партшколу, на укрепление газеты "Советский спорт". Так Ягубов сделался
журналистом. Теперь он получил возможность объяснять широким массам, что
спорт -- дело партийное, дело политическое, могучее средство воспитания
советского патриотизма. Спорт также идейно закаливал многомиллионную армию
болельщиков. Ягубовского тестя Топилина отправили на пенсию. Тот пытался
подавать Ягубову советы, как вести себя наверху или с подчиненными, но
Ягубов обрезал его, с улыбкой похлопывая по плечу.
болтать, а работать. Посмотрите, сколько ошибок вы наделали -- теперь
помалкивайте!
отправили из Москвы подальше, Ягубов по направлению Берии попал на работу в
Венгрию. Этим решением Берия убивал двух зайцев. Он отодвигал тех, кто при
Сталине был в фаворе, чтобы показать, что он сам против Сталина. Но
отодвигал так, чтобы старые кадры, как только ситуация переменится в его
пользу, можно было бы быстро вернуть.
Венгрии и предстал пред очи посла Кегельбанова вторым секретарем посольства.
Жена осталась с родителями в Москве.
Кегельбанова Ягубов.
не оценить деловитости второго секретаря и его исполнительности. Ягубов
наблюдал за сотрудниками посольства и прибывавшими в командировки советскими
гражданами: инженерами, спортсменами, артистами, партийными и комсомольскими
работниками. Скромный опыт в этой области у него имелся: он умел слушать
вполоборота. Посол Кегельбанов был с Ягубовым крайне обходителен не потому,
что они родились в одной станице. Он знал: земляк наблюдает за ним тоже и
как земляк может знать больше других. Понимая это, Степан старался делом
доказать послу, что он, напротив, умеет ценить заботу о себе и своих не
выдаст.
Кегельбанова. И не ошибся: в списке работников госбезопасности, секретно
награжденных орденами за умелое руководство подавлением контрреволюции в
Будапеште в 56-м, первым стоял Кегельбанов, а последним Ягубов. Вскоре посла
Кегельбанова, про которого западные газеты писали, что у него руки в крови,
пришлось забрать из Венгрии. Ягубов занимался более скромным делом и к тому
же ночью. Он руководил очисткой улиц от трупов. О нем западные газеты не
писали. Он остался служить в посольстве, однако тоже мечтал вернуться в
Москву.
эта была не очень далеко от дачи Хрущева, и они оставались товарищами. Он
рассказал Хрущеву, что его дочь скучает без мужа. Чистка партийного
аппарата, столь необходимая Никите Сергеевичу, проходила со скрипом. Свои
люди были нужны. Хрущев позвонил Кегельбанову выяснить, кто такой Ягубов, --
фамилия вроде знакомая. Кегельбанов в это время уже заведовал отделом в ЦК и
напомнил про список награжденных за Венгрию.
были свои люди.
и приземлился в Москве. Здесь вместо Информбюро организовалось агентство
печати "Новости". Хрущев включил в состав правления своего зятя Аджубея, а
заодно топилинского зятя Ягубова. В АПН Степан Трофимович смог проявить свой
опыт организатора. Издательство АПН начало бесплатно рассылать
пропагандистскую литературу во все страны. На местах под руководством
советских посольств создавались пункты АПН, кадры в которые направлялись
Комитетом госбезопасности и подбирались из местных коммунистов.
не могли не изменить внешнего облика и кругозора Степана Трофимовича.
Некоторая простоватость полностью исчезла. Понимание жизни стало более
значительным. Он скромно и хорошо одевался, был приятным собеседником,
чувствовал юмор, знал во всем меру. Он никогда не ошибался, кому звонить
лично, а кому через секретаршу, и в каком тоне разговаривать. Он стал
личностью, в которой мнение о себе и реальные достижения, хотя и не
уравнялись полностью, но сблизились. Он понимал, что от результатов
пропаганды его дальнейший рост зависел косвенно, от взаимоотношений с
руководством -- прямо. У Степана Трофимовича появились и преданные ему
подчиненные. Дети росли здоровыми, послушными и хорошо учились. Жена после
окончания института физкультуры работала мало, но с удовольствием играла с
детьми в теннис. Он любил детей, играл с ними вечерами, летом отправлял с
женой к старикам на Кубань, чтобы с малолетства приучались к труду. Словом,
Ягубов с полным основанием мог считать, что все у него в жизни складывается
как нельзя лучше.
возможно, из его мелкого роста. Он говорил и ходил слишком быстро.
Поспешность умаляла солидность. Ему приходилось останавливать себя, делать
паузу, а затем говорить и двигаться медленнее, без суеты, в соответствии с
его теперешним положением. И все чаще он задумывался о том, что ему пора уже
совершить новый прыжок. Не забыли ли о нем?
туда послом Кегельбанова, имевшего большой опыт работы в подобной ситуации в
Венгрии. Но это вызвало бы нежелательную реакцию. Политбюро назначает
Кегельбанова председателем Комитета госбезопасности, и профилактические
мероприятия в Праге под его командованием начинают организовывать из Москвы.
Егору Андроновичу понадобились дополнительные кадры. Список награжденных
орденами за Венгрию лежал перед ним на столе. Кегельбанов учитывал не только
опыт работы в Венгрии, но и последующую работу товарищей -- ведь прошло
двенадцать лет.
были на "ты", и предупредил, что он может понадобиться.
приветствием, слегка привстав.
"Лубянка" Ягубов не уважал. Он говорил обычно "аппарат" -- скромно и по
делу. 21 августа утром Ягубов услышал по радио сообщение ТАСС об оказании
братскому чехословацкому народу неотложной помощи.
остановился возле Китайгородской стены. Едва Ягубов подъехал, к нему подошел
человек и попросил пересесть в другую машину -- с занавесками. Через пять
минут машина нырнула в главное здание "аппарата", в ворота, что напротив
гастронома. Они молча поднялись на лифте на третий этаж и пошли по длинному
пустынному коридору со светло-зелеными стенами. В углах стояла охрана.
Ягубов ни о чем не спрашивал. Он заметил табличку "Председатель", когда они
вошли в дверь.
сидел пожилой секретарь в форме майора. Сопровождающий Ягубова человек
исчез. На пульте загорелся красный сигнал. Секретарь молча встал и открыл
дверь. Далеко в просторном кабинете со стенами из красного дерева,
украшенными восточными коврами еще Берией, Ягубов увидел за столом знакомое
лицо в тонких золотых очках. Владелец кабинета поправлял манжеты.
Кегельбанов поседел, волосы прижались, очки не скрывали мешков под глазами.
Егор Андронович поднялся, сдержанно поздоровался, спросил о самочувствии.
Степан Трофимович, как уже говорилось, был всегда здоров. У Ягубова
мелькнула мысль, что его пошлют в Чехословакию для профилактической работы,
с которой он успешно справился в Венгрии. Но тут же сообразил: раз его
привезли прямо в аппарат, за границу не пошлют.
ему в глаза, -- чтобы подготовить обращение группы членов ЦК КПЧ,
правительства и национального собрания ЧССР с просьбой о помощи. Помощь, как
ты знаешь, мы прошлой ночью оказали...
Когда приступить?
вытянувшийся по стойке смирно, добавил:
дождавшись, когда майор вышел. -- Я ведь чешским не владею...
Переводчика, я думаю, мы найдем. Садись и работай.
потоптался, не решаясь сесть за стол председателя с шестью телефонами. Он
примостился рядом, за длинным, покрытым зеленым сукном столом для совещаний.
На Ягубова пристально смотрел с портрета Дзержинский. Солнце слепило, ложась
через огромные окна длинными прямоугольниками на пол, и заставляло щуриться.
думал о том, почему именно на него пал выбор в столь ответственном
поручении. В своей незаменимости он не сомневался. Он умеет работать
оперативно. Тогда в Будапеште Ягубов не дал солдатам спать, подогнал
грузовики, и к рассвету все трупы погрузили, вывезли и закопали в ямы. Даже
улицы помыть успели. Ягубов и сам не спал -- носился на газике из Буды в
Пешт и обратно, хотя из окон еще стреляли. Нет, дело не только в
оперативности, важно тут, что он еще и журналист. Но разве у Кегельбанова
мало своих кадров, способных выполнить такую задачу? Тут важно еще и то, что
он, Ягубов, в стороне. Свой и в то же время не свой. Надежный, но не из