Чтение 37–й страницы книги ~Цирк проклятых~

Больница. Значит, я не умерла.

На столике у кровати стояли цветы и связка воздушных шариков. Минуту я лежала, радуясь тому факту, что еще жива.

Открылась дверь, и показался большой букет цветов. Они опустились, и за ними показался Ричард.

Кажется, я перестала дышать. Всей кожей я ощущала ток своей крови. В голове зашумело. Нет. Я не упаду в обморок. Никогда не падала и не буду! Наконец я смогла сказать:

- Ты мертвец.

Его улыбка исчезла.

- Нет, я не мертвец.

- Я видала, как Оливер вырвал тебе горло.

Я и сейчас это видела в каком-то слое сознания. Я видела, как он ловит ртом воздух в предсмертных судорогах.

Оказалось, что я могу сесть. Я охватила себя руками, и игла капельницы шевельнулась под кожей, натянув пластырь. Это было реально. Больше ничего реальным не казалось.

Он поднял руку к горлу и остановился. Было слышно, как он нервно сглотнул слюну.

- Ты видела, как Оливер разорвал мне горло, но это меня не убило.

Я вглядывалась в него. Пластыря на щеке не было. Порез зажил.

- Ни один человек не выжил бы, - тихо сказала я.

- Я знаю.

И виду у него был неимоверно печальный.

Страх передавил мне горло, почти не давая дышать.

- Кто ты такой?

- Я ликантроп.

Я покачала головой:

- Я знаю, как движется ликантроп, какой он на ощупь. Ты не из них.

- Нет, я ликантроп.

Я все качала головой:

- Не может быть.

Он подошел к кровати. Цветы он держал неуклюже, будто не знал, куда их девать.

- Я второй после вожака стаи. И могу сойти за человека, Анита. Я это очень хорошо умею.

- Ты мне лгал.

Он покачал головой:

- Я не хотел этого делать.

- Зачем же делал?

- Жан-Клод приказал мне тебе не говорить.

- Почему?

Он пожал плечами:

- Думаю, потому, что знал, как ты их терпеть не можешь. И что ты не прощаешь обмана, он тоже знает.

Неужели Жан-Клод намеренно пытался помешать нашим отношениям? Наверняка.

- Ты спрашивала, что держит меня при Жан-Клоде. Это оно и есть. Вожак моей стаи одолжил меня Жан-Клоду с условием, что никто не узнает, кто я.

- Почему с тобой такой особый случай?

- Люди не любят, когда ликантропы учат детей, да и кого угодно, если на то пошло.

- Ты вервольф.

- Разве это не лучше, чем быть мертвецом?

Я смотрела на него в упор. Все те же безупречно-карие глаза. Падающие вокруг лица волосы. Я хотела попросить его сесть, провести пальцами по волосам, чтобы отвести их с этого чудесного лица.

- Да, это лучше, чем быть мертвецом.

Он выдохнул, будто до того задерживал дыхание. Улыбнувшись, он протянул мне цветы.

Я взяла их, потому что не знала, что еще с ними делать. Это были красные гвоздики и туманом лежащие на них матиолы. Гвоздики пахли, как пряность. Ричард - вервольф. Второй в стае после вожака. Может сойти за человека. Глядя на него в упор, я протянула руку. Он взял ее, и ладонь его было теплой, твердой, живой.

- Ладно, понятно, почему ты не умер. Почему жива я?

- Эдуард делал тебе массаж сердца и искусственное дыхание, пока не прибыла "скорая". Врачи не знают, отчего произошла остановка сердца, но непоправимых повреждений не было.

- Что вы сказали полиции о телах?

- Каких телах?

- Брось, Ричард.

- Когда полиция приехала, лишних тел не было.

- Публика все видела.

- А что было правдой, а что иллюзией? От публики полиция услышала тысячи разных версий. Они подозревают, но доказать ничего не могут. Цирк закрыт, пока власти не убедятся, что он безопасен.

- Безопасен?

Он пожал плечами:

- Или опасен не более обычного.

Я высвободила руку и снова двумя руками поднесла букет к лицу.

- А Жан-Клод... жив?

- Да.

Меня охватило чувство огромного облегчения. Я не хотела его гибели. А, черт!

- Значит, он все еще Мастер города. И я связана с ним.

- Нет, - сказал Ричард. - Ты свободна. Жан-Клод велел тебе это сказать. Метки Алехандро вроде как отменили его собственные. Как он сказал, ты не можешь служить двум Мастерам.

Свободна? Я свободна? Я уставилась на Ричарда:

- Не может быть, чтобы это было так легко.

- Это ты называешь легко? - рассмеялся Ричард.

Я подняла глаза и не сдержала улыбки.

- Ладно, это не было легко, но я не думала, что хоть что-то, кроме смерти, может избавить меня от Жан-Клода.

- Ты довольна, что этих меток больше нет?

Я открыла рот, чтобы сказать "конечно", но остановилась. Что-то было очень серьезное в лице Ричарда. Он знал, что значит, когда тебе предлагают силу. Что значить быть с монстрами. Страшно и чудесно.

И все же я сказала:

- Да.

- В самом деле?

Я кивнула.

- Энтузиазма не замечаю, - сказал он.

- Я знаю, что должна прыгать от радости, но сейчас я просто опустошена.

- Ты много пережила за последние дни. Некоторая оглушенность вполне естественна.

И почему я не была счастлива избавиться от Жан-Клода? Почему я не испытывала облегчения, узнав, что я не его слуга? Потому что мне будет его не хватать? Глупо! Смешно! Истинно.

Когда о чем-то думать трудно, думай о чем-нибудь другом.

- Итак, теперь все знают, что ты вервольф.

- Нет.

- Тебя положили в больницу, и ты уже выздоровел. Они, я думаю, догадались.

- Жан-Клод спрятал меня, пока я не выздоровел. Сегодня я первый день как вышел.

- Долго я была без сознания?

- Неделю.

- Ты шутишь!

- Три дня ты была в коме. Врачи все еще не знают, почему к тебе вернулось самостоятельное дыхание.

Я подходила к краю великого Вовне. Но не помню туннеля света или голосов. Вроде как меня обдурили.

- Я ничего не помню.

- Ты была без сознания, тебе и не полагается ничего помнить.

- Слушай, сядь, пока у меня шея не заболела на тебя смотреть!

Он подтянул кресло и сел возле кровати, улыбаясь мне. Хорошая у него улыбка.

- Значит, ты вервольф.

Он кивнул.

- Как это случилось?

Он уставился в пол, потом поднял глаза. И лицо у него было такое грустное, что я пожалела о своем вопросе. Я ожидала красочного рассказа о пережитом страшном нападении.

- Попалась плохая сыворотка на прививке от ликантропии.

- Попалась - что?

- Ты слышала.

У него был озадаченный вид.

- Укол плохой сыворотки?

- Да.

У меня физиономия стала разъезжаться в улыбке.

- Это не смешно, - сказал он.

Я затрясла головой:

- Совсем не смешно. - Я знала, что глаза у меня искрятся, но я еле могла не расхохотаться во всю глотку. - Но признай, что тонкая ирония здесь есть.

Он вздохнул:

- Ты сейчас лопнешь. Давай смейся на здоровье.

Я так и сделала. И смеялась, пока грудь не заболела, а Ричард не стал хохотать вместе со мной. Смех тоже заразителен.

В тот же день позже доставили дюжину белых роз с запиской от Жан-Клода. В ней говорилось: "Вы от меня свободны. Но я надеюсь, что вы так же хотите видеть меня, как я вас. Ваш свободный выбор. Жан-Клод".

Я долго смотрела на эти цветы. Наконец я попросила сестру отдать их кому-нибудь другому, или выбросить, или вообще сделать с ними, что ей захочется. Мне же хотелось убрать их с глаз долой. Значит, меня все еще тянет к Жан-Клоду. Может быть, в темных уголках души я его даже люблю немного. Не имеет значения. Любовь к монстру людей до добра не доводит. Это правило.

Естественно, мои мысли вернулись к Ричарду. Он тоже из монстров, но он живой. Преимущество по сравнению с Жан-Клодом. И разве он меньше человек, чем я - владычица зомби, вампироборец, некромант? Мне ли капризничать?

Не знаю, куда они девали все остатки тел, но полиция так и не спросила. Спасла я там город или что, все равно - это было убийство. С точки зрения закона, Оливер ничем смерти не заслужил.

Я вышла из больницы и вернулась на работу. Ларри остался. Он сейчас учится охоте на вампиров. Храни его Бог.

Ламия действительно оказалась бессмертной. Что, как я понимаю, означает, что они не могли вымереть. Просто они всегда, очевидно, были редки. Жан-Клод добыл для нее грин-кард и взял на работу в "Цирк проклятых". Не знаю, позволил ли он ей размножаться - я после выхода из больницы в "Цирке" не была.

Мы с Ричардом наконец устроили свое первое свидание. Оформили его очень традиционно: ужин и кино. На следующей неделе собираемся в пещеры. Он обещал, что подводных туннелей не будет. И губы у него самые мягкие из всех, что мне случалось целовать. Да, он раз в месяц покрывается шерстью. У каждого свои недостатки.

Жан-Клод не отстал. Он посылает мне подарки, я их отсылаю обратно. Мне придется говорить "нет", пока он не отстанет или пока ад не замерзнет - что раньше.

Женщины жалуются, что не осталось одиноких мужчин с нормальной ориентацией. А мне, понимаешь, еще зачем-то надо, чтобы он был человеком.