здания, выстроившиеся квадратом вокруг собора. Там где здания не
соединялись впритык, между ними поднимались стены, оставляя лишь три
прохода. Ворота в них были закрыты на проволоку. Учрежденческие, жилые,
складские здания выглядели одиноко. Точнее - однообразно. Кое-где
виднелись фигуры неспешно идущих куда-то людей. Мужчин трудно было
отличить от женщин. И на тех, и на других были одинаковые рясы с
затеняющими лица капюшонами. Мне вспомнилось, что иоанниты никогда не были
замешаны в любовных скандалах. И это при том, что они практиковали как
секс, так и безбрачие. Ну хорошо, их монахи и монахини не просто прошли
посвящение. Они посвящены. Иоаннизм превзошел баптизм и оставил далеко
позади обычные ритуалы и элементарную перемену имени (последнее
соответствовало принятой в петристских церквях информации. Кстати, прежнее
имя оставалось и использовалось во взаимодействиях со светскими властями).
Годами посвященные умерщвляли плоть, дисциплинировали дух, занимали свой
мозг тем, что их святые книги называли божественным откровением, а
неверующие именовали претенциозной чепухой. Верующие же, принадлежащие к
другим церквям, нередко считали это "откровение" нераспознанным
дьяволопоклонством...
том, что я обязан сделать. Нет сомнения, эти тихие, унылые фигуры в рясах
в случае нужды будут действовать быстро и энергично. Невозможно отрицать
подавляющее впечатление, производимое вблизи собора. А доносившееся из
него песнопение заставляло думать, что оно заполняет всю ночь.
Сохранившиеся у меня чувства волка начали отказывать. И хорошо, потому,
что это пугало чуть ли не до смерти. Кожа покрылась едким потом. Холодные
капли струйкой сбегали по телу. Резкий запах пота бил в ноздри. Весь мир
окутался дымкой нереального. Весь мир заполнила безжалостная мелодия.
свет был сильнее всего, и прочитал брошюрку. В ней меня вежливо
приветствовали и излагали те же правила поведения, о которых мне поведал
привратник. На задней обложке был начерчен поэтажный план базилики
главного здания. Схема других помещений не приводилась. Было ясно, что на
всех этажах, как северной, так и южной стороны находятся много других
помещений. Есть они и в башне и даже в куполе. Не составляло секрета, что
под собором располагались обширные подземелья. Там проводились обряды.
духовная ступень, тем больше тайн святилища открывается посвященному. А в
самые тайные святилища вход открыт только адептам, и лишь они знают, что
там происходит. Я поднялся по ступеням собора. Огромные двери были
открыты. По обеим их сторонам торчали два здоровых монаха. Монахи стояли
неподвижно, лишь глаза обыскивающе скользнули по мне.
совершенно пуст, если не считать купели со святой водой. Ни радостно
верещавшей доски объявлений, ни приходских извещений, ни рисунков, что
любят делать ученики воскресных школ. Посредине вестибюля стояла монахиня.
Она указала мне на коридор, ведущий налево. Другая рядом с ней стоявшая,
переводила взгляд с меня на коробку с надписью "пожертвования" и обратно,
пока я не опустил туда пару долларов. В воздухе носилось что-то странное.
Не только пение, запах ладана, пристальные взгляды - что-то неосязаемое,
какие-то силы, от которых напрягались все мышцы моего тела.
несколько рядов. Очевидно предел предназначался для посторонних. Я был
здесь один. С минуту я осматривался. Предел был огромен и производил
потрясающее впечатление. Я сел. Еще несколько минут я потратил на то,
чтобы постичь окружающее. В чем-то я потерпел неудачу.
свода - ее просто не чем было соизмерить. Человек оказался как бы в
бесконечно тянувшейся куда-то пещере. И в густом сумраке господствовало
собором око божье над алтарем, и мандала над возвышением, где находился
хор. Но и они казались нереальными, они были где-то за орбитой луны, а
редкие свечи мерцали, будто звезды. Пропорции, изгибы, пересечения - все
служило созданию впечатления, что человек оказался в не имеющем конца
лабиринте. Раньше на краю неба виднелись фигуры полдюжины служек, теперь
они исчезли. Но, может быть, это были просто прихожане. Церковь иоаннитов
намеренно уничтожала свою паству.
белые мантии, я понял, что они посвященные. На таком расстоянии они
казались совсем крохотными. А священник почему-то маленьким не казался. У
него была белая борода, на плечах черно-голубая ряса. Адепт. Высокорослый,
он застыл, неподвижно раскинув руки... Мне стало страшно, я боялся его. Он
молился, а может... Кадила раскачивались, я задыхался от их дыма. Над
головой хор все вел монотонную мелодию. Никогда в жизни я не чувствовал
такого страха.
как будто это вражеская крепость, в которую необходимо проникнуть. Что бы
со мной сейчас не творилось, не здесь ли скрываются виновники того, что
произошло с моей девочкой? При мысли о Валерии во мне проснулась ярость.
Ярость тут же сделалась такой сильной, что ко мне вернулась смелость.
Колдовское зрение помочь мне здесь не могло. Здесь наверняка приняты меры
против подобных колдовских штучек. Оставалось обычное зрение. Глаза
постепенно адаптировались к полутьме. Все мои чувства, не только зрение,
были направлены и напряжены до предела.
было расположено как можно дальше от алтаря. В конце, по левую сторону
предела собора. Так что справа от меня до самого нефа тянулись ряды
скамей. Слева, вдоль северной стены оставался проход. На возвышении надо
мной громоподобно ревел хор. Впереди, где обрывались ряды скамей, висел,
скрывая большую часть поперечного нефа, занавес, украшенный черными
звездами.
куда мне надо.
стихарь, расшитый кабалистическими знаками. На полдороге к поперечному
нефу он остановился у плиты, на которой горели свечи, зажег еще одну свечу
и простерся на полу. Пролежав так несколько минут, он встал, поклонился,
отступил на семь шагов и обернулся ко мне.
хоре. Очевидно, его только что сменили, и он, вместо того, чтобы тут же
снять это одеяние, предпочел сперва приобщиться к божьей милости. Когда
монах миновал меня, я направился за ним следом. Между стеной и скамьями
оставалось свободное место. Нависший сверху балкон для хора отбрасывал
такую густую тень, что я едва заметил, как монах проскользнул в дверь,
открывшуюся в ближнем ко мне углу.
деле же, я был напряжен до предела. Оглядел из конца в конец базилику.
Никто не обращал на меня внимания. Вероятно, священник и служки не видели
меня. Тут все было спроектировано так, чтобы навязчивые язычники мешали
службе как можно меньше. Сквозь громкое пение я слышал шаги монаха, но мои
уши не уловили поворота ключа в замке. Путь был свободен.
меня сразу сграбастают, я турист-остолоп. Выругают и выкинут пинком под
зад. И я попытаюсь найти другой способ проникнуть внутрь. Если меня
схватят когда я достаточно глубоко проберусь в глубины собора - что ж, я
готов рискнуть.
Надо дать монаху достаточно времени, чтобы он успел убраться отсюда. И
пока длились эти секунды, я опускался на колени и сгибался все ниже и
ниже. До тех пор, пока меня совершенно не скрыла спинка скамейки. И,
наконец, я встал на четвереньки. Пора! Я поспешно, хотя и не очень быстро,
пополз в залитый тенью угол. Поднявшись на ноги, оглянулся. Адепт стоял в
прежней позе, он походил на мрачное привидение. Прислужники производили
какие-то сложные манипуляции со священными предметами. Хор пел. Кто-то бил
себя в грудь, покидая собор через южный придел. Я подождал, пока он уйдет,
затем взялся за дверную ручку. От нее исходило странное ощущение. Я очень
медленно повернул ее. Дверь заскрипела, но ничего не случилось. Заглянув
внутрь, я увидел цепочку тусклых голубых фонарей.
помещение больших размеров. И там, и здесь было пусто. Но такая удача не
могла продолжаться долго. Всего занавесей было три. За второй открывалась
спиральная лестница, откуда доносились звуки гимна. За третьей тянулся
коридор. Большая часть его была заставлена вешалками с висящими на них
стихарями. Очевидно, иоаннит, получив наставление где-то в другом месте,
должен был одеть здесь стихарь и затем уже подняться на возвышение, где
пел хор. Кончив петь, он возвращался тем же путем. Если хор состоит из 601
певца, меняться поющие должны достаточно часто. Возможно, сейчас, ночью,
когда хор состоит в основном из священников, более тренированных, чем
энтузиасты-миряне, смены проходят не так часто. Но в любом случае мне
лучше здесь не оставаться.
под этими свитерами-распашонками? Однако, если кто-то случайно увидит меня
босого в плотно прилегающей к телу одежде - "коже волка для костюма", ему
будет трудно поверить в мои добрые намерения. Я вытащил из-за пояса ножны,
достал нож и суну его в карман куртки. И отправился в путь.
Флинт Эрик
Доставалов Александр
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Орлов Алекс