бдительность. Через полтора-два десятка миль Город минует эти места, по
существу, не обратив ни на что внимания. Своеобразная эстетика путейцев и
движенцев предпочла бы этой цветущей, ласкающей взор природе вытертую
ветрами пустыню.
размышлениям. Нет, даже при желании я не смог бы вычеркнуть из памяти
немыслимую картину мира, распростертого передо мной. Томительно долгие
ясельные годы определенно скрывали какой-то момент, который подсознательно
готовил меня к этому зрелищу, - но какой и когда? Мы живем в плену аксиом;
если нам исподволь внушали, что мир, по которому перемещается Город, ничем
не отличается от любого другого мира, то не логично ли допустить, что нас
так же исподволь готовили к догадке диаметрально противоположной?
то утро, когда Дентон впервые вывел меня из Города, чтобы я собственными
глазами убедился, что солнце похоже на что угодно, только не на шар. И
все-таки было и что-то еще... раньше, гораздо раньше.
свободная минута, затем меня осенило. Как-то под вечер мы с Дентоном
разбили лагерь в открытой местности неподалеку от широкой, ленивой реки, и
тут я, взяв видеокамеру и записывающий блок, в одиночку отправился на
пологий холм примерно в полумиле от лагеря. С вершины холма открывался
широкий вид на северо-восток.
смягчала его сияние, и, как всегда, стали различимы контуры массивного
диска с устремленными вверх и вниз остриями. Я включил камеру и снял
панораму заката. Потом перемотал пленку и убедился, что изображение
получилось четкое и устойчивое.
багрянцем, диск скрывался за горизонтом, а следом стремительно уходило
верхнее острие. Еще несколько минут в центре багрового зарева горело как
бы оранжево-белое пятнышко, потом оно исчезало, и наступала ночь.
Остановив кадр, я снижал яркость изображения до тех пор, пока контур
светила не стал совершенно отчетливым.
уверен, что видел это образ неоднократно - задолго до того, как покинул
тесные стены яслей. Странные симметричные изгибы напоминали какой-то
чертеж, который мне когда-то показывали...
отключил питание - батареи следовало поберечь. Я даже не сразу вернулся к
Дентону, мучительно припоминая, когда же и кто же нарисовал на картоне
четыре кривых и поднял листок над головой, чтобы мы запомнили форму мира,
в котором борется за существование неповоротливый Город Земля.
законченный вид. Нарисованная на свитке плотной бумаги, она смахивала на
длинную узкую воронку - острием воронки служила рощица примерно в миле на
север от той точки, где мы видели Город в последний раз. Весь наш
извилистый путь уместился в границах этой воронки, - таким образом,
крупные объекты были обмерены по периметру, и собранные данные мы
проверили и перепроверили.
в Город. Со своей стороны, я отснял видеокамерой разведанную нами
местность в разных ракурсах, чтобы Совет навигаторов, если захочет, смог,
выбирая маршрут для Города, взглянуть на эту местность своими глазами. Со
слов Дентона я знал, что за нами последуют другие разведчики, составители
таких же карт-воронок. Вполне вероятно, что их карты начнутся от той же
рощицы, но отклонятся от нашей на пять-десять градусов к востоку или
западу, или, если навигаторы сумеют наметить достаточно безопасный маршрут
в пределах обследованного нами сектора, новые карты примут старт от
какого-то иного пункта и продвинут границы разведанного будущего дальше на
север.
которыми нас посылали, мы будем скакать день и ночь, не считаясь с
опасностью и пренебрегая отдыхом. Но ничуть не бывало - мы ехали все так
же медленно, даже с ленцой.
Дентон медлит в известной мере из-за меня; мне хотелось показать ему, что
я вовсе не прочь поторопиться.
меньше тридцати дней! За это время движение почвы снесло бы Город еще на
три мили к югу, а следовательно, он должен был переместиться как минимум
на три мили севернее, чтобы по крайней мере не очутиться еще ближе к
гибели. Неразведанная территория начиналась всего-то в одной-двух милях от
места стоянки у реки. Короче, собранные нами данные, как мне казалось,
были нужны Городу как воздух...
навьючили лошадей и снялись с ночевки, я вдруг припомнил то, что так долго
ускользало от меня. Припомнил ни с того, ни с сего, как обычно в тех
случаях, когда искомое запрятано глубоко в подсознании. А мне-то думалось,
что я исчерпал свою память до самого дна, однако назойливое, бесконечное,
насилие над памятью оказалось не более плодотворным, чем зазубривание
школьных дисциплин во время оно.
вовсе не принимал в расчет!
дебри высшей математики. Все математические дисциплины неизменно вызывали
у меня отрицательную реакцию - мне было неинтересно, и моя успеваемость
оставляла желать лучшего, - а такое пережевывание абстрактных понятий тем
более.
этих функций. Именно графики и дали мне теперь ключ к ответу: у меня
всегда были кое-какие способности к рисованию, и даже абракадабра в ее
графическом выражении вызывала у меня известный интерес. Впрочем, на этот
раз интерес угас через пару-тройку дней, как только обнаружилось, что
график нужен не сам по себе, а для того, чтобы лучше разобраться в
свойствах функции... а я так и не взял в толк, что это за штука.
было обратным, противоположным, другому. Кривая называлась гиперболой.
Одна часть графика размещалась в положительном квадранте, другая - в
квадранте отрицательном. В обоих квадрантах кривые стремились к
бесконечности, как вверх и вниз, так и в стороны.
график вокруг одной из его осей. Мне было непонятно, ни зачем вообще нужен
график, ни тем более зачем его надо вращать, и я впал в дремоту. Но все же
заметил, что учитель нарисовал на большом листе картона тело, которое
могло бы получиться в результате подобного вращения.
гиперболическими остриями вверху и внизу, сужающимися к бесконечно далекой
точке. Разумеется, сие была математическая абстракция, и я уделил ей
внимания не больше, чем она, на мой взгляд, заслуживала. Но эту
математическую абстракцию нам демонстрировали не просто так, и учитель
рисовал ее не ради любви к рисованию. В окольной манере, в какой велось
все наше обучение в яслях, нам в тот день показали мир, где мне суждено
жить.
проход между холмами.
дней не сдвинулся с места. Что могло задержать его? Только новая атака
туземцев. В противном случае он по меньшей мере достиг бы прохода,
лежащего перед нами.
осведомился он.
от силы.
север от оптимума все наоборот.