прежнего преклонения перед отцом. Что-то ушло из ее жизни, и теперь долг
Кэтрин заключался в том, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. К этому
долгу она относилась с величайшей серьезностью - она не одобряла безделья
и хандры. Заглушить свое горе разгульным весельем Кэтрин, разумеется, не
могла; но она живо участвовала в обычных нью-йоркских развлечениях и
наконец сделалась непременным украшением светских приемов. Она была всеми
любима и для молодых людей сделалась чем-то вроде доброй тетушки. Девицы
поверяли ей свои сердечные тайны (чего не удостаивали миссис Пенимен), а
молодые люди, сами не зная почему, очень привязывались к ней. У Кэтрин
появились кое-какие безобидные чудачества, она неукоснительно следовала
своим привычкам; ее взгляды на нравственные и общественные вопросы
отличались чрезвычайной консервативностью, и, не будучи еще и сорокалетней
женщиной, она уже считалась старомодной особой и знатоком старинных
обычаев. Миссис Пенимен в сравнении с ней казалась почти юной; старея, она
все больше молодела душой. Вкуса к изящному и загадочному она не утратила,
но случаев удовлетворить его у нее почти не было. С новыми женихами
племянницы ей не удалось установить близких отношений, подобных тем, что
доставили ей столько сладостных часов во времена Мориса Таунзенда. Эти
господа испытывали какое-то необъяснимое недоверие к услугам миссис
Пенимен и не обсуждали с ней достоинств племянницы. С каждым годом кольца,
пряжки и браслеты сияли на тетушке все ярче; она не теряла ни своего
неистощимого любопытства, ни недремлющего воображения и оставалась все той
же миссис Пенимен, какой мы ее видели, - диковинным сочетанием пылкости и
осмотрительности. В одном вопросе, правда, осмотрительность в ней
преобладала - и справедливости ради надо сказать здесь об этом. За
семнадцать лет миссис Пенимен ни разу не напомнила племяннице о Морисе
Таунзенде. Кэтрин была признательна ей за это, но упорное молчание тетки,
так не вязавшееся с ее характером, тревожило девушку, и она никак не могла
избавиться от подозрения, что миссис Пенимен время от времени получает о
нем какие-то вести.
33
тех пациентов, чьи болезни казались ему любопытными. Он снова ездил в
Европу и пробыл там два года; Кэтрин ездила вместе с ним, и миссис Пенимен
на этот раз тоже приняла участие в путешествии. Европа ничем не поразила
миссис Пенимен; оглядывая даже самые романтические окрестности, она часто
говорила: "Все это кажется мне таким знакомым". Добавим, что подобные
замечания обычно были обращены не к брату или племяннице, а к другим
путешественникам, если таковые оказывались поблизости, или даже к
проводнику, или к какому-нибудь пастуху, стоящему неподалеку.
заставившее ее вздрогнуть, - таким далеким прошлым повеяло на нее от его
слов.
и тогда уже ничьи надежды мне не помогут. Именно так придет ко мне смерть;
когда это случится, вспомни мои слова. Обещай мне после моей смерти не
выходить за Мориса Таунзенда.
ничего не сказала и еще некоторое время сидела молча.
ком-нибудь другом. Как и многие другие, он время от времени появляется в
обществе и по-прежнему ищет себе пару - он уже был женат, но теперь снова
свободен; не знаю, какими средствами он избавился от своей жены. Он в
Нью-Йорке, и захаживает к Мэриан, твоей кузине. Твоя тетка Элизабет видела
его там.
так и не нажил. Но этого, по-моему, недостаточно, чтобы уберечь тебя от
его чар, поэтому я и прошу тебя обещать не выходить за него замуж.
ее хранила образ прекрасного юноши.
мистере Таунзенде.
так же редко. Обещай мне это.
разбередила старую рану, вернула былую боль.
поняла отца. Она чувствовала только, что отец говорит с ней тем же тоном,
каким говорил много лет назад. Тогда она от этого страдала; и теперь весь
ее жизненный опыт, все ее благоприобретенное спокойствие и вся ее
невозмутимость восстали. Она была столь смиренна в юности, что теперь
могла себе позволить проявить известную гордость, а в просьбе отца (и в
том, что он считал себя вправе обратиться к дочери с этой просьбой)
таилось нечто оскорбительное для ее достоинства. Кэтрин не отличалась
воинственностью, и ее чувство собственного достоинства было под стать всей
ее скромной особе; но нарушение известных границ задевало его; отец
нарушил эти границы.
упряма!
была уже в летах.
простудился. Однажды в апреле он поехал в Блумингдейл (*13) навестить
душевнобольного, которого содержали в частном приюте; родные непременно
желали показать его известному врачу. В дороге доктора застиг весенний
ливень, а ехал он в открытой коляске и промок до нитки. Добравшись до
дому, он почувствовал зловещий озноб и к утру сильно занемог. "У меня
воспаление легких, - сказал он Кэтрин, - и я нуждаюсь в тщательном уходе.
Это мне не поможет, ибо я уже не встану; тем не менее я хочу, чтобы все,
решительно все, делалось так, словно я могу еще поправиться. Я не терплю
плохих сиделок; соблаговоли ухаживать за мной так, как если бы ты верила,
что еще есть надежда". Он сказал, кого из коллег пригласить к нему, и дал
Кэтрин множество подробных наставлений; она действительно ухаживала за
отцом так, как если бы надеялась на его выздоровление. Но доктор Слоупер
никогда в жизни не ошибался; не ошибся и на этот раз. Всю жизнь он
отличался крепким здоровьем, но теперь ему было уже почти семьдесят лет, и
болезнь одолела его.
Кэтрин не отходили от его постели.
что оно состоит из двух документов. Первый - составленный за десять лет до
смерти - содержал ряд распоряжений, согласно которым основную часть своего
имущества доктор завещал дочери и, кроме того, внушительные суммы
отказывал своим сестрам. Второй оказался дополнительным распоряжением,
которое было написано недавно и подтверждало долю миссис Пенимен и миссис
Олмонд; однако доля Кэтрин, согласно этой бумаге, уменьшилась впятеро
против первоначальной. "Она вполне обеспечена материнским наследством, -
гласила бумага, - так как тратила лишь малую долю процентов со своего
капитала. Благодаря этому состояние ее ныне достаточно велико, чтобы
служить приманкой для бессовестных авантюристов, а между тем у меня есть
повод думать, что она продолжает питать слабость к людям подобного рода".
Остаток своего капитала - и довольно значительный - доктор поделил на семь
неравных частей, которые пожертвовал разным американским городам на
больницы и медицинские школы.
деньгами, которые тебе не принадлежат; она сама сказала, что после смерти
доктора его деньги уже не принадлежали ему.
Кэтрин.
если бы оно было немного иначе написано!
34
предпочитала дом на Вашингтонской площади любому другому жилищу и лишь в
августе весьма неохотно переселялась на побережье. На побережье она
останавливалась в гостинице. В тот год, когда умер отец, она отступила от