Чтение 37–й страницы книги ~Ричард де Амальфи~

Молот проломил стену, отпрыгнул к другой в тесном коридоре и, оставив на ней длинную вмятину, понесся ко мне. Я едва успел выставить вперед руку с раскрытой ладонью, молот пристыжено ударился рукоятью.

Волк прыгнул в окно, достаточно широкое, чтобы протиснуться, внизу заржал конь. С криком я бросился вдогонку, высунулся по пояс. Внизу Волк поднялся с земли, конь с готовностью повернулся боком. Волк вскочил в седло, разобрал поводья, конь ринулся, держась в тени башен и других строений в сторону пролома, где сейчас пусто.

- Ах, сволочь, - прокричал я, чувствуя себя идиотом, - запасной ход!.. Ты не волк, ты лиса с двумя норами!

Послышался топот со стороны лестницы, появились запыхавшиеся Ульман, весь в посеченных доспехах, Гунтер, следом спешит виконт Теодерих, у него на лоб стекает кровь, но лицо светится счастьем.

- Где Волк? - прокричал Гунтер. - Сэр Ричард, вы его...

Он посмотрел в мое лицо, умолк. Ульман бросился к зияющему окну, выглянул, вскричал горестно:

- Неужели ушел?

Гунтер огляделся, облегчение в глазах уступило место задумчивости, а лицо потемнело.

- У него особый щит, - сообщил он зло. - Никто еще не то чтобы пробить или расколоть, даже поцарапать не мог.

Я сказал разозленно:

- Все равно не понимаю.

- Чего, сэр Ричард?

- Молот башню разнес! По касательной или нет, он должен был... Нет, не понимаю.

Все молчали, Гунтер сказал серьезно:

- У вас молот непростой, у него - щит. Хорошо, сэр Ричард, здесь все кончено, мы будем во дворе. Надо осмотреть строения, подвалы...

Я кивнул, они поспешно ушли, я двинулся по широкому коридору, поочередно толкая и дергая двери. Только одна оказалась закрытой, я прислушался, там слышались голоса и скрип придвигаемой мебели.

- Кто не спрятался, - повторил я и крикнул: - Ложись!

Молот разнес дверь в мелкие щепы, а с нею и мебель, собранную в баррикаду. В комнате в углах с ужасом смотрят на меня три женщины: одной лет тридцать или больше, уже старуха, по мнению моих ровесников, хотя сами с такими занимаются лавом вовсю, и две девчушки лет по пятнадцать.

Все трое завизжали. Я остановился на пороге, под ногами хрустят обломки дерева, вскинул властно ладонь, все трое так же разом замолчали, словно их выключили.

- Женщины и дети, - сказал я в пространство, ни к кому не обращаясь, - под защитой Ричарда де Амальфи, захватившего замок. Насиловать и бесчестить не входит в программу. Хотя, конечно, впоследствии могут быть внесены изменения.

Старшая женщина поднялась на ноги, смертельно побледнела, но в дрожащем от страха голосе прозвучали достоинство и гордость:

- Мы ценим эту черту рыцарства, сэр Ричард... я говорю о защите женской чести, но... что с моим мужем?

- Леди... - проговорил я. - Имею я честь говорить с женой... нет, с супругой лорда Уландра?

Она наклонила голову.

- Леди Гортензия, к вашим услугам, милорд.

- Леди Гортензия, - повторил я. - Это ваши дочери?

- Да, сэр Ричард.

Я подумал. Произнес осторожно:

- Полагаю, что вы их воспитали, как дочерей могучего лорда, который идет по жизни с мечом в руке... и потому знает, что навстречу может попасться с... еще более длинным мечом.

Она медленно кивнула, не сводя с меня взгляда.

- Да. Они - дочери воина.

- Тогда имею честь сообщить, что ваш муж доблестно и благородно защищал... да, защищал. Правда, он мог героически пасть, не сходя с места, но все-таки предпочел мудро отступить.

Она спросила с недоумением:

- Отступить? Что это значит?

- Он выпрыгнул из окна, - объяснил я попроще. - Сумел скрыться. Возможно, попытается найти приют и помощь у родни. Говорят, ее у вас, как у тараканов, видимо-невидимо.

Она не изменила позы, все такая же прямая, взгляд не отвела, а тревога на лице не стала меньше. После паузы спросила напряженным, как армированный бетон, голосом:

- А... рыцарь с гербом Черного Сокола? Вы его видели?

Вот оно что, сказал я себе, поклонился и ответил учтиво:

- Я, сэр Ричард де Амальфи, готов подтвердить перед лицом короля, суда или самого Господа Бога, что рыцарь с гербом Черного Сокола не отступил ни на шаг, защищая подступы к вам и вашим дочерям. И погиб от удара в грудь, а не пораженный в спину при бегстве.

Она побледнела еще больше, покачнулась, я сделал к ней движение, но выпрямилась, гордо тряхнула головой, волосы освободились от огромной заколки и свободно рассыпались по плечам. В глазах заблестела гордость.

- Спасибо, сэр Ричард. Он пал, надеюсь, от вашей руки?

- Да, - подтвердил я учтиво. - Ни один из простолюдинов даже не приближался к лестнице. Более того, мои доблестные рыцари: сэр Зигфрид из рода Нибелунгов, младший сын владетельного сеньора Кунинга, сэр Алан де Тридент и виконт Теодерих, предоставили эту честь мне, а сами оставались в нижнем зале. Могу добавить только, что он не отступил ни на шаг, хотя мог бы, конечно, спастись бегством, как какой-нибудь... словом, как ваш муж.

Она несколько мгновений всматривалась в меня, в глазах все больше проступало странное выражение.

- Да, - произнесла она, - это так похоже на благородного сэра Рамеко. Мы уже слышали, сэр Ричард, что вы молниеносно захватили замок Одноглазого. Но мой муж уверял, что произошла какая-то странная случайность...

- Не большая, - сказал я еще учтивее, - чем сейчас. Позвольте вас уверить, что супруга Одноглазого живет сейчас в замке в безопасности. В ее покои... никто не вхож. Во всяком случае, полагаю, что не вхож...

Она саркастически улыбнулась.

- Вы могучий воин, но человек наивный, если в это верите. Это такая лиса...

Я поспешно прервал:

- Вы вольны оставаться в этом замке, сколько вам заблагорассудится, однако я предпочел бы, чтобы вы его покинули. Насколько знаю, у вашего мужа очень многочисленная родня. Очень не хотелось бы, чтобы сюда стягивались отряды, посланные вас спасать. А то и попытаться восстановить в правах хозяйки.

Она несколько мгновений смотрела мне в лицо.

- Вы откровенны, сэр Ричард. И правильно считаете. Правда, я не пользовалась любовью у родни, что, однако, не помешает им попытаться восстановить власть нашего могучего рода над этим замком и этими землями.

Я еще раз поклонился и, не зная чем заняться, отступил к зияющему пролому на месте двери, перешагнул через обломки и вышел.

* * *

В замке оглушающая тишина, хотя в нем масса моих людей, но после звона мечей, грохота металла по щитам, криков боли и ярости - теперь чудится, что я вовсе оглох.

С обнаженным мечом в руке я сбежал по лестнице, переступая через тела павших. Кто-то из этих распластанных пал от молота, но немало пало и от моего меча.

В нижнем зале множество убитых и раненых, наши люди и местная челядь, стараясь угодить новым хозяевам, выносят раненых под божий свет солнца.

В небе торжествующее карканье, вороны слетаются, спеша успеть выклевать еще теплые глаза, напиться горячей крови умирающих. Я оглядел залитый кровью двор, победа далась нелегко, наших полегло немало, раненых отнесли под защиту стены в тень. Там уже появились лекари, священники.

- Всех павших - в одной могиле, - распорядился я. - Гунтер, проследи, чтобы семьи получили пособие в полном размере.

Запыхавшись, прибежал Тюрингем.

- Ваша милость!.. Ульман...

- Что с ним?

- Похоже... он умирает.

- Черт, - вырвалось у меня, - он же только что был вполне...

Священник, что проходил мимо, в ужасе отшатнулся от меня, торопливо перекрестился.

- Сын мой, ты не должен упоминать Врага рода человеческого!

- Простите, отец, - крикнул я на ходу.

Ульман распростерся, огромный, как лодка, в нижнем зале, где отгремела последняя схватка. С него сняли шлем, а доспехи - погнутые, посеченные, с глубокими вмятинами - сопротивлялись, скрежетали, из щелей текла густая вязкая кровь.

Тюрингем сказал торопливо:

- Мы уже думали, что замок очищен, но из кузницы выскочили трое. Ульмана ударили в спину. Мы их порубили, но Ульмана... вот...

Ульман слабо улыбнулся бледнеющими губами.

- Ваша милость... Это был славный день... Никогда еще такой победы...

Я опустился перед ним на колени и опустил обе ладони на покрытый потом и кровью лоб. Слабость пронзила тело, на миг я даже потерял сознание, в ушах тонко-тонко запели комары, затем зрение прочистилось, я все еще на коленях, лицо Ульмана розовеет на глазах, он прошептал, все еще не веря себе:

- Я... не умру?

- Нет, - прошептал я и добавил громче: - Нет, сэр Ульман.

Он смотрел непонимающими глазами:

- Ваша милость...

Я с трудом поднялся, ощутил крепкие руки Зигфрида и Алана, сказал Ульману:

- Встань, Ульман.

Он поднялся, по моему знаку преклонил колено. Я вытащил из ножен меч, тяжелый, как наковальня, вскинул с трудом и опустил кончик лезвия на плечо коленопреклоненного оруженосца Гунтера.

- Достойны рыцари, что получают это высокое звание путем прилежного изучения благородного рыцарского дела, но вдвойне достойны те, кто завоевывает имя рыцаря на поле брани, в кровавой битве, явив пример доблести, отваги и самоотверженности!.. Видит Господь, который держал в своей деснице судьбу этой битвы, видят все участвовавшие в ней, что мало кто сражался так же доблестно, как оруженосец Гунтера Ульман, едва не отдавший жизнь за нашу победу!.. Властью сюзерена трех замков: Амальфи, Амило и... как зовется этот?

- Верден, - торопливо подсказал Гунтер. - Верден, ваша... сэр Ричард!

- И Вердена, - продолжил я, - я, Ричард Длинные Руки, наделяю тебя высоким званием рыцаря. И отныне всякий, кто обратится к тебе, должен прибавлять к твоему имени "сэр". Поздравляю тебя, сэр Ульман! Отныне ты равный среди рыцарей.

Первым обнял и поцеловал Ульмана виконт Теодерих, выказывая, что он, благородных кровей по рождению, искренне приемлет рыцаря, ставшего благородным по доблести. Кровь еще стекала по правой щеке, но уже чуть-чуть, а длинная косая рана над бровью набухла застывающей кровью, багровой, почти черной, отблескивающей, как застывшая смола.

Я протянул к нему руку, но Теодерих отпрянул.

- Сэр Ричард!.. Умоляю, не нужно!

Моя рука повисла в воздухе.

- Почему? - спросил я озадаченно. - На вашу рану, сэр Теодерих, сил уйдет совсем немного.

- Да я не потому, сэр Ричард. Я не хочу, чтобы вы залечили... совсем.

Я повторил несколько глуповато:

- Почему?

Он застеснялся, украдкой посмотрел по сторонам, но мы стоим как в переполненном лифте, сказал почти шепотом:

- Пусть останется свежий багровый шрам! Чем же я похвалюсь перед братьями? Что покажу даме сердца?..

Я покачал головой.

- Как скажешь...

Гунтер наблюдал с самым что ни на есть понимающим видом.

* * *

В замке Верден повторилось, что и в Амило: челядь выгнали из нор убирать трупы, на воротах и башне поставили стражу. Уже ночью из Амило прибыло десяток мастеровых, принялись разбирать камни в проломе, закладывать брешь на месте угловой башни.

Всю ночь я поднимался на стены, спускался в подвалы, говорил со сдавшимися воинами, обещая сытную и непыльную службу, обратился к челяди, что, мол, эпоха угнетения человека человеком пала, теперь все будет наоборот и вообще все в жизни к лучшему.

Гунтер и Харальд к ночи послали в деревни призыв явиться желающим на службу в замок, к утру во дворе уже стояло человек сто молодых мужчин, хотя нужно, по словам Гунтера, не больше двух десятков. Но в селах избыток сильных парней, которые не могут найти работы, так что есть из кого выбрать и на ворота, и на стены.

Под утро я едва держался на ногах, все время не оставляло ощущение беды. Когда умывался, явился Гунтер, тоже хмурый и не сомкнувший глаз, но бодрый и подтянутый, я тут же вспомнил, что меня тревожит: сегодня ровно в полдень рыцарский суд по иску барона де Пусе к сэру Ричарду де Амальфи по поводу незаконного захвата и удержания принадлежащей ему ценной добычи: дивной птицы хробойла.

- Гунтер, - спросил я, - сколько до земель сэра Лембита?

Он посмотрел на меня с беспокойством.

- Уж не думает ли ваша милость...

Я не понял, что его встревожило, переспросил:

- Это ж на его землях состоится рыцарский суд?

Лицо Гунтера просветлело, он с облегчением перевел дух:

- А-а-а, вот вы о чем!.. Это как раз недалеко. Успеем плотно позавтракать, а потом где шагом, где на рысях, прибудем к началу. Я все помню, ваша милость. Ульман и Тюрингем еще вчера отобрали двадцать пять лучших бойцов.

- Зачем?

- Вас должен сопровождать достойный отряд, - заверил он.

- Зачем? - повторил я. - Могут напасть?

Он сдвинул плечами:

- Так принято. Чем выше ранг, тем больше сопровождающих. Без отряда можно только инкогнито. Без замка вы могли бы ездить в одиночку, как Зигфрид или Алан, они однощитовые, как де Амальфи вы должны брать с собой не меньше трех рыцарей, а теперь, когда у вас еще замки Амило и Верден, с вами надо как минимум десять человек.

- Но тогда зачем двадцать пять?

Он помялся, взглянул искоса:

- Сэр Ричард... Ну пусть люди проедутся на суд, это же событие! Да и себя показать всем хочется. С вашей щедростью самые простые латники выглядят знатными рыцарями.

Я крякнул, развел руками:

- Так бы и сказал. Ладно, выступим сразу после завтрака. Не хочу загонять коней. Вы все железо на себя навешаете!

- А как же иначе, сэр Ричард? - спросил он с обидой.

Глава 12

Завтракали скомкано и нервозно: челядь страшилась нас, захватчиков, мы все еще не были до конца уверены, что обшарили все норы, двадцать человек спешно таскали глыбы, заделывая стену, сейчас не до восстановления угловой башни, пока и трех хватит. Гунтер и Харальд громко огорчались по поводу посеченных лат, заменить не успеют, пока Зигфрид не сказал громогласно:

- Гордиться надо, а не скулить!.. Поедем на этот рыцарский суд в посеченных латах, на которых запекшаяся кровь... разве не возликуют друзья и не дрогнут враги?

- Устрашим одним своим видом, - согласился и Алан. - Нет, я вовсе не жалею... во всяком случае, не очень, что у меня грудной панцирь стал как поверхность деревенской наковальни.

- Приедем в Амальфи, - сказал я поспешно, - выберете лучшие доспехи, сэр Алан! И вообще, у нас там неплохой запас.

- Если так будем захватывать замки, - проворчал Гунтер, - то их ненадолго хватит.

Но в голосе матерого воина звучала гордость, в этом он и юный сэр Теодерих - близнецы и братья, только у юного виконта все на виду.

Он молодецки сплюнул через перила, Зигфрид поморщился.

- Гунтер, Гунтер... Не позорь рыцарского звания. Если думаешь, что рыцарь - это тот, кто лучше всех машет мечом и весь в подвигах... ошибаешься. То само собой: рыцарь всегда впереди, опасность встречает грудью, а смерти смотрит в глаза и не отворачивается. Да и уклоняться от служения Отечеству ни один рыцарь ни-ни... Но еще рыцарь чем рыцарее, тем дальше от скота, к которым так близок простолюдин!

Гунтер посмотрел исподлобья:

- О чем вы, сэр Зигфрид?

- Да будет тебе известно, - сказал Зигфрид назидательно, - что рыцарь и без всяких сражений связан по рукам и ногам клятвами и обетами. Он не смеет обидеть женщину, обязан защитить ребенка, должен быть всегда вежливым, обходительным, учтивым, галантным, ибо это угодно Деве Марии и отдаляет человека от скота, к которому жаждет вернуть человека Враг рода человеческого. Вон ты плюешь на головы...

- Я не на головы, - возразил Гунтер.

- А куда?

- Да просто так, - ответил Гунтер. - Что, смотреть буду?

- Рыцарь должен все видеть, - объяснил Зигфрид. - А плевать вообще рыцарю нельзя, он не простолюдин.

Гунтер огляделся:

- Так тут же нет баб... в смысле прекрасных дам!

- Да и хрен с ними, - ответил Зигфрид. - Но мы, благородные рыцари - есть? В нашем изысканном обществе ты не должен ни плеваться, ни чесаться, ни пердеть, ни употреблять гадкие слова... ну, разве что кто на ногу наступит или промеж глаз врежет, это другое дело, а вот так просто - нельзя! Простолюдину можно, он и так почти животное, а вот рыцарю - низзя!.. Сэр Ричард, ведь правда же?

Я с сочувствием смотрел на Гунтера.

- Он прав, Гунтер. Кому много дано, с того больше и спрашивается. Тебе, как рыцарю, больше того, что можно, но и шире список того, что нельзя. Понял?

- Нет, - ответил Гунтер честно, - но, как погляжу, в рыцарской жизни не все медом намазано.

Мы спустились во двор, я взобрался на Зайчика, похлопал по шее. Он косил на меня огненным глазом, тихо и ласково проржал что-то на лошажьем языке. Из башни вышел некромант, поспешно поклонился, мне почему-то почудилось, что нарочито выискивал момент, чтобы подойти вроде невзначай, насторожился, но кивнул милостиво и сказал с рассчитанной небрежностью сеньора в затуманенном государственными заботами взоре:

- Э... Лигурд?.. Некромант? Да-да, продолжай-продолжай некромантить...

Он поклонился снова, одной рукой придерживая меч в ножнах у левого бедра, а когда Зайчик шагом пошел мимо, спросил торопливо: