их тела уже были охвачены трупным окоченением, когда прозвучал настойчивый
зов "кукольника". Тут их холодные мышцы отвратительно напряглись и
сжались, твердые сочленения затрещали и хрустнули. Даже когда трупики
начнут разлагаться, они, вероятно, продолжат дергаться и поднимать головы,
ползти и конвульсивными толчками двигаться от луга, в лес, к берлоге того,
кто ими командует.
чем-нибудь другом. Не об этом, не об этом.
бить своими сломанными крыльями, весь путь вверх по заднему двору, все
кошмарное паломничество в тень верхнего леса?
на его территории, а не в каком-нибудь странном логове, что устроил себе
пришелец.
пришелец был до такой степени чужд, что даже не разделял человеческое
понимание жизни и смерти, не проводил черты между ними вообще. Вероятно,
его род никогда не умирает, они или умирают в подлинном биологическом
смысле, но снова рождаются в какой-то другой форме из собственных гниющих
останков - и пришелец ожидает, что то же самое окажется правдой и для
созданий в этом мире. Тогда природа их вида - по одному этому их отношению
к смерти - должна быть невообразимо чужой, извращенной, отталкивающей,
более, чем угодно, что его воображение могло представить.
бесконечно - это он открыл в книгах, которые недавно читал. Теоретически,
все, что можно вообразить, должно существовать где-то в безграничной
реальности. Когда говоришь о внеземной форме жизни, чужое значит чужое,
максимально непохожее на привычное. Одна странность на другой, вне легкого
понимания и, возможно, вне всех надежд на понимание.
осознал, как мало у него шансов узнать этого путешественника, реально
понять его, так же как и у мыши - понять мозаику всего опыта людей или
принцип работы человеческого мозга.
пародия на крик живой птицы.
будто бы для него загадка личность "гостя", который оставил отвратительный
след в доме ночью десятого июня. Он знал все это - то, что скрывал от себя
самого. Даже когда опаивал себя до забвения, знал. Даже когда отрицал, что
знает, знал. И знает это теперь. Он знает! Боже милостивый, он знает!
Он был физически болен ужасом. Он дрожал и потел.
человека, но что случится, когда человек умрет?
двери из кухни в смежный гараж. Он должен уйти немедленно, нет времени на
пустые траты, уйти далеко. К черту дальнейшее изучение пришельца. К черту
вызовы на последнюю встречу. Ему нужно просто сесть в "чероки", нажать на
акселератор и, сметая все, что возникнет на его пути, добиться того, чтобы
как можно больше миль лежало между ним и тем, что вышло из черной двери в
одну монтанскую ночь.
некуда было бежать. Семьи не осталось. Друзей нет: слишком стар, чтобы
начинать другую жизнь.
по-своему этот мир, проводя свои извращенные эксперименты, оскверняя то,
что свято, совершая немыслимое поругание того, что Эдуардо всю жизнь
любил.
не гордость мешала ему шагнуть в гараж. Единственное, что останавливало
его от бегства, было чувство правильного и неправильного, основные
ценности, которые он копил всю жизнь. Если он повернется спиной к этим
ценностям и побежит, как бродяга без зацепок в этом мире, то больше не
сможет глядеть на себя в зеркале. Итак, стар и одинок, что само по себе
плохо. Но быть старым и одиноким да съедать самого себя презрением -
невыносимо. Отчаянно хотелось уйти, но такого выхода перед ним открыто не
было.
Чувствовал оголенность души, которую, быть может, не испытывал никто
прежде него вне ада.
использовал толстую нитку и вязал надежные узлы, а мышцы и кости птицы
были слишком сильно повреждены, чтобы разорвать их.
безумия. Но однако он начал его воплощение, предпочитая делать что-то, а
не ждать смиренно конца.
Пленная ворона царапалась и трепыхалась. Эдуардо отметил карандашом места
на двери против ушек.
дуршлаг.
проволочную сетку, притиснутая к двери. Но дуршлаг можно легко снять с
гвоздей.
ручки еще крепче к дубовой двери. Стук молотка разнесся по склону двора и
отразился эхом сзади него в сосновой стене западного леса.
заменителю придется отжать гвозди-скобы и освободить по крайней мере одну
ручку. Единственной альтернативой было разрезать сетку большими ножницами
и забрать пернатый трофей.
казалось, что многое подтверждает чужую заинтересованность в содержимом
дуршлага, - особенно поэтому он собирался провести на кухне всю ночь, если
потребуется.
ворону. Может быть, он и ошибается, и существу уже нет никакого дела до
испорченного заменителя. Однако птица прожила дольше чем белки, которые
прожили дольше енотов, и "кукольник", должно быть, найдет поучительным
исследование тел, и захочет выяснить, почему это произошло.
енотов. Гораздо большая сила и проворство потребуются для решения задачи,
которую предложил ему Эдуардо. Он молился, чтобы сам пришелец принял вызов
и появился. Ну же! Однако, если он пришлет другого, а этот молчаливый
другой - погибшая Линора... какой ужас ему предстоит пережить?
остается у него даже в тени подавляющего ужаса, даже в приступе жути, даже
залитого самым страшным отчаянием.
уродливую морду. Ну же, выползай туда, где я могу тебя видеть. Не робей,
ты, проклятый уродец.
окнах так, что ничто не могло его видеть без его ведома, сел за кухонный
стол, чтобы довести свой дневник до настоящего момента. Заполнив еще три
странички ровным почерком, он подумал, что, должно быть, это его последнее
выступление.
желтый блокнот нашли - но не слишком легко. Поэтому поместил его в большую
сумку на молнии, окунул ее в воду, и поставил в морозильник, среди пакетов
с замороженной едой.
существо из леса явит себя при дневном свете. Чувствовал, что оно привыкло
к ночи и предпочитает ночь - существо, порожденное во тьме.
несколько часов!
встреча, он понимал, что трезвость должна быть не полной, а голова не
слишком ясной. Некоторые вещи лучше всего встречать и иметь с ними дело
человеку, чья чувствительность немного притуплена.
первой бутылкой пива, когда услышал какое-то движение на заднем крыльце.
Тихий глухой звук и скрип, потом снова глухой звук. Определенно, это
шевелилась не ворона. Звуки слишком тяжелые. Они были неуклюжи, и
производило их нечто, что неловко взбиралось по трем деревянным ступенькам
крыльца.
но он мог держать оружие.
тогда, когда та была жива.
достиг верхней ступеньки и двинулся по площадке к двери. Больше никаких
глухих звуков. Только волочение и шарканье, скольжение и скрип.
несколько месяцев, голова Эдуардо наполнилась образами различных неземных