его своей темной глубиной глаза в черных, очерненных гарью ресницах. Затем
медленно высвободилась из его рук, прислонилась спиной к станине орудия.
глины, тыльной стороной грязных пальцев откинула волосы, которые секунду
назад бросало разрывами ему в лицо. Он еле выговорил:
Ты, наверное, обо мне не так подумал... Послушай... Если меня ранят в грудь
или в живот, вот сюда, - она показала рукой на офицерский ремень, так
стягивающий талию, что Кузнецову показалось, ее можно было измерить двумя
ладонями, - то я прошу тебя, если сама не смогу... вот здесь, в сумке,
немецкий "вальтер". Мне подарили его давно. Ты понимаешь? Если сюда... не
нужно делать перевязку...
ранить, убить ее, молчал, не понимая, зачем она так откровенно говорит ему о
том неестественном, что могло случиться и не случилось. Ее пугала рана в
грудь или в живот, она боялась слабости, унижения, стыда перед смертью,
боялась, что на нее будут смотреть, трогать руками обнаженное тело,
накладывать бинты мужские руки.
ошиблась: я не похоронная команда! Кто приказал тебе быть возле орудия? Ты
не должна находиться здесь! Бой еще не кончился, а ты...
бруствером - разрывы черно встали левее орудия. Кузнецов подполз на коленях
к панораме, расплавленной иглой толкнулся в зрачок огонь выстрела, казалось
в центр перекрестия прицела, и Зоя, ее волосы на щеке, ее "вальтер", ее
странная просьба - все исчезло, сразу вытеснилось из его головы, и мир опять
стал предельно реальным, жестоким, без доброты, без надежды на доброту, без
сомнений.
Нащупать бы ее... Где она?"
какое-то несоответствие между прицелом и стволом орудия и оторвался от
наглазника панорамы. Ствол орудия всей массой сползал назад. Коричневая
жидкость из накатного устройства пульсирующей струёй выбрызгивалась на
исковерканный щит, на раскаленный ствол орудия.
готовый заплакать в бессилии, и ударил кулаком по сползавшему казеннику:
накатник был пробит осколком.
башни; справа, на самом краю балки, вываливал боковой дым из третьего танка.
И из-за этого жирного чада выскакивало треугольное пламя выстрелов, влево по
фронту батареи - туда, где стояли орудия Чубарикова и Уханова. Прикрываясь
дымовой завесой, самоходка стреляла сбоку по орудиям с расстояния двухсот
метров.
подымались из балки, переваливаясь в дыму, шли мимо неохотно горевших, как
мокрые стога, машин, и соседние батареи в районе моста, и два орудия его
взвода, и противотанковые ружья из пехотных траншей вели одновременный
огонь: трассы бронебойных снарядов, разрывы тяжелых гаубиц, фосфорические
росчерки танковых болванок, огненные струи игравших с того берега "катюш"
слились, скрестились над переправой, смешались там.
сбоку, во фланг, и Кузнецов видел это.
орудию Чубарикова. Орудие перестало стрелять, исчезло в багрово взлетающей
мгле, а на эти взлеты мглы надвигался, шел, скоростью сбрасывая с брони
низкие языки пламени, вырвавшийся откуда-то слева танк. Он, по-видимому, был
зажжен бронебойным снарядом Чубарикова до того момента, пока самоходка не
засекла и не накрыла позицию. И сейчас у орудия, как забором окруженного
разрывами, никто не видел его. А танк, все увеличивая скорость, все сильнее
охватываемый широко мотающимся по броне огнем, тараном вонзился, вошел в эту
тьму, сомкнувшую орудие, стал поворачиваться вправо и влево на одном месте,
как бы уминая, уравнивая что-то своей многотонной тяжестью. Затем взрыв
сдвинул воздух. Черный гриб дыма вместе с огнем вырвался из башни, и танк
замер, косо встав на раздавленном орудии. Во вспыхнувший костер сбоку
вонзались одна за другой трассы, мелькая вдоль фронта батареи, - это вело
огонь по танку орудие Уханова, стоявшее крайним.
сознание уже не воспринимало ничего, кроме отчетливо-пронзительной ясности,
что немцы атакуют насмерть на левом фланге, во что бы то ни стало пытаясь
прорваться к берегу, к мосту, что расчет Чубарикова погиб, раздавленный, -
ни один человек не отбежал от огневой - и что там, слева, осталось
единственное орудие из батареи - Уханова.
Уханову! - прохрипел Кузнецов и в ту же минуту увидел: Зоя, прикусив
вспухшие губы, отбросив санитарную сумку на бедро, боком пошла, потом
кинулась к недорытому ходу сообщения, соединяющему орудия.
все... - И она, мотнув волосами, канула в ходе сообщения, не расслышав
приказа Кузнецова.
краю балки танки, на шевелившуюся за ними самоходку, против которой был
бессилен.
снегом валенки его летели меж сугробов; на белом лице зиял раскрытый криком
рот
с суетливой торопливостью озирались на горящие перед батареей танки, на
пожар в станице, и Сергуненков то и дело нырял к земле при близких разрывах
на берегу.
взвился крик Дроздовского. - Почему прекратили огонь? Отходить? Сто-ой!
безумным блеском, ноздри раздувались, злая бледность разительно выделяла его
щетинку, отросшую на щеках за эти сутки.
в плечо Кузнецова, рванула его к себе. - Ни шагу назад!.. Поч-чему бросил
орудие? Ку-уда?
быстро взглянул на пистолет, подрагивающий в его правой руке, выговорил: -
Спрячь пистолет! Спятил? Посмотри туда! - и указал в сторону орудия
Чубарикова, где на огневой позиции, разбрасывая снопы искр, пылал
прорвавшийся танк. - Не видишь, что там?..
укрывшейся за подбитыми танками, заметили, видимо, людей на бугре, оттуда
забил по берегу прицельным огнем ручной пулемет.
с удовлетворенной мстительностью увидел, как Дроздовский пригнулся, а
ездовой Рубин, оборотив грубое свое лицо в сторону пулемета, грузно присел
на крепких коротких ногах; худенький же, длинношеий Сергуненков по этой
команде бросился под сугроб и попластунски пополз к огневой позиции, под
укрытие бруствера, загребая карабином снег.
его ногой по валенку. - Встать! Все к орудию! Стрелять!.. Где Зоя? Где
санинструктор?
впился прозрачными, показалось даже, белыми глазами в его лицо.
накатником и щитом, с уродливо отползшим назад, разверстым черной пастью
казенником, и Кузнецов выговорил в порыве неостывающей злости:
бьет! Все понятно? Зоя пошла к Чубарикову! Может, там остался кто...
возбуждения, - Дроздовский громко спросил:
стекло, с ощущением невозможности это преодолеть.
Уханову с фланга,... Надо к Уханову, ему плохо видно ее! Здесь нам нечего
делать!
раскромсанного снарядами бруствера с вколотыми в обожженную землю
отполированными осколками - и опять, прорезая звуки боя, пулеметные очереди