Чтение 37–й страницы книги ~Сибирский эндшпиль~

- Вы учили меня не поддаваться угрозам.

- Правильно. Вам будут угрожать, и не поддавайтесь. Стоит им найти
слабое место, и вы у них в руках - после этого они расколют вас. Но с
силой они считаются. Это единственное, с чем они считаются. Если бы только
Америка поняла это шестьдесят лет назад.

- Меня поместили в такую ужасную камеру... Там такие женщины... Это
не столько угроза, сколько полная деградация.

- Да, это еще одна из их гнусных выходок. Мне жаль вас. Бунтуйте до
тех пор, пока вас не переведут. Вы, американцы, совсем, как англичане:
пытаетесь со всеми поладить. А так нельзя. Кончится тем, что вы только
переругаетесь со всеми. С русскими так нельзя. Они все крикуны, и только
тот, кто кричит громче и дольше, добивается своего. - Ольга потрепала Полу
по плечу и стала подниматься. Пола схватила ее за рукав:

- Я слышала, вы говорили офицерам, что вы ученая.

Ольга поколебалась и села обратно.

- А в чем дело?

- И английский вы знаете так хорошо поэтому, - Ольга кивнула, но не
сказала ни слова, а она продолжала:

- Что может здесь делать ученый? Я хочу сказать, здесь можно работать
головой, думать? Вы можете с кем-то поговорить?

- Естественно. Это космическая станция и ее ресурсы ограничены. Людей
не везут сюда просто так, чтобы они просто запирали двери и пересчитывали
людей по головам.

Пола набрала полную грудь воздуха.

- Я тоже ученая, - в этот момент она решила, что ее откровение не
принесет никому вреда, тем более что Протворнов и его команда уже давно,
наверное, выяснили это.

- Что ж, это хорошо, и я уважаю вас, как коллегу и профессионала. Но
я не вижу...

- У вас есть влияние. Вы можете убедить людей. Послушайте, я работаю
в вонючей кухне, соскребаю с тарелок грязь и мою полы, день за днем. Вы
ведь можете поговорить с кем-нибудь, чтобы меня перевели отсюда? Я могу
принести гораздо больше пользы для колонии, и мне будет легче.

Ольга нахмурилась:

- Вы хотите сказать, что согласны работать на них? - Пола обратила
внимание на это местоимение: "них", а не "нас".

- Я не говорю о том, чтобы перейти на их сторону, - пояснила Пола. -
Я просто хочу работать, как нормальный человек - где-нибудь в гражданской
области. Здесь должно быть такое. Вы только что сказали, что ресурсы здесь
ограничены. Зачем их тратить зря? Я могу учить детей, может быть - ведь в
колонии есть дети, или что-то связанное с медициной агрономией... что
угодно...

Ольга выглядела растерянной.

- Я не знаю, могу ли я вам чем-то помочь... - Она поймала умоляющий
взгляд Полы и от этого сделалась только более замкнутой. Она поднялась и
повернулась к двери.

- Мои проблемы - это одно, я могу кричать о них во все горло. Но
вмешиваться в политику, или что-то вроде этого - совсем другое. Мне очень
жаль, но я думаю, что у вас все успокоится само с течением времени.

Она остановилась, как будто вспомнив о чем-то.

- Какая у вас специальность?

- Электронные коммуникации. Компьютеры...

- Где вы учились этому?

- Мне не хотелось бы говорить это.

- Хмм... - Ольга заинтересованно смотрела на Полу. - Вы что-нибудь
понимаете в коммуникационных протоколах и операционных системах? Процедуры
шифрования, аппаратные микропрограммы?

- Немного, - осторожно ответила Пола.

- А как насчет русского оборудования?

- Приходилось работать.

- Ясно, - Ольга взялась за подбородок и пристально посмотрела на
Полу. Потом она все-таки решилась:

- Я ничего не могу обещать, и чудес я не делаю. Так что не надейтесь
особенно. Но что-нибудь - попробую, - с этими словами она повернулась и
вышла из комнаты.

Немного спустя с процедур вернулись две соседки Полы, и за ужином она
старалась изо всех сил, чтобы болтать так же беззаботно, как и они. А
когда ужин закончился, те же самые двое охранниц, которые водили ее на
работу, пришли, чтобы забрать Полу с собой. Анастасия с Таней сунули ей
коробку конфет, которой они лакомились.

- За дружбу американцев и русских, - прошептала Анастасия. Таня
улыбнулась ей и ободряюще погладила по плечу. Пола поцеловалась с ними и
почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

- Если нас оставят в покое, мы будем дружить, - ответила она. Затем,
борясь с растущим в ней чувством ужаса, она вернулась к кровати и взяла
свою сумку. Охранницы с каменными лицами ждали у двери.

В этот момент в коридоре раздались торопливые шаги и вошел доктор
Рубаков, старший терапевт, со стопкой бумаг.

- Хорошо, она еще здесь, - Рубаков повернулся к охране. - Приказ
отменен, американка остается здесь еще на три дня, будет отдыхать и
выздоравливать. Вот приказ, все бумаги, все подписано и разрешено. Можете
идти, - он протянул бумаги старшей охраннице. Та взяла стопку, внимательно
прочитала верхний листок, вернула их врачу, и, наконец, пожав плечами,
кивнула второй. Они ушли, захлопнув за собой дверь.

Помилование было столь неожиданным и ошеломляющим, что в какой-то
момент Пола думала, что она снова упадет в обморок. Задрожав, она уселась
на край кровати. Рубаков довольно улыбался.

- Я рад, что они передумали. Вам необходимо еще немного отдохнуть. -
Он подошел поближе и несколько секунд внимательно изучал Полу, поглаживая
усы.

- Возможно, мы сможем договориться? - спросил он неожиданно низким
голосом. - Я могу достать хорошую косметику, настоящую французскую, не
меньше. Вы будете выглядеть и чувствовать себя совсем по-другому. Ну как,
заинтересованы?

Пола вздохнула и закрыла глаза.

- Заинтересована в чем?

Рубаков был удивлен и растерян:

- Нет, нет! Вы меня неправильно поняли. Я хочу, чтобы вы позанимались
моим английским!

Это было словно помилование от смертного приговора. У Полы не было
уверенности, что эта перемена в последнюю минуту была делом Ольги, и
сейчас она пыталась полностью использовать возможность прийти в себя -
ответы на вопросы она будет искать в свое время. В глубине души у нее
теплилась надежда именно на Ольгу, хотя она боялась признаться в этом даже
себе, боялась жестокого разочарования в будущем. Пола повеселела, стала
приветливей к другим.

Уже на следующий день доктор Рубаков осыпал ее роскошью в виде крема
для рук, лосьона и даже лака для ногтей, и еще помады,
коричневато-розовой, как раз для ее лица. После завтрака - вареные яйца,
ветчина с острым гарниром из картошки и лука, поджаренный хлеб с маслом и
настоящий кофе - Пола честно принялась выполнять свою часть договора и
провела с доктором импровизированный урок английского. Через час он ушел
на дежурство и вернулся снова во время обеденного перерыва, а потом еще
раз, вечером.

- Я и не думал, что это так, так... ужасно?

- Ужасно, - подсказала Пола по-английски.

- Йес, ужасно! - Рубаков всплеснул руками, в отчаянии глядя на листки
бумаги, лежавшие перед ним и Полой.

- Здесь слова пишутся одинаково, а читаются по-разному, а вот тут
наоборот, звучит одинаково, а пишется совсем по-другому. В чем тут смысл?
Откуда вы знаете, как что писать? И как этому учатся дети?

- Я же не выдумываю это. Я просто объясняю вам, как это есть, -
ответила Пола. - Может быть, поэтому ваши парни и наши парни никак не
могут договориться.

Они рассмеялись.

- Это все из-за древних диалектов, - по-русски вмешалась Таня,
прислушивавшаяся к разговору, сидя на кровати.

- Что вы имеете в виду? - спросил Рубаков.

- Давным-давно, еще у римлян и греков возникали проблемы: как
разговаривать с рабами, которых привозили из покоренных племен, -
объяснила Таня. - Домашние и слуги говорили на диалектах - упрощенной
смеси языков, в которой смешивались все странности оригиналов. Проходили
века, волна беглецов от религиозных и политических преследований и тому
подобное, достигла Британии, и все говорили на своих языках. Они селились
в разных местах, и когда наконец встретились вместе и нашли общий язык, то
больше никто ничего менять не стал. Так что английский - это диалект
диалектов всей Европы.

- А сейчас Америка добавляет туда немного идиш, немного испанского,
немного негров, индоамериканцев и Бог знает, кого еще. Получится какой-то
суперязык, - ответила Пола.

- Ну, у русских-то такой проблемы никогда не возникало, -
прокомментировала от дальней стены Анастасия. - Никто не рвется к нам.
Наоборот, все рвутся наружу.