хотите меня отблагодарить... то пусть эта холера называется Everetia.
уникальный, изумительный образец! Наверняка единственный живущий в Дельте!
заколыхался. Они увидели волну, а потом - огромное, продолговатое,
напоминающее гнилой ствол тело, быстро перебирающее многочисленными
конечностями и щелкающее челюстями. Лысый оглянулся, дико взвыл и поплыл,
колошматя по воде руками и ногами.
предела Питт. - Головные хватательные конечности, четыре пары
челюстеножек... Сильный хвостовой веер... Острые клещи...
pitti вытянула хватательные головные конечности и сильнее взмахнула
хвостовым веером. Лысый поднял фонтаны брызг в отчаянной и безнадежной
попытке спастись.
ч-чем тот дядя!
челюстями.
запульсировала темным кармином.
для этого... Чересчур стар...
***
кольцо - большое, шумное, пыхтящее, бурлящее и галдящее кольцо городка.
Деревянного, пестроцветного городка Оксенфурт с узкими улочками и
островерхими крышами, городка Оксенфурт, который жил Академией, Жаками,
преподавателями, учеными, исследователями и их гостями, жил наукой и за счет
науки и знаний, жил тем, что обычно сопутствует процессу познания, ибо из
отходов и осколков теории в городке Оксенфурт рождались практика, сделки и
доходы.
лавки, магазины и магазинчики, в которых благодаря Академии изготовляли и
продавали десятки тысяч изделий и прелестей, недоступных в других уголках
мира, изготовление которых в других уголках мира считалось невозможным либо
нерентабельным. Он миновал трактиры, кабаки, лотки, будки, ларьки, стойки и
переносные прилавки, источавшие захватывающие дух ароматы экзотических,
неведомых в других уголках мира блюд, приготовленных неведомыми в других
уголках мира способами, с добавками и приправами, которых в других уголках
мира и не знали, и не использовали. Это был Оксенфурт, пестрый, веселый,
шумный и ароматный городок чудес, в которые ловкие и инициативные люди
ухитрялись превратить сухую и бесполезную, казалось бы, теорию, понемногу
просачивающуюся сквозь университетские стены. Был это также и городок
увеселений, вечерних гуляний, постоянного праздника и непрекращающегося
кутежа. Улочки днем и ночью гремели музыкой, пением, звоном бокалов и стуком
кружек, ибо известно - ничто так не усиливает жажды, как процесс усвоения
знаний. Несмотря на то, что распоряжением ректора студентам и бакалаврам
запрещалось пить и гулять до наступления темноты, в Оксенфурте пили и гуляли
круглые сутки, поскольку известно, что если что-то и может усилить жажду еще
больше, нежели процесс усвоения знаний, так это именно полный либо частичный
запрет употреблять горячительное.
сквозь заполняющие улочки толпы. Перекупщики, лоточники и бродячие мошенники
шумно рекламировали свои товары и услуги, еще больше усиливая и без того
царящий вокруг беспредельный хаос.
мяучат!
афродизики с гарантией! От одной щепотки даже покойник воспрянет! Кому,
кому?!
жесткого как подошва кальмара.
следовавшие за ним от самой ратуши, остановились около цирюльни,
прикидываясь, будто их заинтересовали цены цирюльничьих услуг, выписанные
мелом на доске. Лютик не дал себя обмануть: знал, что их действительно
интересует.
было известно всем, предлагались изысканные, неведомые либо непопулярные в
других уголках мира услады. Искушение заглянуть на часок вызвало
кратковременную, но интенсивную борьбу холодного Лютикового рассудка с его
же поэтическим характером. Победил рассудок. Лютик вздохнул и двинулся к
Академии, стараясь не замечать кабаков, из которых вырывались веселые и
призывные звуки.
цирюльника, хотя вроде бы намеревались. Теперь они стояли у магазинчика с
музыкальными инструментами, делая вид, будто заинтересовались глиняными
окаринами. Продавец из кожи вон лез, расхваливая товар в надежде заработать.
Лютик знал, что пыжился он напрасно.
разделался с формальностями, сводившимися к тому, чтобы расписаться в
гостевой книге и отвести мерина в конюшню.
заведения ничем не походила на кварталы обычной городской застройки, в
противоположность городку, она не была полем упорных боев за каждую пядь
пространства. Здесь все было почти так, как оставили эльфы. Широкие,
посыпанные мелким цветным гравием аллеи между изящными, радующими глаз
особняками, ажурные ограды, заборчики, живые изгороди, каналы, мостики,
клумбы и зеленые скверики только в немногих местах были придавлены
каким-нибудь огромным угрюмым домищем, построенным в более поздние,
постэльфьи времена. Везде было чисто, спокойно и благородно - здесь
запрещались любые формы торговли и платных услуг, не говоря уж об
увеселениях духа или плотских утехах.
пергамента. Другие, устроившись на скамеечках, газонах и клумбах, излагали
друг другу задания, дискутировали, а то и незаметно играли в "чет-нечет",
"козла", "пьяницу" либо другие, требующие наличия столь же высокого
интеллекта игры. Здесь же вальяжно и с достоинством совершали променад
профессора, погруженные в глубокомысленные беседы либо научные споры.
Крутились юные бакалавры, вперив взоры в соблазнительные попочки студенток.
Лютик с удовольствием отметил, что с его времен в Академии ничего не
изменилось.
сильный дух сероводорода со стороны величественного здания Кафедры Алхимии,
возвышающегося над каналом. В кустах прилегающего к студенческим общежитиям
парка посвистывали серо-желтые зеленушки, а на тополе сидел орангутан,
сбежавший, вероятно, из зверинца при Кафедре Естественной Истории.
изгородей. Территорию он знал как свои пять пальцев, и неудивительно -
учился здесь четыре года, а потом целый год преподавал на Кафедре Труверства
и Поэзии. Должность преподавателя ему предложили, когда он, блестяще сдав
последний экзамен, заставил профессоров онеметь, поскольку за время занятий
снискал репутацию лентяя, гуляки и идиота. Позже, когда после нескольких лет
скитаний по стране с лютней его слава менестреля разошлась далеко и широко,
Академия принялась усиленно добиваться его визита и гостевых лекций. Лютик
изредка позволял себя упросить, поскольку любовь к бродяжничеству в нем
непрестанно боролась с влечением к удобству, .роскоши и постоянному доходу.
Ну и, конечно, с симпатией к Оксенфурту.
свирелей, ни гуслей, следовали за ним на некотором отдалении, внимательно
рассматривая верхушки деревьев и фасады домов.
особняку, в котором размещалась Кафедра Медицины и Траволечения. Аллейка,
ведущая к Кафедре, была полна студенток в характерных светло-зеленых
одеждах. Лютик внимательно осматривался в поисках знакомых лиц.
оторвалась от анатомического атласа, встала со скамейки.
видела! Иди, представлю тебя подругам. Они влюблены в твои стихи.
Лютика тем, как легко жаки распознают разведчиков, шпионов и осведомителей.
Антипатия, испытываемая студенческой братией к секретным службам, была
притчей во языцех, хоть и не вполне поддавалась рациональному объяснению.
Университет пользовался экстерриториальностью, а студенты и преподаватели -
неприкосновенностью. Службы, которые занимались выкорчевыванием любой и
всяческой крамолы, не осмеливались докучать "академикам".