Царя-батюшку на Московском Земском Соборе среди своих знакомцев да родичей
не выбирали. Недосуг им было: они границы Руси берегли, пока боярство
прикидывало, кого сподручнее на трон посадить...
сосчитать, и столица никогда никакой усадьбы не увидит, не услышит и не
поймет...
взбунтовался я душою своею, сыны мои любезные. Нет. Всякая власть - от Бога,
чтоб народ друг дружке глотки не перерезал. И русская - тоже от Бога, и
мятежничать да крамолу ковать супротив нее все едино что супротив
премудрости Господней. Противузаконно сие и противуприродно. Но о
странностях судьбы русского человека я тогда впервые задумался и к такому
выводу пришел, что уж кому-кому, а нашему брату русаку милостей ждать от
судьбы ли, от властей ли, от природы ли никак не приходится. Нам самим свою
Жар-птицу ловить, коли есть хоть какая к тому способность. Кто за хвост ее
ухватит, кто за горло возьмет, кто за когти уцепится, крови своей не щадя,
кто хитрую ловушку для нее смастерит или сладкозвучным пением своим
заворожит ее. Потому-то за-граница и удивляется, что талантами Русь столь
небывало одарена...
наверх по крутым лестницам. По навощенному паркету в приторно-строгий
кабинет.
поручиком конно-пионерского полка? И кто у кого выиграл полный список
"Андрея Шенье", собственноручно записанный коллежским секретарем Пушкиным?
утверждал, что был настолько пьян, что формы его не приметил, как, впрочем,
и лица. Стало быть, станцию они вычислили, и смотритель моего партнера
припомнил...
берегся, как версты свои ежедневные не отмерял, а сырость казематная,
промозглая, скользкая какая-то сырость до меня все же добралась.
кон ставили. Некрасиво, молодой человек. Живого человека и - ва-банк.
Некрасиво.
со всей сердечной искренностью:
пьяного поступка. Мучительно стыжусь. А посему и рискую обратиться к вам с
нижайшей просьбой помочь мне снять с души сей тяжкий грех.
должностное лицо и как свидетеля одновременно, подтвердить мое твердое
решение. Я дарую вольную слуге своему.
подтвердить ваше волеизъявление, а ваш батюшка возьмет да и опротестует сей
документ?
Антоновка дарована мне со всеми сорока шестью душами мужеского полу.
Дарственная сия подписана моими родителями как прежними владельцами и
утверждена властями.
решение мое для его дальнейшего следствия. А затем сказал одному из
истуканов-заседателей записать то, что я им продиктую.
правильности документа свобода человека зависела:
Антоновки Псковской губернии Островского уезда Опенковской волости, сим
документом навечно освобождаю крестьянина указанной деревни Савву Игнатова
от крепостного состояния и всех иных форм зависимости..."
кажется улыбался даже. Не только потому, что исполнял тем свой долг как
перед памятью покойной кормилицы моей Серафимы Кондратьевны, но и потому,
что снимал с души своей грех, который ощущал как банный раскаленный камень,
как терзания совести собственной. Дети мои, поверьте мне! Нет большего стыда
и позора для чести собственной, чем унижение того, кто и права-то не имеет
ответить тебе хотя бы словом смачным, не говоря уж о пощечине, вполне тобою
заслуженной. А потому счастлив я был, что успеваю, успеваю до решения суда,
под который меня подвели, и совесть свою примирить, и честь спасти, и Савку
наградить, как могу, за все то, что он для меня делал доброго. За каждое
переданное мне румяное яблочко, привезенное им из моего же барского сада...
уж в иную сторону...
облегчением:
повелений, наставлений, разъяснений да и просто порядка проведения
следствия? - спросил вдруг полковник. - В Санкт-Петербург мы с вами сегодня
же помчимся на курьерских. Из первопрестольной в столицу империи Российской,
где вам не удалось бы свершить столь благородного поступка, под следствием
находясь. Но попали вы в некий как бы просвет юридической процедуры:
московское следствие закончилось, а петербургское еще не началось.
быть, когда полковник получил подтверждение, что я спьяну выиграл пушкинский
список у коннопионера?..
мой дознаватель, ставший сегодня неожиданно великодушным. - Сейчас пообедаем
и - в дорогу. В дальний и, признаться, неведомый не только вам, но и мне
тож, путь по юридическому бездорожью России...
лукулловым пиром показался, поэтому не до бесед мне было. А полковник мило,
порою остроумно даже болтал, как водится, ни о чем. Как принято болтать на
полуслужебных, полудружеских, но - официальных застольях: обо всем гуртом и
ни о чем в частности.
мужик. Спасибо, барин в нем талант углядел и отпустил его на полную волю,
как ты своего лакея. Цветы дед такие выращивал, каких ни у кого в округе не
было, а тут деревеньку за долги должны были в казну забрать, вот барин и
поспешил на волюшку моего деда отпустить, чтобы он кому иному не достался.
Россия - страна загадочная. В Англии - законы, в Германии - орднунг, во
Франции - галльская дерзость, а у нас - барские капризы...
неожиданно востребовал Санкт-Петербург: уж очень много гордости и некой
мечтательности, что ли, звучало в его голосе, когда он поминал о самом
способе нашего передвижения - "курьерский!..". Но помчались мы куда быстрее,
чем мчатся курьеры, поскольку нас неожиданно решили доставить в столицу по
фельдъегерской связи. С ее государственной стремительностью, готовыми
поставами и трубачом впереди, оповещавшим об особой срочности и важности
нашего путешествия в Северную Пальмиру.
карете, но и перекусывали в ней: какое уж тут - "в пути шествие"! Пишу об
этом потому лишь, что вдруг припомнился мне спор меж Пушкиным и Раевским как
раз по поводу этого странного русского слова, никогда не воспринимаемого
нами буквально. У нас можно передвигаться и вскачь на лихой тройке, и
упорным солдатским маршем, и даже - по морю на корабле, и все это будет
называться "путешествием". Чуден русский язык, и я не завидую иностранцам,
пытающимся постичь его с позиций усредненной европейской логики...
озадачило моего голубого полковника. Он внезапно утратил свое добродушие,
ясно проявившееся во время нашего последнего свидания в Москве и - особенно
- во время почти дружеского обеда tкte-а-tкte. Что-то его озадачило, и он
стал вдруг не просто молчаливым, но скорее - угрюмо озабоченным. И я ломал
голову, пытаясь понять причину этой внезапной перемены.
Шенье" в штосс: Савка и смотритель оказались тому свидетелями и клятвенно
подтвердили мои слова. Истина - для него, разумеется, - была установлена,
что и привело полковника в доброе расположение, но фельдъегерская
стремительность нашей переброски в Санкт-Петербург явно насторожила его и,