Чтение 37–й страницы книги ~Кролик, беги~

стол, чтобы прикоснуться к пальцам Кролика. - Человек, который сделал нас
бессмертными!

Кролик на дюйм отодвигает свои пальцы, чтобы Гаррисон не мог до них
дотронуться, и Гаррисон с самодовольной усмешкой отдергивает руку; при
этом его ногти со скрипом царапают скользкий полированный стол.

- Меня, ты хочешь сказать, - отзывается Кролик. - Ты был пустое место.

- Пустое место. Это звучит немного жестоко. Это звучит немного жестоко,
Гарри, дружище. Давай обратимся к прошлому. Когда Тотеро хотел вывести
кого-нибудь из игры, кого он посылал на площадку? Когда он хотел, чтобы
кто-то прикрывал классного игрока вроде тебя, кого он выбирал для этой
цели? - Он хлопает себя по груди. - Ты был слишком яркой звездой, чтобы
пачкать руки такими делами. Ты ведь никогда никого не трогал, верно? И в
футбол ты тоже не играл, и коленок себе не разбивал, так или не так? Нет,
сэр, только не птичка Гарри - ему надо беречь свои крылышки. Подавай ему
мяч и смотри, как он бросает его в корзину.

- И он в нее, между прочим, попадал, если ты заметил.

- Иногда. Иногда попадал. Не морщи свой носик, Гарри. Не думай, что мы
не ценим твой талант.

Судя по тому, как он действует руками - бьет по столу, заученными
движениями поднимает их и опускает, - Кролик делает вывод, что он
частенько разглагольствует за столом. Однако руки слегка дрожат, и,
заметив, что Гаррисон его побаивается, Кролик теряет к нему всякий
интерес. Приходит официантка; Гаррисон заказывает виски со льдом для себя
и Маргарет и еще один дайкири для Рут; Кролик смотрит вслед удаляющейся
темной спине, словно на свете нет ничего лучше, чем этот треугольничек
черного бюстгальтера между двумя лиловато-коричневыми подушками мышц. Он
хочет, чтобы Рут заметила его взгляд.

Гаррисон теряет свою коммивояжерскую уверенность.

- Я тебе не рассказывал, что однажды говорил мне про тебя Тотеро? Ты
меня слушаешь, ас?

- Что же он говорил?

О Господи, этот тип просто старый зануда, а ведь ему еще и тридцати
нет.

- Он мне сказал: "Это строго между нами, Ронни, но я надеюсь, что ты
воодушевишь команду. Гарри никогда не думает о команде".

Кролик смотрит сверху вниз на Маргарет и через стол на Рут.

- А теперь я расскажу вам, что было на самом деле. Гаррисон пришел к
Тотеро и заявил: "Настоящий лидер - это я, верно, тренер? Я - настоящий
ас, верно? Не то что этот паршивый хвастун Энгстром". А Тотеро, наверно,
спал и ничего ему не ответил, вот Гаррисон с тех пор и воображает, будто
он - настоящий герой, классный игрок. Понимаете, когда в баскетбольной
команде появляется какой-нибудь неуклюжий толстозадый коротышка, который
ни на что не способен, его называют классным игроком. Не знаю уж, где он
играет во все эти игры. Наверно, у себя в спальне.

Рут смеется, меньше всего он хотел ее рассмешить.

- Это неправда. - Тренированные руки Гаррисона мелькают еще более
суетливо. - Тотеро мне это сам сказал. Впрочем, ничего нового в этом не
было, это вся школа знала.

Неужели? Никто никогда ему не говорил.

- О Господи, давайте не будем говорить о баскетболе. Куда б я с этим
подонком ни пошла, мы только о нем и говорим, - вставляет Рут.

Неужели на его лице появилось сомнение, и она сказала это, чтобы его
подбодрить? Неужели она хоть капельку его жалеет?

Гаррисон, очевидно, догадался, что вел себя немного нахальнее, чем
приличествует обходительному коммивояжеру. Он вынимает сигарету и
зажигалку "ронсон" в футляре из крокодиловой кожи. Словно дети,
собравшиеся вокруг фокусника, они во все глаза смотрят, как он щелкает ею,
извлекая аккуратный язычок пламени.

Кролик поворачивается к Маргарет - при этом ему кажется, будто он точно
так же поворачивался к ней миллион лет назад, - и говорит:

- Вы мне так и не ответили.

- Черт его знает, где он. Наверно, вернулся домой. Он был болен.

- В каком смысле? Действительно болен, или... - Рот Гаррисона кривится
в забавной гримасе - он одновременно и улыбается и морщится, словно
столичный житель, желающий продемонстрировать жалким провинциалам нечто
такое, чего они отродясь не видывали, и, чтобы у них не осталось никаких
сомнений, постукивает себя по лбу: - Болен, болен, болен?

- Во всех смыслах, - отвечает Маргарет. Мрачная тень пробегает по ее
лицу и как бы отделяет ее и Гарри, который замечает эту тень, от
остальных, уводя их обоих в таинственную эпоху, в которой они оба были
миллион лет назад, и Гарри пронзает странное чувство вины оттого, что он
здесь, а не там, где никогда не бывал. Рут и Гаррисон, сидящие напротив
под мигающим красным светом, улыбаются им словно из самого сердца
преисподней.

- Дорогая Рут, - говорит Гаррисон. - Как ты живешь? Я часто о тебе
вспоминаю, беспокоюсь, как ты там.

- Можешь не беспокоиться. - Однако она явно польщена.

- Я просто думаю, способен ли наш общий друг обеспечить тебе жизнь в
том стиле, к какому ты привыкла.

Негритянка приносит напитки, и Гаррисон размахивает у нее перед носом
крокодиловым "ронсоном".

- Настоящая кожа, - замечает он.

- Неужели? - произносит она. - Ваша собственная?

Кролик смеется. Ему нравится эта женщина.

Когда она уходит, Гаррисон наклоняется вперед со слащавой улыбочкой,
какой улыбаются детям.

- Известно ли тебе, что мы с Рут как-то раз ездили в Атлантик-Сити? -
спрашивает он Кролика.

- С нами была еще одна пара, - поясняет она Гарри.

- Омерзительная пара, - говорит Гаррисон, - которая предпочитала
уединение в своем обшарпанном бунгало золотым лучам солнца на воздухе.
Представитель ее мужской половины позже с плохо скрытой гордостью мне
признался, что он в течение весьма короткого периода в тридцать шесть
часов одиннадцать раз подряд пережил оргазматическую кульминацию.

- Послушать тебя, Ронни, так можно подумать, будто ты учился в
Гарварде, - смеется Маргарет.

- В Принстоне, - поправляет он. - Я хочу произвести впечатление
выпускника Принстона. Гарвард здесь не котируется.

Кролик смотрит на Рут и видит, что она выпила первую порцию дайкири и
принялась за вторую. Она хихикает.

- Хуже всего то, - говорит она, - что они занимались этим делом в
машине. Несчастный Ронни сидел за рулем, лавируя в воскресных пробках, а
когда мы остановились перед светофором, я оглянулась и увидела, что у
Бетси платье задрано до головы.

- Я не всю дорогу сидел за рулем, - говорит ей Гаррисон. - Помнишь, в
конце концов нам все же удалось посадить за руль его.

Голова его наклоняется к Рут за подтверждением, и розовая плешь
блестит.

- Да, верно. - Рут смотрит в свой бокал и снова хихикает, возможно при
воспоминании о голой Бетси.

Гаррисон внимательно следит, какое впечатление все это производит на
Кролика.

- У этого типа, - продолжает он нагло-обходительным тоном, словно
предлагая выгодную сделку, - у этого типа была любопытная теория. Он
считал... - руки Гаррисона взлетают в воздух, - он считал, что в самый
критический - как бы это получше выразиться? - в самый кульминационный
момент следует как можно сильнее ударить партнершу по лицу. Если, конечно,
находишься в соответствующем положении. Иначе бей куда попало.

Кролик моргает; он и вправду не знает, как вести себя с этим гнусным
типом. И тотчас же, буквально в мгновение ока, под влиянием спиртного,
которое испаряется у него под ребрами, он вдруг чувствует, что ему на все
наплевать. Он смеется, по-настоящему смеется. Пусть все они катятся к
чертям.

- А как насчет того, чтобы кусаться?

Ухмылка Гаррисона, долженствующая означать: "Я тебя понял, приятель",
застывает; реакция у него не настолько быстрая, чтобы он мог сразу
сориентироваться.

- Кусаться? Не знаю.

- Он, наверно, об этом не подумал. Хороший кровавый укус - нет ничего
лучше. Конечно, я понимаю, что тебе мешают искусственные зубы.

- Разве у тебя искусственные зубы, Ронни? - восклицает Маргарет. - Как
интересно! Ты никогда не говорил.

- Конечно, искусственные, - поясняет ей Кролик. - Неужели вы думали,
что эти две клавиши от рояля его собственные? Они ведь и рядом с
настоящими не лежали.

Гаррисон сжимает губы, но не может позволить себе отказаться от
вымученной ухмылки, и она резко искажает его лицо. Языком он тоже еле
ворочает.

- В том доме, куда мы захаживали в Техасе, - говорит Кролик, - была
одна девица, так у ней весь зад был так сильно искусан, что напоминал
кусок старого картона. Который долго пролежал под дождем. Ее только для
того и держали. В остальном она была девственница.

Оглядев слушателей, он видит, что Рут тихонько качает головой, словно
хочет сказать: "Не надо, Кролик", так бесконечно грустно, так грустно, что
тонкий слой песка как бы окутывает ему душу и затыкает рот.

- Это похоже на рассказ про ту блядь, у которой была самая большая...
а, вы, наверно, не хотите про это слушать, - вставляет Гаррисон.

- Хотим. Валяй, - говорит Рут.

- Ну так вот, этот парень...

Лицо Гаррисона качается в мерцающем свете. Руки начинают иллюстрировать