он был сейчас, если подтвердится закон о силе действия, равной
противодействию?
сторону ("Стой, стрелять буду!" - мог закричать врач), не спуская глаз с
плафона на потолке. Я тоже туда посмотрел: по плафону, с неотвратимостью
судьбы, сползал, целя прямо в голову французского дипломата, большой и
густой "подарок" физика.
что "подарок" с учетом длинной стороны треугольника пролетел от ствола до
цели метров пятнадцать. Рекорд был достоин занесения в книгу Гиннесса. Через
неделю француз выписался (без дипломатической ноты протеста правительству, а
с благодарностью). Я вернулся домой месяцем позже, а профессор еще остался в
реанимации, но в послед-ние дни уже узнавал меня и мило улыбался.
единственную цель: самому вспомнить и вам рассказать о кризисе нынешней
медицины. Делать это нужно серьезно и не с наскока, предварительно
отрешившись враждебности. Я предпочитаю тональность ироническую: она
продуктивней.
органическое происхождение. Я не врач, у меня высшее медицинское "звание": я
пациент. Мои недуги говорят шепотом, в то время как болезни отечественной
медицины криком кричат.
конца. Знаю только, что отдельные успехи и блистательные достижения
"штучных" врачей и таких же клиник вселяют в нас надежду: вдруг "починится"
вся система отечественного здравоохранения. Или и это - химера? Как очень
многое в нашей реальной жизни?
иносказания, тем более что все мы, "журналюги", скоро (избави нас Бог,
конечно!) с мушкетерской улыбкой на устах обратимся за помощью к испытанному
за долгие десятилетия другу по имени Эзоп; одежда и союзники, как вам
известно, выбираются "по погоде".
"Что было раньше?" - "Раньше все было!" Интересно, как ответили бы немцы,
жившие при Гитлере, и наши, "вкусившие" жизни при Сталине? Полагаю,
одинаково. Почему? Будущее и прошлое, по определению, должны казаться людям
лучше сегодняшнего: такова человеческая природа. Там хорошо, где нас нет, -
в будущем. А в прошлом мы просто были моложе: фокусы элементарной абберации,
вот и весь секрет.
полтора назад - "здрасьте"! - вернулось из небытия. Забытые из-за рыночных
лет термины: "очередь", "дефицит", "блат", "в одни руки". Продуктовые
карточки на горизонте. И это "все", что когда-то "было"?
появляются на свет Божий? Стабильность пока (худо-бедно) есть? А что еще
надо личности, считающей свободу "продуктом" не первой необходимости? Тогда
попробуем вспомнить два глаза, которые (по Вольтеру) даны человеку для того,
чтобы одним видеть добро, а другим - зло. Теперь для освежения памяти цитата
из Уинстона Черчилля: "Капитализм - это неравное распределение богатства, а
социализм - это равное распределение убожества". Что у нас сегодня на дворе
(спрашиваю, пока разрешено "вякать"): рай или уже ад? Не поленитесь: гляньте
в окно, на улицу, на весь мир.
всегда были айсоры. Один из них по имени Айзик (лет шестидесяти) сидел
годами в открытой кабинке, под козырьком, у входа в ближайшее от меня метро
"Красносельская". Он густо ваксил наши школьно-студенческие ботиночки, лихо
пролетал бархоткой, после чего не только не брал с нас денег за честный труд
(плюс материал), а давал всем без исключения (!) по пять копеек "в долг". На
наш наивный вопросик: "Когда принести денежки, дядя Айзик?", он делал
ладонью классический национальный жест и говорил: "Ац!" Мы давно уже
догадывались, что "пальто не надо"! Сапожников почему-то называли
"холодными" (почему - я до сих пор не знаю), но если судить по нашему
Айзику, были они "теплыми".
кинотеатра "Шторм" (почти игрушечного, на тридцать пять посадочных мест).
Его сегодня нет: "штормом" снесло, чтобы пустить эстакаду в сторону метро
"Бауманская". А на первом этаже пятиэтажки в квартире "два-дробь-один" и
жила моя семья. В далекие времена, но уже при мне, достроили шестой этаж и с
внешней стороны прямо по улице пустили лифт с чисто одесским объявлением:
"Лифт вниз не поднимает!" Потом на лицевую сторону дома повесили огромную
рекламу (промышленного изготовления) с изображением дамского каблука (?!),
со стрелкой в сторону Гаврикова переулка (где в ту пору был и ныне есть
педагогический институт) и текстом тридцатисантиметровыми буквами по всему
фронтону: "Растягиваю за углом!"
уверен, что посадили)? А если уцелел, то каким банком сегодня владеет, какой
области губернатором стал, какую партию возглавляет, в каком городе казино
держит, какого заказа киллера опасается? И вообще: зачем ему этот чирий?
А-у-у!
скребками и "со звуком" счищали лед с асфальта на улицах. Ходили они, как и
до революции, в передниках, а в сочельник трезвые (?!), чисто побритые,
костяшками пальцев тюкали в двери квартир, чтобы "проздравить" жильцов, ими
уважаемых. Языки в их присутствии "уважаемые" придерживали, на шепот
переходили, при этом верой-правдой служа властям. На Бога они, конечно,
надеялись, но "воронки" и ночной стук в двери не забывали.
Памятью были крепки человеки.
старьевщики. Едва "проклюнивало" утро, по дворам звучало громкое, со
специфическим произношением: "Старъ-ем беръ-ем!" Ходили они, опрятно одетые,
с огромными мешками за плечами. Разбуженные жители домов на старьевщиков не
обижались за ранние возгласы, а мы, пацанье, помню, бежали к ним, как
намагниченные, чтобы отдать тряпье: до дыр изношенные отцовские брюки (чуть
ниже колен) вместе со старыми башмаками, с веревочками вместо шнурков. Наши
жертвоприношения проваливались в бездонные кладовые мешки старьевщиков. В
обмен детям они вручали медные "коллекционные" пятаки. А кому-то везло
оглушительно: они получали мячики на "резиновом ходу" (мечту поэта!).
ново-русских. Они и в подметки ему не годятся: за бесценные "мячики" брал
всего лишь старьем. Не чета он современным нуворишам, которые "дерут"
дачами, породистыми щенками, тысячами долларов, влиятельными должностями.
Все стало другое: аппетиты безмерные, плата огромная, совесть - грошовая.)
появились. Сразу стало ясно: жизнь налаживается. Утренняя побудка была
сравнима только с "колотушками" городских ночных стражей: спите, люди, мы
оберегаем ваш покой! "Старьем берем!" - символ стабильности в моем и
соседнем дворе, а значит, во всем городе и в государстве. Это был не тот
"стук", который тревожил думающий народ. Сегодня вновь зазвучала тревожная
струна: ни я не знаю, ни вы не знаете, что день грядущий нам готовит? Не
последует ли вслед за кризисной порой нежное приглашение быть добровольно
растянутыми за ближайшим углом?
общества. Они касаются и физического, и душевного состояния народа. Без
таких размышлений сегодня было бы совсем трудно людям, способным страдать и
сострадать, особенно тем, у кого нет беспамятья и чьи проблемы называют
"возрастными". Недавно я нашел свой юношеский дневничок, а в нем - такую
запись: "Первую половину жизни человек мучается от глупости, вторую от ума".
Потом сообразил, что страдают многие, если не все, не только от этого. Суть
проблемы не в возрасте, а в политической, экономической и жизненной позиции
человека.
квартире" по ТВ, они и в нашей памяти, и в наших сердцах, но ведут они
каждого к разным мыслям; одним помогают задуматься о смысле жизни, другим
пережить горечь потери (в том числе уже завоеванной свободы и демократии).
мудреные слова типа "реструктуризация" (звучит как "затмение солнца"). А
хочется от них услышать простой ответ на простой вопрос: вы,
господа-товарищи, будете на месте топтаться или назад потащитесь? И нас с
собой возьмете? Или все же дальше рванете начатым курсом?
читатель. Всего лишь - думайте! Сегодня на наших глазах в стране происходят
трагические события: финансовый и политический кризис.
вырабатывается тактика и стратегия дальнейшего движения российского
общества. Но - куда? Как и вы, читатель, я не имею ответа на этот
капитальный вопрос. Но мне слышится голос старьевщика из моей далекой
юности: он призывает власти обратиться к минувшему и громко восклицает:
"Старьем берем!"
читатель, я не хочу и не пойду за угол, и не лягу на "растяжку"! Премного
благодарен за любезное приглашение. Не знаю, как вы, читатель.