время остановились, потому что он услышал звук.
дробный стук, который он слышал, был шумом крови, струящейся по его
охваченному лихорадкой телу - или же он был еще одним мрачным кошмаром. Но
стук продолжался, звучал все время, живой и пробуждающий память. Когда-то,
давным-давно, он уже слышал такой звук - и он имел значение. Но значение
было утеряно. Сейчас он осознавал только свое тело, массу боли, которая
стала вещью, отдельной от его сознания. Форс удалился прочь - подальше от
этой боли - а то, что осталось, не могло думать, оно могло только
чувствовать и терпеть.
стуком - два звука зазвучали поочередно. И он некогда знал и тот, и
другой. Он должен был следить за красными глазами, уставившиеся на него
сквозь щели в клетке: голодные красные глаза, которые следили и ждали,
становясь все более голодными и требовательными. И в конце концов, эти
глаза будут подходить все ближе и ближе, а с ними будут и зубы. Но это
тоже не имело особенно большого значения.
подняли его и держали на ногах. Он снова был крепко привязан - или он так
думал, его конечности слишком онемели, чтобы ощущать путы. Но он стоял
достаточно прямо, глядя вниз, с гребня холма.
никакого отношения. Там, внизу, были всадники, скачущие атакующей лавиной.
Они все кружили и кружили. Форс прикрыл глаза от пылающего света. Все
кругом да кругом - казалось, они проносились почти в ритме стука, почти,
но не совсем. Стук доносился не от всадников. У него был другой источник.
крохотная искорка настоящего Форса. Наконец, он заставил глаза открыться.
В них засветился разум.
копья вверх по склону. Но среди них появились и другие люди, быстро
перебегавшие с луками наготове. Стрелы тучей застилали солнце. Круг из
людей и лошадей стягивался вокруг холма все плотнее и плотнее.
тех, кого здесь осадили. Его привязали здесь в качестве щита, за которым
осажденные могли скрываться и метать дротики. И эти дротики, великолепно
нацеленные, собирали внизу свою кровавую дань. Люди и лошади с криками
падали, конвульсивно дергаясь, а потом замирали неподвижно. Но это не
останавливало круг осаждавших, и не лишало силы выпущенные ими стрелы.
было его тело, выпало Чудище. Оно, спотыкаясь, бросилось вниз по склону,
направляясь к одному из быстрых лучников. Они встретились в яростной
рукопашной схватке. Затем какой-то всадник свесился из седла и умело
использовал свою пику. Теперь оба тела лежали неподвижно. Он поскакал
дальше.
бое. Его рука висела свободно, мертвый груз с перерезанным ремнем, все еще
обвивавшем пурпурное распухшее запястье. Стрела или копье перерезали этот
ремень. Форс перестал испытывать к битве какой-либо интерес. Его мир в
этот момент сузился до его собственной руки. Распухшая плоть не
чувствовала ничего, он даже еще не мог пошевелить ею. Поэтому он
сосредоточился на пальцах: он должен пошевелить большим пальцем,
переместить его хоть на долю дюйма - он должен это сделать!
висела у его бока, но он вонзил пальцы себе в бедро. Одна ладонь и рука
были свободны - и это была его левая, невредимая рука! Он повернул голову.
Другое его запястье было прикручено к другому деревцу-шесту, вбитому в
землю. То, что Чудища использовали его как часть своих оборонительных
сооружений, теперь было ему на пользу. Правая его рука не была вытянута на
всю длину. Если бы он мог поднять вверх левую руку и заставить пальцы
работать, то, он был в этом уверен, смог бы отвязать и правую руку.
врагов - или же они были слишком заняты, чтобы проявлять к нему какой-то
интерес. Он сумел поднять руку и заставил пальцы вцепиться в путы на своем
правом запястье. Но развязать веревку - это было совсем другое дело. Его
онемевшие пальцы не могли даже ощутить что-нибудь и продолжали
соскальзывать.
Сражался в битве столь же тяжелой, как и та, что бушевала вокруг него.
Стрела ударила в нескольких дюймах от него, одно из копий заставило его
охнуть от боли, когда его древко ударило его прямо по голени, но он
приказал своей руке работать. Боль от восстанавливающегося кровообращения
была ошеломляющей, но он заставил себя думать только о боли в пальцах и о
том, что должен набраться смелости и терпения, чтобы заставить их сделать
то, что нужно.
рука безвольно упала. Он скрипнул зубами от боли, вызванной этим внезапным
освобождением. Но сейчас не было времени нянчиться с ней, и горец
опустился наземь. Торопясь, Чудища набросили вокруг его лодыжек только
одну петлю. Он пилил ее наконечником стрелы до тех пор, пока она не
лопнула.
добраться до него, не перелезая через барьер и таким образом подставляя
себя под удар. Распластавшись на земле, он мог бы избежать града стрел
снизу. Поэтому, слишком ослабевший, чтобы двигаться или просто четко
мыслить, он продолжал вжиматься в землю на том месте, где упал.
грохот боя. Он повернул голову на долю дюйма и лицом к лицу оказался перед
крысиной клеткой. Ее тоже доставили к этому брустверу. Плененные крысы
метались в ней, их бешеный визг, рожденный страхом и ненавистью, был
достаточно громок, чтобы достичь его ушей. Вид этих грязных, слишком
жирных тел возбудил его, как ничто, и он пополз прочь от качающейся
клетки.
локтях и увидел на некотором расстоянии от себя свесившуюся голову и
безвольное тело. Он снова опустил свою голову на руки. Теперь он мог
двигаться в какой-то мере... обе ноги и одна рука подчинялись ему... он
мог скатиться с холма...
перекошенного, поспешно воткнутого частокола из стволов молодых деревцов,
мимо всего, что Чудища набрали и набросали в кучу, создавая себе укрытие
от копий и стрел. Он проползал за один прием лишь несколько дюймов, и
между этими приемами были длинные паузы. Но он все же продвигался вперед.
наконец заметили его и пытались пронзить его дротиком. Но тот, кто в этой
попытке поставил себя под удар, захрипел и упал обратно со стрелой в
горле. Глупо было предоставлять лучникам внизу даже такую незначительную
мишень. Форс пополз дальше.
никакого внимания на то, что происходило внизу или за частоколом. Он
должен сберечь все свои силы и волю для этого путешествия.
руку к узлам, которые удерживали изувеченные запястья. Но руки снова
упала. Две стрелы пригвоздили пленника надежнее, чем любая ременная петля.
Степняку теперь никогда не понадобится помощь.
и целеустремленность покинули его, как уходит жизнь через смертельную
рану. Он чувствовал, как они уходят, но это его не беспокоило.
угрозы. Он слышал вой ветра в горной долине, видел собирающиеся над ней
черные грозовые облака. Хорошо бы ему вернуться под защиту Айри - назад к
очагам и крепким каменным стенам - прежде чем задуют холодные зимние ветры
и выпадет снег.
также, что позади него раздались крики ужаса и бешеной ярости: вожак Чудищ
пал замертво, пронзенный шальной стрелой. Форс не знал, что он,
спотыкаясь, брел вниз по пологому склону холма, его руки были пусты, а
через баррикаду позади него хлынула орава обезумевших от бешенства
длинноруких тварей. Они пытались отомстить своими клыками и зубами за
вожака, теперь равнодушные ко всякой осторожности, дававшей им
безопасность.
руку в свой рот и повела его - это было правильно, потому что снег и ветер
ослепляли его, и ему было трудно удержаться. Но прямо перед ним было Айри,
и Лэнгдон ждал его там. Сегодня вечером они вместе будут изучать крохотный
обрывок карты - карты города, который находился на берегах озера. Лэнгдон
в скором времени собирался проверить показанное на этой карте. И, после
того, как он, Форс, станет Звездным Человеком, он тоже последует по
тропам, изображенным на старых картах - последует и найдет...
нужен костер и мясо. И было бы очень плохо заставлять Лэнгдона ждать.
Потому что где-то там был город, тоже ждущий, город высоких башен и полных
складов и магазинов, потрескавшихся дорог и забытых чудес. Он должен
рассказать обо всем этом Лэнгдону. Сам он никогда не видел этого
полуразрушенного города. Гроза, должно быть, вызвала у него
головокружение.
мчалось вниз, чтобы присоединиться к толпе дерущихся внизу воинов.