лечу, а еле-еле бегу по какой-то пахоте, ноги мои
расползаются в раскисшей почве, а земное притяжение, видимо,
опять включилось на полную мощность.
даже не бежал, а плыл по какой-то грязи, но все-таки
постепенно их догонял, когда передо мною появился отец
Звездоний в длинной ночной рубашке и со свечою в руке.
Гениалиссимус, один Гениалиссимус, и никого, кроме
Гениалиссимуса.
сдвинуть его со своего пути.
жидкой своей бороденкой, подмигивал, скалился. Я никак не
мог его обогнуть, а жена моя улетала все дальше и дальше со
Смерчевым, и тогда в полном отчаянии я притянул Звездония за
бороду, укусил в нос и проснулся с подушкой в зубах.
опомнился. Придя немного в себя, огляделся. Вокруг меня
было темно и тихо, тихо и темно. Темно, хоть глаз выколи.
это в самом деле такое? Почему, когда мне снится родина, со
мной на ней происходит всегда что-то нехорошее, неприятное,
от чего я хочу бежать и просыпаюсь в поту?
спросить, что сей сон мог бы значить. Жена моя большой
толкователь снов и вообще верит, что снов бессмысленных не
бывает, что они всегда несут нам какое-то сообщение, которое
надо только правильно разгадать.
оказалось. Я хотел было удивиться, что это такое, почему
среди ночи ее нет со мной, куда она могла деться?
"Чепуха, - сказал я себе самому. Все это чистая чепуха,
ничего подобного не было и быть не могло. Я лежу в
Штокдорфе на своей собственной кровати, там окно, там свет
пробивается из-за шторы. Сейчас я откину штору и увижу свой
двор, три кривых березки возле забора и петуха, который
разгуливает по двору"
площадь Революции и памятник Карлу Марксу Правда, узнать
Маркса было довольно трудно. За шестьдесят лет моего
отсутствия голуби его голову так обработали, что она
казалась совсем седой.
театра, стоял во весь рост другой бородач в военной форме и
с перчатками в руках, это был, конечно, Гениалиссимус.
Здание Большого театра чем-то меня удивило. Я даже не сразу
понял, чем именно, а потом сообразил на его фронтоне
отсутствовали кони, как будто их никогда там не бывало.
катили разных размеров машины, а по тротуарам плыла толпа
людей в укороченных военных одеждах. Мало кто из них шел с
пустыми руками. Почти все они несли в руках или на плечах
или волокли по земле какие-то предметы.
было выйти, прогуляться и посмотреть, что же собой
представляет этот город через шестьдесят лет после моего
отъезда.
была привязана табличка: "Потребности в горячей воде
временно не удовлетворяются". Я ополоснулся холодной водой
и выглянул в коридор Пожилая дежурная спала, положив голову
на тумбочку. На полу валялась уроненная ею книга. Я поднял
книгу и посмотрел название. Книга называлась: "Вопросы
любви и пола". Автором этого сочинения был сам
Гениалиссимус. Я осторожно положил книгу на тумбочку и,
стараясь ступать как можно мягче, пошел к лифту.
с замком к сетке лифта была привязана шпагатом картонная
табличка: "Спускоподъемные потребности временно не
удовлетворяются".
спускную потребность. Очевидно, лестница была неглавная,
потому что я попал не на улицу, а во двор.
запах, от которого я чуть не свалился с ног. Не буду
описывать подробно, но пахло, как в давно не чищенном, но
часто употребляемом нужнике.
киоску, и военные обоего пола, в основном нижние чины,
дышали друг другу в затылки, держа в руках пластмассовые
бидончики, старые кастрюли и ночные горшки.
раме. Плакат изображал рабочего с лицом, выражавшим
уверенный оптимизм. В мускулистой руке рабочий держал
огромный горшок. Текст под плакатом гласил:
что отошедшей с бидончиком от киоска. В ушах у нее висели
большие пластмассовые кольца.
головы слишком подробно.
Говно сдают, чего же еще?
постепенно начинал привыкать, рабочего на плакате и общий
вид очереди, склонился к тому, что она говорит всерьез.
голосом. - Ты что, дядя, тронулся, что ли? Не знает, для
чего сдают! А еще штаны надел длинные. Надо ж, распутство
какое! А еще про молодежь говорят, что они, мол,
такие-сякие. Какими ж им быть, когда старшие им такой
пример подают!
пятидесяти. - Я тоже смотрю, он вроде как-то одет не
по-нашему.
хвоста очереди тоже приблизились. Все выражали недовольство
моим любопытством и длинными штанами и даже склонялись к
тому, чтобы по шее накостылять. Но тетка выразила мнение,
что хотя по шее накостылять и стоит, но все же лучше свести
меня просто в БЕЗО.
тут БЕЗО и зачем БЕЗО? Ну не понимаю я в вашей жизни
чего-то, так я же в этом не виноват. Я только что приехал и
вообще вроде как иностранец.
надо в БЕЗО, но другими призыв поддержан не был, и толпа
вокруг меня при слове "иностранец" стала рассасываться.
вернуть народ, уверяя, что я вовсе не иностранец.
примолкшей очереди. - Иностранцы говорят "битте-дритте", а
он точно по-нашему говорит.
худшего, бочком-бочком оторвался и через проходной двор
выкатился на улицу, которая когда-то называлась Никольской,
а потом улицей 25 Октября. Я был очень горд, что сразу
узнал эту улицу. Я поднял глаза на угол ближайшего дома,
чтобы убедиться в своей правоте, и просто остолбенел. На
табличке, приколоченной к стене, белым по синему было
написано: "Улица имени писателя Карцева"! Несмотря даже на
сердечную встречу, которой накануне растрогали меня
комуняне, я все-таки не мог поверить, что мои заслуги
потомками оценены столь высоко. Я даже подумал, что, может
быть, это всего лишь чья-то неуместная шутка и табличка с
моим именем висит на одном- единственном доме. Но, пройдя