дорогие ему наброски плоского морского берега и очень хотел, чтобы мать с
дочерью их увидели. Миссис Ливерс они были, пожалуй, интереснее, чем его
матери. Для миссис Морел было важно не его искусство, а он сам и его
достижения. Но миссис Ливерс и ее дети были, можно сказать, его
почитателями. Они воспламеняли его, разжигали в нем стремление работать,
тогда как его мать старалась воспитать в нем спокойную решительность,
терпение, упорство, неутомимость.
лишь видимостью. Если они чувствовали, что могут положиться на человека,
все они становились на удивление добрыми и славными.
Эдгар.
прореживать турнепс. Он часто забирался с братьями Ливерс на сеновал и
рассказывал им про Ноттингем и про фабрику Джордана. В ответ они научили
его доить и позволяли в свое удовольствие делать нетрудные работы -
ворошить сено либо крошить турнепс. Среди лета он вместе с ними работал
весь сенокос и вот тогда-то и полюбил их. Семья, в сущности, была отрезана
от мира. Молодые Ливерсы чем-то напоминали "Les derniers fils d'line race
epuisee" [последних сынов угасающего рода (фр.)]. Крепкие и здоровые, все
они были чрезмерно уязвимы и робки и оттого одиноки, но уж если кто
завоевывал их доверие, они оказывались надежными и чуткими друзьями.
чем она его отличила. Однажды в скучный послеобеденный час, когда мужчины
были в поле, а младшие в школе и дома оставались только Мириам с матерью,
девушка, поколебавшись, сказала Полу:
мужчин и у женщин такие разные представления о том, что достойно внимания,
и над многим, что ей мило, чем она дорожит, братья так часто потешались и
насмехались.
и потемней, был рассчитан на четырех коров. Под недовольное кудахтанье
потревоженных кур, взлетевших из кормушки, Пол и Мириам прошли к длинному
толстому канату, который свисал с балки в темноте над головой и был
закинут на крючок в стене.
ему не терпелось попробовать. Но тотчас встал.
сделала, чтоб Полу было удобнее. Приятно было об этом позаботиться. Он
пока придерживал канат.
побаловать его. Пол посмотрел на нее.
коровника, ведь верх двери откинут, и виден мелкий дождь, грязный двор,
понурый скот у черного навеса для повозок, а за всем этим серо-зеленая
стена леса. Мириам стоит внизу в малиновом шотландском берете и смотрит на
него. Он сверху глянул на нее, и она увидела, как блестят его голубые
глаза.
упиваясь полетом, устремляется то вверх, то вниз. И сверху он смотрел на
девушку. Из-под малинового берета выбиваются темные кудри, а прелестно
зардевшееся лицо, такое покойное, когда она задумчива, поднято к нему.
Здесь темно и прохладно. Вдруг со стропил крыши слетела ласточка,
метнулась к двери и выпорхнула наружу.
поднимается, потом опускается в воздухе, будто его поддерживает какая-то
сила.
есть это замирающее движение качелей. Она смотрела на него завороженно.
Вдруг он затормозил и соскочил наземь.
замечательные!
доволен.
а то ушибешься о кормушку.
подходящий миг, как верно рассчитал силу толчка, и испугалась. Горячая
волна страха затопила все ее существо. Она у него в руках. Опять в самый
подходящий миг уверенно и неотвратимо он ее подтолкнул. Почти теряя
сознание, она вцепилась в канат. И от страха засмеялась. Крикнула:
должен был опять подтолкнуть качели, и сердце Мириам затопила жаркая боль.
Но Пол не качнул. И девушка перевела дух.
болезнью, - сказал Пол и вновь уселся на качели. - У меня уж наверняка
никогда не будет морской болезни.
воедино с взмывающими и ухающими вниз качелями, весь он, всеми своими
фибрами в полете. Ни ей, ни братьям ее не дано такое самозабвенье. А
сейчас оно опалило и ее. Как будто, проносясь в воздухе, Пол уподобился
пламени и зажег огонь у нее в груди.
тремя ее членами - с матерью, Эдгаром и Мириам. К матери его влекло то
сочувствие и та притягательная сила, которая помогала ему изливать душу.
Эдгар стал его закадычным другом. А к Мириам он более или менее снисходил,
такой она казалась смиренной.
альбом с набросками, она, а не кто другой, дольше всех раздумывала над
последним его рисунком. Потом глянет на него. И вдруг темные глаза ее
засветятся, точно воды во тьме, взбаламученные золотой струей, и она
спросит:
у него перехватывало дыхание.
зыбко, словно бы я рисовал зыбкое вещество листьев и всего прочего, а не
жесткую форму. Определенность мне кажется мертвой. Только вот такая
зыбкость и есть подлинная жизнь. Форма это мертвая корка. Истинная
сущность зыбка.
давали ей ощущение жизни, наполняли смыслом то, что прежде ничего для нее
не значило. Она ухитрялась найти некую суть в словах, которые он с трудом
подбирал для слишком отвлеченных мыслей. Через его речи она постигала то,
что ею любимо в вещном мире.
красным, ослепительным закатным светом. Он работал молча.
скажи, что здесь - стволы сосен или возносятся вверх раскаленные уголья,
рассекает тьму летучий огонь? Вот вам неопалимая купина, она вовеки не
сгорит.
великолепны и совсем как живые. Пол закрыл ящик с красками и встал. Вдруг
внимательно посмотрел на Мириам.
карие глаза.
- Ты никогда не бываешь веселая или даже просто довольная.
Орлов Алекс
Громыко Ольга
Самойлова Елена
Березин Федор
Грабб Джеф
Кервуд Оливер Дж.