глядел мрачновато, а кто-то - с жадным
любопытством, но все молчали, переминаясь с ноги на ногу и почесывая в
затылках.
панамской деревушки на Латмерике, трупы женщин со вспоротыми животами, тела
мужчин, развешанных на столбах.
глаз, уткнувшись лицом в скрещенные руки, хрипло пробормотал:
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман
Орловский Гай Юлий
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Майер Стефани