вытеснив оттуда вино, заполнил их до краев. В гробницах он вытеснил из урн
прах покойников и даже его обрек новому разрушению. Этот ужасный град
заполнил глаза, рты и черепа всех найденных здесь скелетов. В Геркулануме,
где лава была иною и более плотной, она наступала, как море. Представьте
себе потоп, воды которого, достигнув своего высшего уровня, сделались
мрамором, - это и будет тем, что зовется здесь "лавою".
сейчас; наткнувшись на каменные театральные скамьи - вон те ступени (ведь
они кажутся нам ступенями) на дне колодца, - они обнаружили погребенный
город Геркуланум. Спустившись туда с зажженными факелами, мы с трудом
пробираемся среди высоких стен чудовищной толщины, которые громоздятся между
скамьями, загораживают сцену, высятся бесформенными грудами в самых
неподходящих местах, мешая понять план этого сооружения и превращая все в
чудовищный хаос. Сначала мы не можем поверить и представить себе, что это
сползло откуда-то сверху и затопило город всюду, где сейчас открыты проходы
- их пришлось вырубать в породе, плотной как камень. Но когда это понято и
осознано, нас охватывает неописуемый ужас и чувство безграничной
подавленности.
неаполитанском музее, куда они были заботливо переправлены, так хорошо
сохранились, словно только вчера написаны. Здесь есть натюрморты: съестные
припасы, дичь, бутылки, чаши и прочее; знакомые предания классической
древности или мифы, изображенные с неизменною убедительностью и ясностью;
группы купидонов, ссорящихся, играющих, занятых ремеслами; театральные
репетиции; поэты, читающие свои произведения в кругу друзей; надписи,
сделанные мелом на стенах; политические памфлеты, объявления, неумелые
рисунки школьников - все, чтобы заселить и воссоздать эти древние города в
воображении пораженного посетителя. Вы видите также всевозможную утварь -
светильники, столы, ложа, посуду столовую и кухонную, сосуды для напитков,
инструменты рабочих и хирургов; видите пропуска в театр, монеты, женские
украшения, связки ключей, найденные зажатыми в руках скелетов, шлемы стражи
и воинов, комнатные колокольчики, издающие и теперь мягкие, мелодичные
звуки.
сообщает ему неотразимую притягательность. Созерцать из обоих разрушенных
городов окрестные участки земли с их великолепными виноградниками и
роскошными деревьями, зная, что под корнями всех этих мирных насаждений все
еще погребены бесчисленные дома и храмы, здания за зданиями, улица за
улицей, дожидаясь, когда им возвратят сияние дня - до того поразительно, до
того полно тайны, что захватывает ваше воображение, как ничто другое. Ничто,
кроме Везувия; он - душа окружающего пейзажа. Возле малейших следов
причиненных им разрушений мы опять и опять и с тем же всепоглощающим
интересом смотрим туда, где курится в небе его дымок. Везувий перед нами,
когда мы пробираемся по превращенным в развалины улицам; он над нами, когда
мы стоим на развалинах стен; бродя по пустым дворикам при домах, мы видим
его сквозь каждый просвет между разрушенными колоннами и сквозь гирлянды и
переплетения каждой буйно разросшейся виноградной лозы. Свернув к Пестуму *,
чтобы осмотреть грандиозные сооружения древности - самое позднее из них
возведено за много столетий до рождения Христа, - горделиво высящиеся в
своем одиноком величии посреди дикой, отравленной малярией равнины, мы
провожаем взглядом исчезающий из виду Везувий, а на обратном пути с
неизменным интересом ждем, когда он покажется, ибо он - рок и судьба этого
чудесного края, ожидающий своего грозного часа.
солнце очень тепло, но в тени очень холодно, и хотя мы с удовольствием
завтракаем в полдень на вольном воздухе у ворот Помпеи, в соседнем ручье
сколько угодно толстого льда, и мы охлаждаем в нем наше вино. Но солнце ярко
сияет; на всем синем небе, расстилающемся над Неаполитанским заливом, нет ни
облачка, ни клочка тумана, а луна будет сегодня полная. Нужды нет, что лед и
снег лежат толстым слоем на вершине Везувия, что мы провели весь день на
ногах в Помпеях, что любители каркать твердят в один голос: иностранцам в
такое неподходящее время года не подняться ночью на эту гору! Давайте
воспользуемся прекрасной погодой, поспешим в Резину, деревушку у подошвы
Везувия, подготовимся там в доме проводника, насколько это возможно за такое
короткое время, к предстоящей экскурсии, немедля приступим к подъему,
встретим закат солнца на полпути, восход луны - на вершине, а в полночь
будем спускаться.
признанного старшего проводника с золотым галуном на фуражке, царит страшная
суматоха: тридцать младших проводников, препираясь и вопя во всю мощь своих
глоток, готовят к восхождению полдюжины оседланных пони, трое носилок и
некоторое число крепких палок. Каждый из тридцати ссорится с остальными
двадцатью девятью и пугает шестерых пони, а жители деревушки, сколько их
может втиснуться на маленький конный двор, также принимают участие в этой
сумятице и получают свою долю ударов лошадиными копытами.
штурм Неаполя, наша процессия трогается. Старший проводник, которому щедро
заплачено за его подначальных, едет верхом во главе всей компании; остальные
тридцать проводников следуют пешим порядком. Восемь идут впереди с
носилками, которые вскоре понадобятся, остальные двадцать два -
попрошайничают.
на грубо высеченные широкие лестницы. В конце концов мы оставляем за собою и
Эти тропы и виноградники по обе стороны их и выбираемся на мрачную голую
местность, где в беспорядочном нагромождении огромными красно-ржавыми
глыбами лежит лава; кажется, будто эта земля была вспахана огненными
стрелами молний. Мы останавливаемся посмотреть закат солнца. Кому довелось
видеть перемену, постигающую эту суровую местность и всю гору, когда красные
лучи гаснут и спускается ночь, невыразимо торжественная и мрачная, тот
никогда этого не забудет!
совершенно темно, когда мы подходим к подножию конуса, который исключительно
крут и кажется почти отвесным там, где мы спешиваемся.
гору. Холодный воздух пронизывает насквозь. Тридцать проводников и их
старший не захватили с собою факелов, зная, что луна взойдет раньше, чем мы
достигнем вершины. Двое носилок предназначены для двух дам, третьи - для
изрядно тяжелого джентльмена из Неаполя, вовлеченного в эту экспедицию своим
добродушием и гостеприимством, которое обязывает его, как хозяина,
показывать нам Везувий. Изрядно тяжелого джентльмена несут пятнадцать
проводников, каждую из дам - по полдюжине. Мы, пешеходы, опираемся, сколько
можем, на свои палки; и вот вся компания начинает с трудом двигаться вверх
по снегу, точно взбираясь на верхушку допотопного крещенского пирога.
озабоченно поглядывает по сторонам, когда один из участников нашей прогулки,
- не итальянец, но на протяжении многих лет habitue {Завсегдатай (франц.).}
Везувия (назовем его мистером Пиклем из Портичи), - замечает, что поскольку
сильно подмораживает и вулканический пепел, по которому обычно ступают,
покрыт снегом и льдом, спускаться, без сомнения, будет трудно. Но вид
носилок над нами, качающихся то вверх, то вниз и переваливающихся с боку на
бок, так как носильщики то и дело спотыкаются и скользят, отвлекает наше
внимание; в особенности это относится к изрядно тяжелому джентльмену,
который в этот момент оказывается в угрожающе наклонном положении, головой
вниз.
приунывшим было носильщикам. Подстегивая друг друга своим обычным девизом:
"Крепись, приятель! Скоро будем есть макароны!" - они храбро устремляются
вверх.
света на снежную вершину и изливала весь его поток в долину, теперь освещает
уже целиком и белый склон горы, и морскую гладь внизу, и крошечный Неаполь
вдали, и каждую деревню в окрестностях. Таков волшебный пейзаж вокруг нас,
когда мы выходим на площадку на вершине горы - в царство огня - к потухшему
кратеру, загроможденному огромными массами затвердевшего пепла, похожими на
глыбы камня, извлеченные из какого-нибудь грозного водопада и подвергнутые
сожжению; здесь из каждой трещины и расщелины валит горячий, пахнущий серою
дым, а из другого, конической формы холма - действующего кратера, - круто
вздымающегося на той же площадке в противоположном конце ее, вырываются
длинные огненные снопы, озаряя ночь красными бликами пламени, выбрасывая
клубы дыма и раскаленные камни и пепел, которые взлетают, как перышки, а
падают, как свинец. Какие же слова в состоянии описать мрачность и величие
этой картины!
зияющие повсюду расщелины, поминутные задержки из-за кого-нибудь,
потерявшегося во мраке (ибо густой дым заслоняет теперь луну), нестерпимый
крик тридцати человек и хриплый, издаваемый горой рев создают вместе с тем
такой хаос, что мы отшатываемся назад. Но протащив дам через эту площадку и
еще один потухший кратер к подножию ныне действующего вулкана, мы подходим к
нему с наветренной стороны и, усевшись у его подошвы среди горячей золы,
молча смотрим вверх, пытаясь представить себе, что происходит в недрах его,
если в эту минуту он на целых сто футов выше, чем был за шесть недель перед
этим.
силах оставаться на месте, и двое из нас, опустившись на четвереньки, в
сопровождении старшего проводника, подползают к краю пылающего кратера и
пытаются заглянуть в него. Тут тридцать проводников принимаются в один голос
вопить, что мы затеяли опасное дело, и зовут нас назад и пугают до смерти
всю остальную компанию.
кажется, вот-вот расступиться под нами и низринуть нас в огненную бездну
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Буджолд Лоис
Свержин Владимир
Акунин Борис
Каменистый Артем