a%`& -b.,. Это же надо быть таким дебилом - свинтить по
бабам с земляком из автороты, разобрав для этих целей стену
в боксе, не поделить блядей с метровскими ментами и сгореть
глупо и бездарно уже под самый дембель!
искупать. Вспомнил Андрон о сержантском существовании недели
три спустя, когда его вызвал к себе Сотников.
Скобкина.
отличном, между прочим, настроении. Приятно посмотреть в
глаза врагу, униженному, вывалянному в грязи, сказать
небрежно: "Что-то невеселый вы, товарищ сержант, и вообще,
звонкий, тонкий, прозрачный. Ничего, капитан Сотников вас
развеселит".
выправил в комендатуре пропуск, потер сапог о сапог, чтобы
лучше блестели и по своей воле направился в узилище.
Нехорошо было там, мрачно и строго: ржавые, помнящие еще,
верно, декабристов решетки, всякая идущая навстречу сволочь,
коей нужно отдавать по уставу честь, витающая в воздухе вонь
субординации и дисциплины. На плацу фигачили строевым
старший лейтенант с капитаном, а неказистый мичман весело
подбадривал их писклявым голосом:
канкан не для слабонервных.
всей форме, так что люстра закачалась, мол, мы такие-то
такие-то и прибыли за опальным сержантом Скобкиным.
Приказано доставить живым или мертвым!
он нам теперь такой!
заморенный, похожий на покойника. Хэбэ его было невероятно
грязно, эмблемы на петлицах заменены одна на
автотранспортную, другая на бронетанковую, видимо, в знак
протеста. Что-то сразу расхотелось Андрону в глаза ему
смотреть, а уж улыбаться язвительно и, тем паче. На обратном
пути, не доезжая Фонтанки, он велел водителю затормозить у
шашлычной, купил без очереди бозартмы, набрал немерено хлеба
и притащил в машину Скобкину - жри.
Хорст потихоньку осматривался. Нелегкая занесла его в самое
сердце Кольского, в ссыльнопоселение, притулившееся на
берегу древнего величественного озера. Километрах в трех за
лесистой горой-тундрой раскорячилась мертвая после амнистии
пятьдесят третьего зона, еще чуть дальше к югу находилось
второе поселение, по соседству с ним саамский погост - то
бишь, поселение, и все. На сотни верст только снег, сопки да
b )!.+ - заболоченная тайга. Северный полярный круг,
древняя земля саамов - Самиедна. Летом здесь не заходит
солнце, вдоль сапфирно-синих ручьев цветут хрупкие
колокольчики и крохотный, ростом в ладонь, шиповник -
трогательная полярная роза. Зимой властвует ночь, стоят
трескучие морозы, бушуют ураганы и воют метели. Издалека над
Сеид-озером на обрыве горы Куйвчорр видна огромная фигура
черного человека. Это след ушедшего в скалу мрачного
повелителя ветров и бурь Куйвы. Время от времени старец гор
сходит с Куйвдрра и обрушивает лавины и ураганы, неся вечный
покой тем, кого непогода застанет в пути.
что рыбаки и оленеводы, рожденные в Самиедне, да оперативный
уполномоченный, засидевшийся в капитанах. Появляясь раз в
три недели, он привозит "Правду" двухмесячной давности, пьет
всю ночь напролет с местным активистом - отставным
охранником с заброшенной зоны - и все порывается пойти
узнать, что это за человек такой поселился у Куприяныча с
Трофимовым. Только ведь брусничный самогон совсем не шутка,
после него мутнеет в голове и заплетаются ноги, так что
кондыбать пару километров в темноте участковому совсем не
улыбается. И он продолжает пить, закусывая лососиной с тем,
чтобы, проспавшись, отбыть в свой райцентр со спокойным
сердцем - на вверенной ему Советской властью территории
порядок. Полнейший. На сотни верст снег, снег, снег, ветра
вой и холодные сполохи полярного сияния. Образцовая, густо
выбеленная тоска.
Марии, в вязкую тьму небытия. Самый страшный враг - память.
Да еще припадки эти, выворачивающие душу, как желудок при
рвотных спазмах. Уйти, уйти, поставить точку. И лучше
быстро, чтоб без боли. Однако как-то обошлось. Слишком уж
была природа вокруг наполнена через край жизнеутверждающей
силой, чтобы вот так, походя, спустив курок или затянув
петлю, уйти от первозданного ее величия. Ну и еще, конечно,
люди... Они были большей частью добрые, несуетные, не
принимающие злословия и лжи. Местные - те, кто родился
здесь, и пришлые - те, кто остались, невзирая на трескучий
холод, собачью жизнь и амнистию. Те, которым ехать было
некуда. Здесь не принято было спрашивать, кто ты и откуда.
Раз при значит оно тебе надо, живи. Вернее, выживай... Дд
вилась рыбка, стучали копытами олени, добывая ягель,
валились в снег, вздыхая тяжко, трехобхватные ели. Трещал
мороз, белели щеки, радужный нимб окружал луну...
одержимостью буйнопомешанного часами мог не выпускать кисть
из натруженных пальцев, а когда все же иссякал, шел к
знакомой лопарке по соседству с тем, чтобы сменить объятия
музы на другие, не менее приятные. Другой по праву хоть и не
доучившегося, но врача пользовал нарывы. чистил раны, иногда
выезжал в персонально поданной лодке-кереже к роженице или
на аборт. Приглашали его куда как чаще, чем шамана...
Хорогу, называли меж собой кто комбай нером, кто генералом,
" лицо же уважительно Епи фаном. И все больше по батюшке. А
что - ухватист, плечист, как начнет лес рубить, только щепки
летят. Оленя валит за рога, бревно прет в одиночку. Вот
только с бабами не живет и самогонку не пользует, молчит,
будто в воду опущенный. Смурной, снулый. Странный, однако,
непонятный человек, видно, есть в нем потаенный изъян.
Куприяныч с Трофимовым знали, как он мучается по ночам, не
спит, бродит, словно сомнамбула с бормотаньями по избе. Что
слышит он, что видит широко открытыми незрячими глазами?
как шум прибоя - иди на север! Иди на север! Иди к звезде!
Куда на север-то? Да на скалистый, видимый как бы в дымке
мысок, над которым фонарем висит Полярная звезда. Во как.
Прямо по Гоголю все, не хватает только чертей и Вия. Духи
уже есть, в печенках сидят. Да, что-то крепко застрял Хорст
в Кольской тайболе. По идее надо было бы сменить внешность,
раздобыть документы ненадежней и бежать, бежать, бежать без
оглядки - куда-нибудь в Сибирь, страна большая. Только не за
кордон - там достанут, порвут на куски, у новой Германии
руки длинные. А здесь разве что мудак уполномоченный из
райцентра, пьянь хроническая. Тетка Дарья третьего дня так и
сказала: "К моему-то опять уполномоченный припирался,
самогонки выжрал - лопни его утроба! - наверно, с бадью, а
уж жрал-то, жрал... Икру ему вареную подавай, а чем я,
спрашивается, кобеля кормить буду? И о тебе, Епифан
батькович, имел, между, прочим, интерес - кто такой, да из
каких краев, да есть ли у него какой такой документ? Нюрка-
то моя тоже все о тебе справляется, и почему это Епифан
батькович к нам не заходит никогда, может, посидели бы
рядком, поговорили бы ладком? А может, и почесались бы
передком".
крепкая, с ядреным рельефом. Ни языком, ни женской сметкой
Богом не обойдена, да и мужским вниманием не обижена - в
молодости не скучала, да и теперь не бедствует,
сожительствует с постояльцем, отставным конвойным старшиной.
А промышляет тем, что гонит самогонку, крепчай-ю, духовитую,
из меда и брусники. А вот с дочкой тетке Дарье не повезло,
занюханная какая-то случилась, квелая. Не в мать, без огня.
И вроде бы все при ней, и жопаста, и ногаста, и буферяста, а
Шилова Юлия
Браун Дэн
Панов Вадим
Юрьев Сергей
Каменистый Артем
Самойлова Елена