обязаны были рухнуть - но они устояли.
страшной болью в плечах.
принялся торопливо излагать Команов. - По договору они получили земли у
Финского залива, все подступы России к Балтийскому морю.
ударом бича.
монах. - Вот почему магистр такой отваги набрался!
Слышь, чародей, Литва в договоре участвует?
непоследовательность пленника, и он дал отмашку палачу.
в сторону, а рубашка расползлась в лохмотья.
Литва, потом стали спрашивать, когда война начнется. Студент был готов назвать
любую пришедшую на ум дату, но даже прикосновение раскаленного железа не могло
научить его, как перевести годы от рождения Христа в годы от сотворения мира.
отрицательно покачал головой:
Русь с соседями рассорить навек.
рядом с записывающим ответы монахом.
вызовет ничего, кроме новых мер воздействия, но как безопасно соврать, не знал.
волосы: - Кто вывел?
кнутом. - Ну, отвечай!
ничего придумать не могла.
участие новгородцев в заговоре показалось ему вполне убедительным.
ему в голову. За власть боролись все и во все времена.
сбросить? Кто?
дальнейших пыток. Главным в плане было продемонстрировать свою полную
искренность. - Новгородцы задумали царя скинуть. Нас на разведку привели.
Узнать, заметят войско или нет. А провел Волошин, он и с новгородцами
договаривался. Но о чем, я не знаю. Не допустили меня к разговору, только
привели на Неву и увели. А откуда - не знаю. Заворожили меня. Больше не знаю
ничего, клянусь! Что знаю, все рассказал. И про измену Волошина, и про
новгородскую измену. Больше мне ничего не говорили. Меня и в Кронштадт не
взяли, бросили. Чтобы тайны не раскрыть...
в голове. Да, все новгородцы в душе крамольники. То помощь в войне с врагом не
окажут, то литовцев к себе на стол позовут - но поднять руку на государя! А
Волошин? Неужели служилый боярин Волошин на такое способен?!
лечебных ему дай. Живым он надобен. А допросные листы... Допросные листы пока
спрячь. Сличить их хочу. Второго языка с пристрастием расспросить надобно.
едва не приказал засечникам седлать коней, но вовремя посмотрел на небо. Солнце
уже уходило далеким ганзейским городам, а к святой земле подступала ночная
мгла. Дабы не пробираться темными тропами, и л пугать ночные деревни следовало
воспользоваться гостеприимством воеводы Кошкина по крайней мере до утра.
Великом Устюге, на Валдае, или в Великих Луках, в Вельске или Каргополе спустит
хозяин лодку на воду, нагрузит товаром - а течение все одно вынесет его али
прямо к Холмогорам, к Онеге, али к Мезину. Либо вынесет к богатому Новагороду,
откуда в те же Холмогоры что ни день уходят крутобокие ладьи. Двина, Печора,
Онега, Мета, Шелонь, Ловать, Сухона, Свидь и другие полноводные реки,
добирающиеся чуть не до Москвы, позволяли отправить в страны сумрачной Евро-1
пы свои суда или товары жителям Суздаля и Твери, Га-s лича и Костромы,
Ярославля и Владимира.
ханства и Китая, не распродав шелка и пряности в шумных русских городах,
перетаскивали свои корабли по привычным накатанным волокам, и спокойно катились
вниз по течению все туда же - в Новгород, Холмогоры и дальше, холодным и
страшным для пиратов, а потому безопасным Северным морем на запад, к Англии,
Франции, Германии, Португалии. В Белое море ведут на Руси все водные пути - а
других дорог и не дал Господь поросшим вековыми лесами землям. По рекам
спускаются летом корабли мимо невероятно высоких кедров и сосен, вздымающихся
на берегах, мимо густых буреломов и не знающих топора чащоб; а когда приходят
морозы - по рекам же прокладывают зимники, и тянутся сани мимо заваленных
снегом в рост человека кедрачей и болот.
возвышающемуся над ним древнему Новагороду, Господь лишил их Псковское и
Чудское озера. Впадающая в них река с гордым названием Великая, ухватывает лишь
самый краешек земель. Себеж, да Вышгоро-док, Чихачево, Новоржев да Пыталовка -
вот и все города, что готовы по этой реке товары свои везти. Крепости есть еще:
Остров, Опочка - да какая с крепостей торговля?
Шелонь свой лен да пеньку в Новагород, а оттуда в Холмогоры отправляет. Вот и
получается, что как не стараются псковские купцы да бояре, как их думы головы
не ломают, а не сравниться с ближними своими соседями ни Пскову, ни Нарве с
Ивангородом, ни тем более Яму и другим селениям.
порой указы отписывают, что порой сами потом не рады. Любчане, например, в семь
тысяч сороковом году запретили своим купцам торговать в Нарве под страхом
отнятия товара, да полного запрета преступившему закон купцу коммерцией потом
заниматься. Выгоды от этого указания никто, кроме ливонских купцов, не получил
- но когда Зализа застукал в Нарве на торгу любчанского гостя Илью Баженова,
тому оставалось только зубами скрипнуть, да улыбку на губы свои натянуть.
даже грамотку для него исхлопотал, в куземские купцы зачисляющую, но с тех пор
Зализа стал у Ильи Анисимовича частым гостем.
Варяжского моря.
дикие - а потому пиратство царит безграничное. Новгородцам до здешних вод
интереса нет, московскому государю недосуг, а потому порядка навести некому.
устья Луги, Баженов очень быстро отстроил себе дом в два жилья с теремом,
поставил склады и вроде даже заказал себе новую ладью вдобавок к старой, и
как-то неожиданно оказался помощником местного посадника.
сорока мужиков, если не сказать прямо - ратников. Сила по дикарским мерам,
огромная - и Зализа тихо предполагал, что купцу не раз приходилось вдали от
берегов удачно пощипать тех самых пиратов, что зарились на его простенькую с
виду лодочку.
Варяжского моря опричника не касалось - у него и на берегу дел хватало. А вот
торговая грамота купца и его зарубежные интересы в Германии и Ганзе не раз
оборачивались для Семена интересными вестями.
раз богаче Семена Зализы - но Зализа был человек государев, он символизировал
собой волю Ивана Васильевича, и за спиной его скрывалось могущество московского
царя и всей Руси, а потому именно купец Баженов низко склонился в дверях, перед
нищим порубежником.