Чтение 37–й страницы книги ~Два капитана~

дело? Когда мы жили в деревне, ты была совершенно белая. А теперь стала
какая-то черная.

Она остолбенела, даже открыла рот.

- В какой деревне?

- Когда умер отец, - сказал я и засмеялся. - Эх, ты, забыла! Все
забыла! И меня не помнишь!

Язык у меня немного заплетался, - должно быть, от радости. Ведь я
все-таки очень любил ее и восемь лет не видел, и она была так похожа на
мать.

- Саня? - сказала и она, наконец. - Господи! Да ведь мы думали, что
ты давно умер.

Она обняла меня.

- Саня, Саня! Неужели это ты? И тети Даши нет. Да садись же, что ты
стоишь? Откуда ты? Когда приехал?

Мы сели рядом, но она сейчас же вскочила и побежала в переднюю за
моим сундучком.

- Да подожди же! Куда ты? Скажи хоть, как ты живешь? Как тетя Даша?

- А ты-то как? Почему не написал ни разу? Ведь мы искали тебя. Даже
давали объявления в газетах.

- Не читал, - сказал я с раскаянием.

Только теперь я в полной мере оценил, что это была за подлость -
забыть о том, что у меня такая сестра. И такая чудная тетя Даша, которой
нельзя было даже сказать, что я вернулся, потому что она могла умереть от
радости, как мне только что заявила Саня.

- И Петя разыскивал тебя, - продолжала она. - Вот еще недавно писал в
Ташкент. Он думает, что ты живешь в Ташкенте.

- Петька?

- Ну да.

- Сковородников?

- Ну какой же еще!

- Где он?

- В Москве, - сказала Саня.

Я был поражен.

- Давно ли?

- А вот как вы с ним удрали.

Петька в Москве! Я не мог придти в себя от изумления.

- Саня, да ведь и я живу в Москве!

- Ну да?

- Честное слово! Как же он? Что делает?

- Ничего, хорошо. Он в этом году школу кончает.

- Фу, черт! Да ведь и я же! У тебя его карточки нет?

Мне показалось, что Саня немного смутилась, когда я спросил о
карточке. Она сказала: "Сейчас", вышла и сразу вернулась, точно вынула
Петькину карточку из кармана.

- Послушай, ведь он красивый, - сказал я и захохотал. - Рыжий?

- Рыжий.

- Фу, черт, как хорошо! А старик? Как старик? Не ужели правда?

- Что правда?

- Судья?

- Эва! Да он уже пять лет судья.

Мы все спрашивали и перебивали друг друга и снова спрашивали. Потом
Саня убежала на кухню, но я пошел за ней и сказал, что мне без нее скучно.
Это была святая правда - без нее мне сразу стало скучно.

Мы поставили самовар, затопили плиту, и потом прозвенел глухой
колокольчик в передней.

- Тетя Даша!

- Ты останься здесь, - сказала шепотом Саня, - а я ее подготовлю.
Правда, у нее очень сердце плохое...

Она вышла, и вот я услышал в соседней комнате такой разговор:

- Тетя Даша, ты, пожалуйста, не волнуйся. У меня очень хорошая
новость, так что ты должна не волноваться, а наоборот.

- Ну, говори, коза.

- Тетя Даша, ты сегодня пироги раздумала ставить, а придется.

- Петя приехал?

- Петя-то Петя, да не совсем. Тетя Даша, не волнуешься?

- Нет.

- Честное слово?

- Фу ты! Ну, честное слово.

- Вот кто приехал! - И Саня открыла дверь в кухню.

Замечательно, что тетя Даша узнала меня с первого взгляда.

- Саня, - тихо сказала она.

Она обняла меня. Потом села и закрыла глаза. Я взял ее за руку.

- Голубчик ты мой! Да ты ли это?

- Я, тетя Даша.

- Да не во сне ли я?

- Нет, тетя Даша.

Но тетя Даша, кажется, не поверила мне, потому что снова закрыла
глаза, как будто и точно уснула.

- Голубчик ты мой! Жив? Да где же ты был? Ведь мы тебя по всему свету
искали.

- Знаю, тетя Даша. Это я виноват.

- Виноват! Господи! приехал и еще говорит - виноват. Милый ты мой! Да
какой же ты молодец стал! Какой красавец!

Тете Даше я всегда казался красавцем...

Что еще вспомнить, что еще рассказать об этой незабываемой встрече?
Разве что тетя Даша вскочила на полуслове и сказала Сане шепотом, с
ужасным выражением: "Не накормили?" Что я покатился со смеху, увидев
заваленный всякой снедью стол и услышав, что это называется "закусить
перед обедом".

С этой минуты я, кажется, только и делал, что ел. Рассказывал и ел.
Потом тетя Даша объявила, что я грязный, и пришлось влезть в ванну и
вымыться. Так прошел день.

К вечеру, намывшийся и объевшийся, я сидел в столовой, а Саня и тетя
Даша сидели по правую и левую руку и смотрели на меня с такой любовью, что
мне было совестно, честное слово! Потом пришел судья.

Охранник не наврал - старик снял усы. Он помолодел лет на десять, и
теперь уже трудно было представить, что он варил мездровый клей и возлагал
на него такие надежды.

Он знал, что я вернулся: Саня звонила ему по телефону.

- Ну, блудный сын, - сказал он и обнял меня. - И не боишься, что я
тебе голову сниму? Ах, ты, прохвост!

Что я мог сказать в свое оправдание? Я только крякнул с раскаянием.

Поздней ночью мы с ним остались одни. Старик желал знать, что я делал
и как жил с тех пор, как уехал из Энска. Точно, как судья, он строго
спрашивал обо всех моих делах - школьных и личных.

Я сказал, что хочу быть летчиком, и он замолчал, надолго уставясь на
меня из-под густых бровей с длинными жесткими волосами.

- Военным летчиком?

- Полярным. А придется - военным.

Он замолчал.

- Опасное, но замечательное, интересное дело, - сказал он.

Только одного я ему не рассказал: что приехал в Энск вслед за Катей.
У меня язык не повернулся объявить ему, что если бы не Катя, быть может,
еще немало времени прошло бы, прежде чем я вернулся в родной город, в
родной дом.

Глава тринадцатая

СТАРЫЕ ПИСЬМА

Я проснулся оттого, что кто-то приоткрыл дверь в столовую и тихо
сказал: "Спит". За стеной осторожно зазвенела ложечка о стакан, и я понял,
что Саня, чтобы не разбудить меня, завтракает в кухне. Я решил сейчас же
встать и, кажется, встал. Но неизвестно, сколько времени прошло, и
оказалось, что я не встал, а сплю и только ругаю себя во сне за то, что не
встал.

Словом, я проспал часов до одиннадцати. Саня давно уже была в школе,
старик на службе, а тетя Даша успела уже "поставить обед", как она мне
сообщила.

За чаем она все ужасалась, что я ничего не ем.

- Вот как вас кормят, - сказала она с негодованием. - Цыган лучше
свою лошадь кормил, и то подохла.

- Тетя Даша, я же вчера объелся! Честное слово, до сих пор живот
болит. Тетя Даша, а ведь я вас на старом месте искал. Дома-то снесли?

- Снесли, - сказала тетя Даша и вздохнула.

Мы поговорили о соседях. Оказывается, Минька, который когда-то
поразил мое воображение, служит теперь капитаном на пароходе "Тургенев",
бывший "Нептун". Дядя Миша, староста артели грузчиков, умер в прошлом
году, а сын его - председатель городского Совета. Я рассказал тете Даше о
Гаере Кулии. Она ахала и ужасалась.

- Тетя Даша, а ты знаешь Бубенчиковых?

Бубенчиковы были родственниками Нины Капитоновны, и я не сомневался,
что Катя поехала к ним.

- Оглашенных-то? Кто их не знает!

- Почему оглашенных?

- Их поп оглашал, - сказала тетя Даша. - Они попа прогнали, и он их
огласил. Это давно было, до революции. Ты еще маленький был. А тебе зачем?

- Мне нужно им привет из Москвы передать, - соврал я.