что в деле Отца Маршалси никаких концов не найти, и с грустью должен был
отказаться от мысли помочь ему выйти на свободу. Набрести на какие-то
сведения, важные для самой Крошки Доррит, тоже, видимо, нечего было
рассчитывать; но он уверял себя, что именно ради нее решил возобновить
старое знакомство - а вдруг да окажется это как-нибудь полезным для
бедняжки. Нет нужды добавлять, что визит к мистеру Кэсби все равно состоялся
бы, если бы даже никакой Крошки Доррит и на свете не было; но ведь известно,
что всем нам ("нам" в смысле человечества; мы лично составляем, разумеется,
исключение) свойственно обманывать себя относительно причин, побуждающих нас
к тому или иному поступку.
Кэсби в приятной и даже по-своему искренней уверенности, что им руководит
лишь забота о Крошке Доррит - хотя Крошка Доррит тут была решительно ни при
чем. Мистер Кэсби жил близ Грэйс-Инн-роуд, в переулке, который ответвился от
этой улицы с твердым намерением одним духом сбежать вниз, к подножью
Пентонвиллского холма, и взобраться на его вершину, но, пробежав двадцать
ярдов, запыхался и остановился, да так и не сделал больше ни шагу. Теперь
этого переулка больше нет, но много лет он просуществовал там, сконфуженно
поглядывая на пятна чахлых садиков и прыщики беседок, испещрившие пустырь,
который ему так и не удалось пересечь.
поднимаясь по ступенькам, - и снаружи он такой же мрачный. Но на этом
сходство кончается. Я помню чинное спокойствие, которое там царит внутри.
Кажется, уже отсюда чувствуется запах сухих лепестков роз и лаванды".
служанка отворила дверь, его встретил знакомый аромат, точно в зимнем
холодном воздухе повеяло вдруг слабым дыханием давно прошедшей весны. Он
вошел в этот безмолвный, безмятежный, воздухонепроницаемый дом, и дверь,
затворившись за ним, словно отрезала его от шума и движения живой жизни.
Мебель в доме была солидная, старинная, по-квакерски строгая, но добротная,
и выглядела так внушительно, как обычно выглядит все - будь то деревянная
табуретка или человеческое существо, - что могло бы приносить много пользы,
а не приносит почти никакой.
клювом клетку, тоже как будто тикая. В камине гостиной, потрескивая, тикал
огонь. Перед камином сидел человек, и было слышно, как у него в кармане
тикает хронометр.
что они не были услышаны, и после ее ухода гость остался стоять у дверей, не
замеченный хозяином. Последний, человек почтенных лет, сидел в глубоком
кресле, вытянув на каминный коврик ноги в мягких туфлях, и медленно вращал
большие пальцы рук один вокруг другого. Отблески огня играли на его лице, и
от этого казалось, будто его пушистые седые брови шевелятся в такт тиканью.
Старого Кристофера Кэсби - это был он - можно было узнать с первого взгляда;
за двадцать с лишком лет он изменился не больше, чем добротная мебель, его
окружавшая, и чередование времен года проходило для него так же бесследно,
как для сухих лепестков роз и лаванды в фарфоровых вазах.
человека, которого так трудно было бы вообразить себе ребенком, как мистера
Кэсби. А между тем он почти не менялся на протяжении всей своей жизни. Прямо
напротив его кресла висел портрет мальчика, в котором всякий признал бы
сразу Кристофера Кэсби в возрасте десяти лет, даром что в руках он держал
грабли (предмет столь же любезный и необходимый ему, как водолазный
колокол), а сидел, поджав под себя одну ногу, среди цветущих фиалок, с
противоестественным в его годы глубокомыслием созерцая шпиль деревенской
церкви. То же гладкое лицо и гладкий лоб, те же ясные голубые глаза, то же
кроткое выражение. Конечно, ни сияющей лысины, от которой голова казалась
такой большой, ни обрамлявших ее седых кудрей, похожих на шелк-сырец или
стеклянную пряжу, которые никогда не подстригались и, ниспадая до самых
плеч, придавали этой голове такое благообразие - ничего этого на портрете не
было. И тем не менее в ангелочке с граблями легко было распознать все
приметы патриарха в бархатных туфлях.
домов говорили, что мистер Кэсби - последний из патриархов. И это название
очень к нему подходило: он был такой медлительный, такой седовласый, такой
спокойный, такой невозмутимый - чем не патриарх, в самом деле? К нему часто
подходили на улице с покорнейшей просьбой послужить моделью для картины или
статуи, изображающей патриарха; судя по настойчивости таких просьб,
художники и скульпторы решительно не способны припомнить или вообразить
черты, из которых складывается образ патриарха. Филантропы обоего пола
справлялись, кто этот почтенный старец, и услышав в ответ: "Кристофер Кэсби,
бывший управляющий лорда Децимуса Тита Полипа", восклицали разочарованно:
"Как, с такой головой, и он не радетель о благе ближнего? Как, с такой
головой, и он не покровитель сирых, не защитник беззащитных?" Однако с такой
головой он был и остался Стариком Кэсби, одним из самых богатых, если верить
молве, домовладельцев округи, и с такой головой он сейчас мирно сидел в
кресле в тишине своей гостиной. Впрочем, было бы верхом безрассудства
предполагать, что он мог бы сидеть там вовсе без головы, хотя бы и такой.
тотчас же на него вскинулись седые брови.
обо мне доложили.
может, он ожидал, что посетитель принес ему что-либо более существенное.
позвольте узнать, с кем... Ба, ба, погодите! Если не ошибаюсь, мне знакомы
эти черты! Уж не того ли я вижу джентльмена, о возвращении которого в родные
края недавно говорил мне мистер Флинтвинч?
которые могли произойти в его здоровье и состоянии духа за четверть века,
истекшие со дня их последней встречи, Кленнэм ограничился какой-то общей
фразой, вроде того, что все обстоит у него как нельзя лучше, и крепко пожал
руку обладателю "такой головы", озарявшей его своим патриархальным сиянием.
замечание, он должен был сознаться себе, что оно не блещет остроумием, и
вдруг понял, что волнуется.
мистер Кэсби. - Весьма прискорбно было услышать об этом, весьма прискорбно.
родителями и мною несколько испортились. Тому причиной послужило маленькое
семейное недоразумение. Ваша почтенная матушка, пожалуй, несколько ревниво
относилась к своему сыну. Я разумею вашу достойную особу, сэр, вашу
достойную особу.
было таким свежим, глаза такими ясными, голова такой величественной,
казалось, что он изрекает необыкновенно мудрые и добродетельные мысли. При
этом выражение лица у него было самое благостное. Никто не мог бы сказать,
где и в чем заключена его мудрость, добродетель и благость, но весь он был
словно овеян этими качествами.
прошлое. Теперь я время от времени навещаю вашу почтенную матушку и
неизменно восхищаюсь, видя, с каким мужеством и силою духа она переносит
свои тяжкие испытания, тяжкие испытания.
улыбался, скрестив руки и склонив голову набок, с таким видом, словно затаил
в своих мыслях нечто столь утонченное, что этого не выразишь словами.
Казалось, он отказывает себе в удовольствии высказаться до конца, чтобы не
воспарить слишком высоко, и из скромности ограничивается простым житейским
разговором.
случаем, - что в одно из таких посещений вы взяли на себя труд рекомендовать
моей матери Крошку Доррит.
один из моих жильцов? Да, да. Ее фамилия, точно, Доррит. Как же, как же. А
вы ее зовете Крошкой Доррит?
никуда не приведет.
несколько лет назад вышла замуж и зажила своим домом. Но она имела несчастье
потерять мужа вскоре после свадьбы. Теперь она снова живет у меня. Она будет
очень рада вас видеть, если вы мне позволите известить ее, что вы здесь.
но вы любезно опередили меня.
медленно и грузно ступая в своих бархатных туфлях (он был слоноподобного
сложения). На нем был просторный долгополый сюртук бутылочного цвета,
бутылочного цвета жилет и бутылочного цвета панталоны. Патриархи не носили
сукна бутылочного цвета, однако его одежда выглядела патриархальной.
нарушаемая тишина, как снаружи загремел ключ, который чья-то быстрая рука
поворачивала в замке, а вслед за этим хлопнула парадная дверь и почти тотчас
Буджолд Лоис
Посняков Андрей
Курылев Олег
Круз Андрей
Зыков Виталий
Посняков Андрей