что он мужчина. Все вокруг, даже Герцогиня, только и твердят
ему: будьте мужчиной. Он отыщет себя. Кит был прав.
проделав половину пути присел отдохнуть на каменный выступ,
чтобы как следует проникнуться духом этого места. Безмолвие
окружало его. Смутные массы висли над головой, сквозь разрывы в
скальной стене различалось странное и все же знакомое мерцание
лежавшего внизу ландшафта. Все купалось в млечном сиянии полной
луны, льющемся из невидимого отсюда, скрытого за горой
источника, затоплявшего далекие виноградники и деревья
призрачным зеленоватым светом. Словно заглядываешь в другой
мир, подумал он, в мир поэта. Мир этот спокойно лежал перед ним
во всем своем блеске. Как хорошо понимаешь, очутившись в таком
месте, величие и романтику ночи! Романтика... Чем была бы без
романтики жизнь? Он вспомнил свой разговор с Мартеном и подумал
о том, как грубы представления ученого о романтичности. Жаль,
что материализм лишает беднягу радостей вроде этой. Ландшафт
под луною -- как много внушает он мыслей и чувств! А пещера
внизу -- о чем только не могла бы она поведать!
гением-покровителем этого места? Денису это было известно --
его друг, мистер Эймз, все ему объяснил. Меркурий вообще не
имел к данному месту ни малейшего отношения. Как доказал
библиограф, пещера получила свое название от одного
педантичного монаха, любившего бахвалиться своей ученостью
перед поколением, жадным до всего античного и норовившим к
каждому гроту прицепить латинское имя. Это была преднамеренная
фальшивка, состряпанная на заре археологии, когда исторического
критицизма еще не существовало. То же относится и к россказням
о человеческих жертвоприношениях и пытках. В них не содержалось
ни единого слова правды. К такому выводу пришел мистер Эймз в
результате систематического исследования как древних
авторитетов, так и самой пещеры. Легенды просто-напросто
сочинили, желая добавить пикантности местной
достопримечательности, изначальное, древнее название которой
было, по-видимому, утрачено, хотя мистер Эймз и не расстался с
надеждой как-нибудь натолкнуться на него вследствие одного из
тех счастливых совпадений, которые служат наградой любителю
старинных пергаментов и документов, трактующих о праве
землевладения. Выдумка чистой воды. Уцелевшие в пещере
старинные символы позволили мистеру Эймзу с определенностью
установить, что здесь совершались обряды куда более древние и
достойные -- обряды, посвященные некоему неведомому,
первобытному божеству плодородия, Матери-Земле. Имя древней
богини, подобно имени ее обители, также потонуло в забвении.
концепциях, -- сказал тогда Эймз. -- Впоследствии, уже при
римлянах, в пещере, судя по всему, совершались приапические
ритуалы. Можно, пожалуй, сказать, что ее тем самым унизили, не
так ли? От плодовитости к похоти, это, скорее, упадок. Хотя как
их разделишь? Всякая вещь стремится утратить свое священное
значение, тяготеет к падению, к дикости. Но корни идеи остаются
крепкими. Наделяя бога садов чувственными атрибутами, древние
помнили о безрассудстве, о расточительной изобильности всякой
природы -- не исключая и нашей с вами. Они пытались объяснить,
как получается, что пребывающий в здравом уме человек, когда им
правит желание, совершает поступки, о которых он тщетно
сокрушается потом, на досуге. Не думаю, чтобы они стремились
оправдать такие поступки. Иначе они отвели бы Приапу менее
двусмысленное место в небесной иерархии. Приап, как вы знаете,
не обладал всецело божественной сущностью. Я полагаю, они лишь
хотели со всей ясностью подчеркнуть, что от природы так просто
не отмахнешься. А жаль, -- добавил он.
животворных сил, соединяющих в одном могучем инстинкте высших и
низших тварей земных... Неотчуждаемое право человека и зверя
полагать собственный закон, способный обескуражить смерть и
наполнить землю молодостью, радостью, бурлением жизни. Право,
которое жреческие касты всех времен стремились прибрать к рукам
и которое торжествует над любыми препятствиями и освящает, хотя
бы плодами своими, самые буйные из человеческих порывов. Право
любить!
прежних времен, бестрепетно смотревшие жизни в лицо,
обожествили эту отрадную, всепоглощающую страсть. Он
преисполнялся уважением к жестокой необходимости, подвигающей
мир живых тварей на прекраснейшее и единственно вечное из их
усилий. Плодитесь и размножайтесь. Впервые в жизни он понял,
что не одинок на этой земле, что участвует в торжественном и
непрестанном движении, приближающем его к пульсирующему сердцу
Вселенной. В возможности взирать на себя как на целокупную
часть природы, имеющую предназначением творить, оставляя след
на земле, присутствовало величие и успокоение. Он ощутил себя
вступающим в гармонические отношения с вечностью -- почти
нашедшим себя. Теперь он понял, о чем говорил Кит.
на котором он сидел. Он снова начал спускаться.
что изнутри донесся какой-то звук. Он вслушался. Вот, опять --
несомненно человеческого происхождения звук, зародившийся в
нескольких ярдах от его лица. Шепот. Что-то там происходит --
поклонение Земле...
произносимых на языке, понять который способен не всякий. Денис
узнал этот голос. Голос сказал:
capire? О господи, ты что, не понимаешь?
впавшему в романтическое настроение. Ответа на его лихорадочные
мольбы не последовало. Вероятно, они оказались недостаточно
связными. Он начал снова, tremolo agitato, con molto
sentimento(21):
barca aquatica cum magna compania. Redibit tradissimo. Niente
timor. Amare multissimo! Ego morire fine te. Morire. Moritus.
Capito? Non capire? Ох, да capire же, чтоб я сдох!
оказался более вразумительным. Ибо густой южный голос,
перемежаясь переливистым смехом, с насмешливой покорностью
произнес:
пошел по ступеням вверх. Не было еще на земле человека
несчастнее его, хотя он едва ли успел ощутить всю глубину
своего унижения. Все в нем обмерло -- словно убийца ударил его
ножом. Он слышал, как стучит его сердце.
город уже утих. Минула полночь, фонари большей частью погасли.
Улицы были пусты. Издали до него долетало пение пьяного
путника, плетущегося домой то ли из таверны, то ли из Клуба.
стекавшихся к рыночной площади. Темный, тонкий и гибкий призрак
причудливо мотался из стороны в сторону, будто колеблемое
ветром черное перо. Мисс Уилберфорс! Спорхнув с какого-то
крыльца, она затянула вульгарную песню о том, как "Получил
известье Билл, отплывать пора". Денис перешел на другую сторону
улочки, надеясь ускользнуть незамеченным. Нет, слишком светло.
хриплым голосом, -- мы вроде знакомы! Ничего себе мы нынче
повеселились, верно? А ты на море, что ли, был? Ну, о чем там
твердят неуемные волны?
леди, что пару дней назад очаровала его? Та, что говорила об
Англии, пробуждая в нем воспоминания о родном доме? Игривым
жестом она запустила через улицу свою шляпу и, поднеся пальцы к
груди, закопошилась, расстегиваясь или расшнуровываясь.
Выглядело это при лунном свете ужасно.
Дениса в чувство. Он повернулся, чтобы уйти, и уже сделал
несколько шагов, когда голос прокаркал у него за спиной: