Чтение 37–й страницы книги ~Жестокий шторм~

дыхание:

- Что это?

Майк не утруждает себя ответом, но выскакивает из машины чуть ли не
раньше, чем она остановилась. Остальные за ним, но Майк добегает до ступеней
первым.

Хэтч идет в ослепительном свете, как лунатик, не замечая парящих и
кружащих в воздухе предметов. На его голову натыкается компьютер, Хэтч от
него отмахивается, и компьютер плывет в сторону, как под водой. Хэтч
подходит к Линожу, окруженному почти невыносимым светом.

Теперь мы видим, что Линож - старик с ниспадающими почти до плеч
неровными прядями седых волос. Щеки и брови его изрезаны морщинами, губы
запали, но это сильное лицо.., и на нем господствуют глаза, где крутятся
вихри красного и черного. Его обычная одежда исчезла, и он стоит в черном
облачении с блестящим и шевелящимся серебряным узором. В руке он по-прежнему
держит трость с волчьей головой, но теперь видно, что трость покрыта
магическими рунами, а другой рукой он хватает за плечо Хэтча.., только это
не рука, а когтистая лапа хищной птицы.

Он наклоняется, почти касаясь своим лицом лица Хэтча. Губы его
раскрываются, обнажая остроконечные зубы. Хэтч все это время смотрит
расширенными пустыми глазами.

- Дайте мне то, что я хочу, и я уйду. Скажи им.

Дайте мне то, что я хочу.., и я уйду.

Он поворачивается, взмахнув подолом своего одеяния, и шагает к выходу на
погрузочную площадку.

Двери магазина распахиваются, и врывается Майк, за ним его команда. Он
бежит по центральному пролету, перепрыгивает через перевернутый стол и
хватает Кирка Фримена за плечи.

- Что случилось? Где Хэтч? Кирк тупо показывает в сторону офиса. У него
нет слов. Майк кидается к двери.., и останавливается.

Офис выглядит так, будто здесь прошелся смерч. Повсюду разбросаны бумаги
и вещи, полощущиеся под ветром, врывающимся из открытой задней двери. На
полу валяется разбитый компьютер Хэтча. Клетка пуста. Перед ее дверью лежит
груда прутьев, и дверь по-прежнему заперта, хотя в ней и зияет дыра. А дыра
напоминает контуры человека.

Робби и Генри сидят у стены, крепко обнявшись, как дети в темноте. Хэтч
стоит посреди комнаты спиной к Майку, и голова его опущена.

Майк осторожно подходит к нему. Его спутники сгрудились в дверях, глядя
расширенными глазами с застывших лиц.

- Хэтч? Что здесь было? - спрашивает Майк. Хэтч не отвечает, пока Майк не
трогает его за плечо:

- Что здесь было?

Хэтч поворачивается. Его лицо после близкого знакомства с Линожем
изменилось. На нем печать страха, которая, быть может, не пройдет никогда -
даже если он переживет Бурю Века. Майк поражен.

- Хэтч! Боже мой, что?..

- Мы должны дать ему то, что он хочет. Если мы это сделаем, он уйдет.
Оставит нас в покое. Если нет...

Хэтч глядит в открытую дверь, где вихрями клубится снег. К ним медленно,
как старик, подходит Робби.

- Куда он ушел? - спрашивает он.

- Туда. В шторм, - отвечает Хэтч.

Камера смотрит от города на океан. Снег укрывает землю, наметает сугробы,
и море все еще бьет в берег и взметает в воздух пену. Где-то там - Линож,
как часть этой бури.

Затемнение. Конец акта пятого.

АКТ ШЕСТОЙ

На перекрестке Мэйн-стрит и Атлантик сугробы еще глубже, и еще несколько
витрин провалены внутрь. Теперь по улицам не пройдет даже вездеход, и
фонарные столбы засыпаны уже выше чем наполовину.

Камера снова отъезжает к аптеке, и мы видим, что внутри все стало зимней
тундрой. Морозно блестят в глубине аптеки буквы РЕЦЕПТУРНЫЙ ОТДЕЛ. Возле
витрины висит плакат СТУКНИ ОБОГРЕВАТЕЛЕМ ЗИМЕ ПО МОРДЕ!, но на этот раз
Зима смеется последней: стоящие в ряд обогреватели засыпаны снегом.

И часы с маятником уже засыпаны вместе с циферблатом, но они еще идут.
Сейчас они начинают отбивать время Раз., два...три.., четыре...

В доме Марты Кларендон в прихожей лежит ее тело, накрытое скатертью. И
слышен голос других часов. Пять , шесть.., семь.., восемь .

В детском саду Молли часы с кукушкой (детям нравится, как она выскакивает
и прячется - бесстыдно, как будто язык высовывает) подхватывают: девять..,
десять.., одиннадцать. , двенадцать. Сказав это последнее слово, птица
прячется обратно в ящик. В детском саду безупречно чисто, но несколько
зловеще, Стоят маленькие столики и стулья, картинки на стенах, доска, на
которой написано: "мы говорим "спасибо", "мы говорим "пожалуйста". Слишком
здесь много теней и слишком много тишины.

У погрузочной площадки возле магазина все так же лежит завернутое тело
Питера Годсо - теперь просто кусок льда.., но все так же торчат из-под
брезента его сапоги.

Офис так же усыпан бумагой и канцелярскими принадлежностями, и все так же
лежат грудой опавшие прутья, но теперь здесь пусто. Камера движется в
магазин, и там тоже никои" нет. Только перевернутый стоя и рассыпанные карты
в отделе консервов свидетельствуют, что здесь что-то случилось, какая-то
беда, но теперь уже беда эта не здесь. Большие настенные часы над кассой -
они на батарейках - показывают одну минуту первого.

В сарае-кладовой за зданием мэрии лежат два завернутых тела - Билли
Соамса и Коры Стенхоуп.

В ночной кухне мэрии все прибрано до блеска - чистые стойки, вымытые
кастрюли висят на сушилках. Небольшая армия городских дам (без сомнения, под
командованием миссис Кингсбери) сделала все, как следует, и все готово к
приготовлению завтрака - блинчики человек на двести. Настенные часы
показывают две минуты первого. Как и в детском саду "Маленький народ",
обстановка несколько зловещая - еле горящий свет (экономия горючего) и
завывающий снаружи ветер.

На табуретах у двери сидят Джек Карвер и Кирк Фримен. У них на коленях
охотничьи ружья. И обоих клонит в дрему.

- И как мы в такой каше что-нибудь увидим? - спрашивает Кирк.

Джек качает головой. Он тоже этого не знает.

В офисе мэрии тихо и бессмысленно потрескивает рация. Ничего, кроме
помех. У двери сторожат Хэтч и Алекс Хабер, тоже с ружьями. То есть..,
сторожит Хэтч, а Алекс дремлет. Хэтч смотрит на него, и мы видим, как он
обсуждает сам с собой, толкнуть ли Алекса локтем. Решает пожалеть спящего.

Камера показывает стол Урсулы, где спит Тесе Маршан, уронив голову на
руки. Камера смотрит на нее, потом уплывает вниз по лестнице. И мы слышим
сильно заглушенный помехами голос проповедника:

- Вы знаете, друзья, что нелегко быть праведным, но легко поддаться так
называемым друзьям, которые говорят вам, что грех - это естественно, что
небрежение - прекрасно, что нет Бога, который вас видит и можно делать все,
что хочешь, если не попадешься. Не скажете ли вы "аллилуйя"?

- Аллилуйя, - доносится приглушенный ответ.

У телевизора осталось человек десять. Они устроились в немногих
комфортабельных креслах и на диванах, которым место разве что на распродаже.
Все спят, кроме Майка. На экране - едва различимый в искаженном изображении
проповедник с приглаженными волосами, внушающий не больше доверия, чем
Джимми Сваггард на заднем дворе подозрительного мотеля.

- Аллилуйя, брат мой, - говорит Майк. - Трави дальше.

Он сидит в туго набитом кресле чуть поодаль от остальных. Вид у него
усталый, и, пожалуй, долго он бодрствовать не сможет. Он уже клюет носом. На
боку у него револьвер в кобуре.

- Братья и сестры, сегодня я буду говорить вам о тайном грехе, -
продолжает проповедник. - И сегодня напомню вам, аллилуйя Господу, что грех
сладок в устах, но горек на языке и ядовит в животе праведника. Да
благословит вас Господь, и не скажете ли вы "аминь"?

Майк, как выясняется, не скажет. Он уже уронил подбородок на грудь, и